Стейси проснулась утром и удивилась, что спит в одежде, лежа на кровати в своей комнате и лишь слегка прикрытая покрывалом. Она не помнила, как добиралась вчера сюда. Кажется, она решила приготовить ужин, присела за стол на минутку, прикрыла от усталости глаза… Все. Провал в памяти. Как в кино.

Стейси села, протерла глаза. Вчерашний дождик уже откатился за горизонт, и в окна било жаркое и совсем уже летнее солнце. Хотелось отправиться на пляж и провести там целый день, лениво валяясь на песочке и ничего не делая. И хорошо бы рядом был смуглокожий красавец, который принесет экзотические коктейли и будет улыбаться своей белозубой, рекламной улыбкой. И на шее у красавца обязательно должна быть цветочная гирлянда, как на Гаити. Или на Таити?

Вместо красавца в воображении вдруг отчетливо нарисовался Дэвид в плавках и цветочной гирлянде, и Стейси хихикнула. Нет, пожалуй, пора завязывать с буйными фантазиями.

Внизу оказалось неожиданно шумно. Стейси, не понимая, что происходит, остановилась на нижней ступеньке лестницы. Входная дверь была распахнута, а в холле Дэвид вполголоса ругался с какими-то людьми в синих рабочих комбинезонах. При виде Стейси вся компания замерла и уставилась на нее так, что она почувствовала себя неуютно. Первым отмер Дэвид.

— Доброе утро. Надеюсь, ты сможешь мне это объяснить?

— Э-э… что именно? — промямлила Стейси.

— Вот это. — Дэвид окинул широким жестом холл. — Приехала машина, груженная какими-то строительными материалами. Из офиса Дайаны. И эти люди хотят все разгрузить прямо здесь. Я ничего не заказывал. — Дэвид нехорошо прищурился. — Дайане звонить рановато, поэтому очень хорошо, что ты спустилась.

— Ой! — Стейси, кажется, поняла, в чем дело. — Дайана вчера спросила меня, действительно ли я намерена заниматься твоей гостиной. Я сказала, что да и что мне не хватает некоторых материалов, но я потом их достану. Дайана сказала, что не стоит беспокоиться. Я не думала, что она…

— Понятно, — процедил Дэвид. Почему-то с утра он был очень зол. — В таком случае вопрос решен. Тебе что-нибудь из этого нужно?

— Я не знаю. Мне надо посмотреть…

В течение следующего часа Стейси разбиралась с грузчиками. И с тем, что они привезли. В ящиках оказалось очень много полезного, но не соответствующего тому, что Стейси намеревалась делать. Поэтому процесс отбора затянулся. Когда грузчики утащили забракованные ящики, часы показывали почти полдень, а в животе зверски урчало. Оставшееся добро было криво складировано в холле. Стейси закрыла дверь за грузчиками, и наступила тишина. Теперь следовало объясниться с хозяином дома.

— Дэвид? Ты где?

— Я здесь. — Он остановился в дверях кухни, засунув руки в карманы брюк. — Закончила?

Стейси поежилась от его холодного тона.

— Я что-то не так сделала?

— А ты сама не понимаешь?

Она окинула взглядом громоздящиеся коробки.

— Ну, Дайана меня не так поняла…

— Дело не в Дайане, Стейси, — отрезал Дэвид. — Дело в тебе. Кажется, я не давал команды на перестройку всего моего дома?

— Я и не собираюсь менять весь дом. Только гостиную, ты же мне разрешил…

— Верно. Но не такие перемены, — кивнул он на коробки. — Я разрешил кое-что подправить, а не перестраивать мой дом, даже не спросив меня. Это мое жилище. Я, и только я, решаю, что в нем должно быть изменено. И я не одобряю самоуправства.

Стейси стало до слез обидно. Она-то хотела как лучше! Но, с точки зрения хозяина дома, Дэвид прав.

— Извини, — выдавила она.

— Извинения принимаются. И я надеюсь на твое благоразумие. Что вот это оставшееся не преобразит мою гостиную до неузнаваемости. Все-таки надо и Лоле немного дел оставить, она же будет здесь хозяйкой… если ничего не произойдет.

— А что может произойти? — прищурилась Стейси.

— Мы разлюбим друг друга и подадим на развод! — рявкнул Дэвид. — Окажется, что наши религиозные убеждения не совпадают! Меня переедет самосвал, я стану калекой, и Лола уйдет от меня.

— Лола никогда не бросит любимого мужа, будь он хоть трижды калекой! — возмутилась Стейси.

— Может быть, — неожиданно миролюбиво сказал Дэвид. — Однако проверять мне не хочется. И не хочется не узнавать собственный дом. Надеюсь, с этим все ясно?

— Да, — буркнула Стейси.

— Завтрак в духовке, разогрей. Я на веранде, и попрошу меня не беспокоить.

— Хорошо.

Она обиделась, и сильно. Вовсе она не собиралась делать кардинальных перемен, но разве объяснишь этому сухарю?! Он только и умеет, что свои цифры считать. Кипя от негодования, Стейси прошла на кухню, разогрела завтрак, съела без аппетита и вернулась к своим — теперь уже своим — коробкам. Ну и что прикажете делать? Не оставлять же задуманное на половине, так не поступают.

Она отправилась в гостиную и скептически оглядела результаты своей вчерашней работы. Тут подправить, тут добавить… Неплохо.

День покатился своим чередом. Только вот Дэвида словно подменили. Стейси не понимала, то ли он так сильно обиделся на нее за самоуправство, то ли у него просто было плохое настроение.

Утром в понедельник, проснувшись, Стейси ощутила такую тоску, какой давно не чувствовала.

Сегодня все решится. Сегодня она сядет в самолет (кстати, неплохо бы позвонить и заказать два билета) и отправится в Чикаго вместе с женихом сестры, чтобы устраивать свадьбу, весело улыбаться и стоять неподалеку у алтаря, когда Дэвид заберет у Лолы ее радостное «да». При мысли о том, как это будет, Стейси испытывала не душевный подъем, как раньше, и не счастье за Лолу, а только боль. Стоило представить накрытый свадебный стол, строгий костюм жениха и одобрительные взгляды гостей, как волком выть хотелось.

Поэтому встала Стейси не сразу, чтобы потянуть время и не столкнуться с Дэвидом внизу. Он еще вчера буркнул, что уедет достаточно рано и вернется ближе к вечеру, когда «кое-что прояснится». Стейси и ждала, и страшилась этого момента. Это ведь будет как черта, подведенная под прошедшей неделей, так сильно все изменившей. Жирная черта. И точка.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, как заурчал на улице мотор машины. Дэвид уехал. Пришлось встать.

За уик-энд Стейси почти не видела его. Он оба дня просидел на веранде, копошась там в своих бумагах, словно мышь, и выбираясь лишь к завтраку, обеду и ужину. Да и во время трапез не вел разговоров. Дэвид стал относиться к Стейси приблизительно как в первый день с той лишь разницей, что обычного для него дружелюбия поубавилось. Что-то изменилось, и Стейси не могла понять, что именно. Не мог же он смертельно на нее обидеться? Кто поймет мужчин.

День тянулся и тянулся, словно расплавившаяся на солнце жевательная резинка. Ближе к обеду Стейси выглянула в сад и с радостью увидела в соседнем дворике Розмари.

— Привет! — Стейси помахала ей рукой.

— Добрый день! — засияла пожилая женщина. — Вы еще здесь? Я не видела вас и думала, что вы уже вернулись домой!

— Я улетаю или сегодня поздно вечером, или завтра, — сообщила Стейси.

— Тогда вам непременно нужно сейчас заглянуть ко мне!

— Я тут убираюсь… — Стейси нерешительно покосилась себе за спину.

— С вашей уборкой ничего не произойдет за час. Снимайте передник, заприте дом и идите сюда. Вот тут есть калитка, я сейчас ее открою…

Спустя несколько минут Стейси сидела на невысоком стуле на кухне у Розмари, с любопытством оглядывалась по сторонам и пила обжигающий, но невероятно вкусный травяной чай. Пахло свежей выпечкой, радио наигрывало незамысловатую мелодию, легкий ветерок, влетавший в окно, шевелил белые занавески… Идиллия. Уют. И все-таки здесь отчетливо чего-то не хватало. Вернее, кого-то.

У Розмари было множество фотографий. И на подавляющем большинстве из них — два улыбающихся лица: сама Розмари и полноватый усатый человек с добродушным лицом, похожий на отставного военного. Множество снимков — и везде Розмари и ее муж обнимаются, смеются или просто сидят, склонив головы друг к другу. Пара на фоне моря, у дома на фоне цветущих яблонь или вишен — Стейси не могла издалека определить, — у машины, в кафе с бокалами в руках… И на каждой фотографии — счастье. Брызжущее, сияющее, переливающееся всеми красками мира, настоящее счастье.