— Кира. Мы должны остановиться.

Менчерес вынудил себя сесть, поднимая и Киру до тех пор, пока ее прекрасное лицо, вместо того чтобы прижиматься к его плоти, в замешательстве не уставилось на него.

— Что-то не так?

Все в ней искушало его забыть все принципы. Ее грудь напряглась, кружевное нижнее белье скорее завлекало, чем прикрывало, а лимонный аромат от желания приобрел и сладость, и оттенок мускуса. Он закрыл глаза. Если он только позволит себе предположить, что ее вкус столь же приятен, как и запах…

— Мы не можем. На тебя влияют новые чувства. Если бы я взял тебя, потом ты бы злилась на меня, причем справедливо, за то, что я воспользовался твоим состоянием.

С губ Киры сорвался звук, похожий на нечто среднее между фырканьем и полным неверия смехом.

— Ты собираешься остановиться только потому, что, как ты думаешь, я не знаю, чего хочу?

Он попытался вспомнить то, что говорил другим обращенным им же вампирам, когда оказывался в подобных обстоятельствах, но он никогда не хотел никого из них со столь яростным желанием, что разрывало его сейчас. Сложно сформулировать логичные фразы, когда все его внимание продолжают отвлекать аромат Киры на его коже, само ее присутствие рядом и то, как восхитительно она выглядит в своем малюсеньком нижнем белье.

— Ты бы не выбрала это по своему собственному, свободному от влияния, желанию, — удалось выдавить ему. Будь еще хоть капельку сложнее, он назвал бы это пыткой.

Кира вскочила на ноги одним единственным прыжком, хватая с земли брюки и свитер.

— Невероятно. Ты всегда думаешь за других людей? Или ты приберег это только для меня?

Язвительность в ее тоне стала неожиданностью. Она решила, что он отказался от нее из-за недостатка желания? Сама мысль была бы смехотворной, если бы в данный момент ему не было так плохо.

— У меня был опыт с новообращенными вампирами. Сейчас твои действия направляются новыми чувствами, а не волей. Принять за истину то, что ты говоришь при данных обстоятельствах, эквивалентно —

— Ты на самом деле решаешь за других людей, — оборвала Кира, натягивая джинсы. — Вау, наверное, их это бесит. Меня, кстати, тоже. Поздравляю, ты выиграл. Теперь я тебя больше не хочу.

— Раньше ты никогда себя не предлагала, — сорвался Менчерес, и весь его тщательно поддерживаемый фасад раскололся под весом отчаяния. — Ты неделю оставалась под моей крышей, когда мы встретились, и все то время ты твердила о том, как хочешь уйти. Не о жажде моего внимания.

Она шагнула вперед с не до конца застегнутыми джинсами, замок которых она оторвала, когда резко натягивала их на себя.

— Когда мы встретились в первый раз, я думала, что ты собираешься убить меня. Потом, когда я поняла, что ты этого не сделаешь, ты все еще держал меня пленницей. Я не собиралась потворствовать себе в похотливых последствиях Стокгольмского синдрома, сказав своему похитителю, как я горю из-за него — хотя, если помнишь, что-то такое я тебе и сказала однажды. Затем, когда ты отпустил меня, и я получила возможность проявить то, что я чувствовала к тебе, ты просто исчез. Я думала, что тебе все равно. Если бы не то, что ты сделал с моим боссом, я бы никогда не стала искать тебя…

Кира резко остановилась и отвернулась, быстро натягивая свитер. Он тоже разорвался от силы рывка, свисая теперь с нее, словно пончо. Менчерес подскочил, схватил ее за руку и развернул к себе. Что-то сжалось в его груди. Что это было?

— Ты искала меня? Когда?

Резкий смех сорвался с ее губ.

— Следующей же ночью после того, как ты загипнотизировал моего босса. Я обошла все места в моих старых досье, которые можно было бы связать со сверхъестественным. Знаешь, почему я оказалась в стриптиз-клубе той ночью? Я вовсе не расследовала случай о без вести пропавшей; Дженнифер я нашла чисто случайно. Я искала там какую-нибудь связь с тобой, потому что хотела увидеть тебя снова, несмотря на всю эту фигню «похититель/пленница» между нами.

В течение нескольких секунд Менчерес не мог говорить. Той ночью она пришла в клуб в поисках его? И другие ночи провела точно также? Могла ли Кира на самом деле чувствовать к нему ту необъяснимую, неизбежную тягу, что он чувствовал к ней? Это противоречило возможности, что она стала бы искать его по какой-либо другой причине. Ее индивидуальность была не совместима с людьми, которые стекались к неумершим в поисках острых ощущений в компании вампира, и ни для чего другого она в нем не нуждалась. Он удостоверился в этом, когда уходил, дав ей кровь, которая могла ей потребоваться для сестры.

Она смотрела на него, и в ее зеленых глазах отражался лунный свет.

— Скажи что-нибудь. Пусть даже, что я идиотка, раз гонялась за тобой, и что я заслужила то, что стала вампиром. По крайней мере, это лучше, чем молчание.

Ее неприкрытая честность была так не похожа на его обычную, осторожную речь. Разум твердил ему сказать Кире, что она права. Что для человека, погрузившегося в мир вампиров без защитника обычно все заканчивается серьезными последствиями, но он просто не мог произнести это вслух. Не мог он сказать Кире и другие слова, в которые ей бы лучше поверить, несмотря на то, что это ложь: что он не чувствует к ней ничего большего, чем к любой другой своей собственности. Однако под весом ее пристального взгляда вся его холодная логика рухнула, и он ответил с той же честностью, что и она.

— Я — Мастер огромного клана вампиров и людей, и да, я часто думаю за других. Кроме того, я предал почти всех, кого любил, включая свое участие в убийстве моей жены и сокрытие важной информации от моего соправителя. Другие мои грехи слишком многочисленны, чтобы их перечислять, и в моем будущем маячит верная смерть, поэтому, как только ты сможешь контролировать себя, Кира, будет лучше, если ты забудешь меня.

Она продолжала смотреть на него спокойным, пронизывающим взглядом, и ни капли отвращения или шока не отразилось на ее лице. Менчерес молчал, ожидая, что в любой момент смысл его слов дойдет до нее и ее реакция изменится, но проходили минуты, а выражение ее лица не сменилось от вдумчивого созерцания на что-либо другое.

— Я проголодалась, — сказала она, наконец, отворачиваясь и направляясь через лес к дому.

Он пораженно смотрел на ее удаляющуюся фигуру. Где упреки? Где осуждение его характера, с которым столь многие быстро набросились бы на него, скажи он им то же самое? Кроме того, он не ощущал от Киры надвигающийся приступ голода, но, возможно, она отгородила себя. Или же научилась предвидеть свои желания.

Он слегка встряхнул головой и последовал за ней, оставив рубашку на земле. У него итак уже имелось слишком много мучительных воспоминаний о сегодняшней ночи и без подобного сувенира.

Несмотря на это, он еще раз облизал губы, поглощая вкус Киры и вспоминая ощущение ее дрожащего от удовольствия тела на себе. Если бы он знал, что она искала его, что ее желание не было полностью основано на новых чувствах, не поддающихся контролю, хватило бы у него сил отказаться от нее тогда?

Нет.Ответ отразился по всему его телу, сопровождаемый немедленно возникшим новым ядовитым вопросом.

Теперь, когда он знал все это, хватит ли у него сил держаться от нее подальше?

Несмотря на то, что оставался еще глоточек, Кира заставила себя опустить кружку и толкнула ее через стол к Горгону.

— Я все.

Выдавить из себя эти слова, было, казалось, сложнее всего, и все же она почувствовала наплыв гордости, хотя голод и ревел, требуя, чтобы она схватила эту кружку и слизала все до последней капельки.

Горгон усмехнулся.

— Это только пятый твой день в качестве неумершей. Ты сильная, да?

Кира натянуто улыбнулась.

— Годы сидения на диете делают множество женщин стойкими в делах контроля аппетита. Кто бы знал, что «скажи “нет” десертам» окажется учебным лагерем для превращения в вампира?

Горгон рассмеялся, взял кружку и смыл оставшуюся кровь в раковине. Кира заметила, что он никогда не пил из пакетиков, соответственно не ставя под угрозу полноту ее питания, однако исчезал на несколько часов каждую ночь. Она надеялась, что он менял своих доноров, или уж хотя бы на то, что их ближайшие соседи не страдали анемией.