Если бы все было иначе, Менчерес повлиял бы на тягу, которую чувствовал к Кире, первой женщине за тысячи лет — возможно когда-нибудь — желающей его без скрытых мотивов. Но его время почти истекло.

Конечно, льстивые комментарии Киры могли также склонять его к тому, чтобы отпустить ее. Кира не намекала о каком-либо желании к нему с того дня у бассейна. Было вполне правдоподобно, что она попыталась очаровать его, чтобы он отпустил ее, поняла, что это не сработает, и прекратила. Менчерес ощутил острую боль, когда предположил такое. Да. Это было гораздо более вероятно.

— Снова лечение? — голос Киры прервал его размышления. Это звучало, как будто она глубоко вздохнула и ее пульс ускорился. — Хорошо, те же помогли, и я должна найти возможность пойти с тобой… Я говорила, что чувствую себя лучше, и я была на антибиотиках в течение нескольких дней… Да, мой телефон дома все еще барахлит… ну, я заснула и забыла зарядить батарею. Извини, что пропустила твой звонок. Я позвоню тебе завтра. Обещаю. Люблю тебя, Крошка-Ти.

Щелчок просигнализировал, что Кира повесила трубку, но Менчерес остался там, где был. Внезапная неровность ее дыхания сказала, что она борется со слезами. Кира не была склонна к слишком острому реагированию до сих пор, так что ее сестра должно быть очень больна. Менчерес почувствовал укол вины, что не может ускорить возвращение. Независимо от состояния ее сестры, это не означало ничего нового, и Менчерес не мог позволить Кире покинуть его с нетронутыми воспоминаниями. Если повезет, она пробудет здесь всего лишь день или два.

— Я закончила, — крикнула Кира, ее голос был более хриплым, чем обычно.

Менчерес поднялся, радуясь, что она не попыталась тайно сделать еще один звонок. Это свидетельствовало об осторожности и понятливости, двух вещах, недооцененных в современное время, из того, что он наблюдал. Когда он вошел в библиотеку, глаза Киры были сухими; но нахмуренный лоб и ее запах свидетельствовали о глубоком беспокойстве.

Он не пытался ее гипнотизировать последние два дня. Возможно, прошло достаточно времени, чтобы стереть воспоминания, даже если он все еще не может слышать ее мысли.

— Кира, я попытаюсь прорваться в твой разум снова. Если это пройдет успешно, ты сможешь вернуться домой сегодня ночью.

Она посмотрела на него и в этом взгляде были одновременно надежда и настороженность. Он также обнаружил смешанные чувства по этому поводу. Логика говорила, чем быстрее Кира уйдет, тем лучше будет для них обоих, но несмотря на это, он знал, что будет… скучать по ней.

Глупо скучать по женщине, которая не хотела ничего большего, как забыть, что она когда-то встречала его, он нашел бы это смешным, если бы шутка была не про него.

— Хорошо, — сказала Кира, вставая.

Его глаза вспыхнули изумрудным, когда соединились со светом ее зеленых, убеждая ее не отводить взгляд.

— Кира. — Ее имя было почти шепотом, но возбуждающая энергия наполнила это единственное слово. — Иди ко мне.

Она подошла, взяв его за руки, которые он протянул ей. Ее сердцебиение, дыхание и движение крови по венам были симфонией звуков, взывающих к нему. Но ее разум оставался тихим, изолируя свои секреты за стеной, за которую он не мог пробиться.

— Открой свой разум для меня, — выдохнул он, выпуская больше своей силы.

— Я… пытаюсь, — сказала она сквозь зубы, выхватывая свои руки из его хватки.

Эта ментальная стена покачнулась, но не пала. Менчерес выпустил ее руки и отступил назад.

— Все еще слишком рано, — сказал он, больше обеспокоенный осознанием того, что он освобожден от необходимости сказать Кире "прощай" сегодня вечером, и своей неспособностью снова вторгаться в ее разум.

— Прошло почти пять дней с того утра на складе, — сказала Кира, кружа вокруг в разочаровании. — Пять дней пребывания здесь. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Давай же, отпусти меня.

У нее не было сомнений в своем желания забыть его навсегда — или в лучшем случае, никогда больше его не видеть. Если бы только он чувствовал такую же целенаправленную отрешенность над ней.

— Твоя сестра считает, что ты восстанавливаешься после гриппа, и твоя работа сохранена. Я знаю, что эта ситуация не твой выбор, но она скоро закончится.

Кулаки Киры сжались и ее естественный сладостный аромат испарился. — Моей сестре нехорошо.

— Есть ли опасность, что она умрет в ближайшие дни? — напрямик спросил Менчерес.

Кира колебалась, кусая губы. — Нет.

— Тогда я не могу оправдать риск.

— Послушай, она напугана! — огрызнулась Кира. — Я не думаю, что такое часто случается с вампирами, но случается с нами остальными. Эти госпитализации тяжелы для Тины. Они били по ее спине, чтобы ослабить слизь в легких, затем назначили лечение, чтобы помочь ей легче дышать. Она моя младшая сестра, я сказала ей, что буду там с ней. — Голос Киры колебался, став холодным. — Я сказала ей, что она может всегда рассчитывать на меня.

Менчерес закрыл глаза. Кира не знала этого, но преданность была одним из качеств, которые он ценил больше всего. И он понял все слишком хорошо, то чувство ответственности, которое Кира чувствовала по отношению к кому-то, кого она считала своим. Он внимательно изучал ее сильное, красивое лицо и линию упрямого подбородка. Любые манипуляции им, Кира попыталась бы оправдать. На ее месте, Менчерес сделал бы то же самое.

— Есть одна вещь, которая может ускорить мои способности, чтобы стереть твои воспоминания.

В выражении Киры появилась надежда, и она сделала шаг к нему.

— Какая? В любом случае я сделаю это.

Будет ли она по-прежнему говорить так, когда услышит, что за этим последует? — Твоя кровь даст мне большую власть над тобой. Для людей с очень сильным разумом, пить ее иногда необходимо, чтобы загипнотизировать их. Ты очень волевая, Кира. Может быть, большое количество моей крови в твоем организме не позволяет мне манипулировать твоим разумом.

Кира побледнела, когда осознала то, что ей придется делать. Менчерес смотрел на нее, сохраняя равнодушное выражение. Было ли ее покровительство сестры больше, чем страх предложить свое горло вампиру?

Она с трудом сглотнула, потом коротко кивнула. — Хорошо. Давай сделаем это.

Он был удивлен ее быстрой капитуляцией. — Ты понимаешь, что это значит, что я укушу тебя и буду пить твою кровь? — спросил он, просто на случай, если она не поняла.

Кира выдавила короткий смешок. — Ты — вампир. Я не думаю, что ты будешь использовать иглу и соломинку.

— Ты не боишься? — бросил он ей вызов.

Ее взгляд бледно-зеленых глаз был твердым, даже когда ее пульс начал учащаться. — Ты обещал не причинять мне вред. Поэтому мне нечего бояться.

Лояльность. Храбрость. Решимость. Характерные черты Киры были как сияние факела на все его годы беспощадности. Долго спящие эмоции переполнили его, и его глаза вспыхнули зеленым. Он не мог вспомнить, когда в последний раз он встречал кого-то с ее качествами. И ее кровь станет частью его, когда он будет пить из нее. Когда Кира откинула волосы назад и встала всего в дюйме от него, он обнаружил, что хотел ее крови в себе так сильно, что не смел, коснуться ее, чтобы не травмировать своей настойчивостью.

Она вздрогнула, оглядываясь через плечо. — Ощущается, как что-то просто причешет меня… ты такое не ощущаешь?

Его сила развивалась и оборачивалась вокруг нее во всех отношениях, которые он не мог себе позволить. Менчерес умерил ее, просто позволяя своей ауре ласкать ее без окутывания энергией, поглаживая ее кожу, словно десятками рук.

— Подойди ближе, — прохрипел он, все еще не доверяя себе прикоснуться к ней. Прошло так многовремени с тех пор, когда он испытывал что-то такое же сильное к женщине. Неожиданный всплеск необходимости скользнул сквозь него, наполняя кожу энергией. Если так он чувствовал себя в ожидании укуса Киры, то как это будет чувствоваться, обладая ее телом? Наполнить ее красные губы медленным, восторженным криком, когда он направит свою плоть глубоко внутрь нее?