Врач поняла, что поторопилась с поздравлениями — у ее пациентки явно был шок.

— Не волнуйтесь, с вами все будет в порядке. — Астрид попыталась как-то ее успокоить.

— Этого… не может… как же… — выдавила Агнесс, ощущая, как пол уходит из-под ног.

Перед тем как потерять сознание, младшая из сестер Лавранссон вдруг ясно и остро осознала, что ее одиночество кончилось — потому что внутри нее зародилась новая жизнь.

Сигурни провела бессонную ночь. Она думала и думала, не зная, что сказать Альфу… не зная, как сказать…

Вчера вечером он вернулся из мастерской в страшном и непонятном ей раздражении. Накричал на малышку Кари за то, что она слишком шумела, играя в свои любимые кубики. И, достав из домашнего бара бутылку коньяка, выпил сразу половину. А после что-то бурчал про Улава-пройдоху. Когда Альф произнес имя Йорта, сердце Сигурни ухнуло куда-то вниз, а во рту появился противный сладковатый привкус страха. Она невольно замерла, едва не выронив чашку с чаем. Но Альф ничего не заметил, продолжая пить.

— Ты знаешь, Сигурни, — сказал он, глядя на нее своими волшебными с поволокой глазами. — Я ведь всегда любил тебя больше всех…

Больше всех? Значит, Фройдис, как всегда, права? Но услышать о грехах мужа от сестры — это одно, а от него самого — совсем другое. О грехах? О каких таких грехах? Ведь Альф, по сути, ничего не сказал! «Больше всех»! Мало ли что он имел в виду! Да и какая разница? Вспомни, сколько ты сама ему изменяла!

Сигурни покрылась легким румянцем, ощущая, как пульсирует в висках разгоряченная кровь. Альф это, конечно, заметил — он всегда видел, когда она краснела, — но воспринял по-своему. Он встал с кресла и, покачиваясь, подошел к дивану, где она сидела. Сел рядом, положил руку ей на плечо и притянул к себе. Сигурни напряглась. Бросила взгляд на настенные часы. Поздно. Фру Бьернсон ушла. Дети спят. И Альф рядом… пьяный… Ей вдруг стало страшно.

— Да, Сигурни. Я всегда любил только тебя. А все остальные — это так — обычные девки, с которыми перепихнешься и сразу забудешь. А ты, Сигурни, ты… чудо! — Он крепче прижимал ее к себе, продолжая говорить.

Еще никогда она не видела Альфа настолько пьяным. Видимо, он принял еще до прихода домой, и немало. Его потянуло на откровенность, и он рассказывал ей все подробности своей тайной жизни, о которой она лишь догадывалась, но предпочитала не думать об этом. Да и зачем? Когда она была молоденькой, наивной дурочкой, влюбленной в мужа до безумия, — эти мысли сначала ранили ее, оставляя на сердце незаживающие рубцы. Потом ей было просто неприятно. Позже пришло разочарование и безразличие. А сейчас Сигурни чувствовала омерзение. Омерзение к этому падшему, опустившемуся человеку, который является ее мужем. Плечо в том месте, где его все сильнее сжимала рука Альфа, горело, как от кипящего масла. Ей стали противны его широкие синие джинсы, вечно заляпанные краской. И эти растянутые свитера. И неизменная двухдневная колючая щетина, из-за которой нежная кожа на ее красивом лице так часто раздражалась и почесывалась. И морковный сок, который он выпивает каждое утро. И кисти. И мольберты.

— …и твоя старшая сестра, — донесся до Сигурни его пьяный голос, — такая же шлюха, как все остальные!

Это стало последней каплей. Она скинула его руку и встала.

— Не смей оскорблять Фройдис!

— Я и не оскорбляю. — Альф тоже встал. — Я говорю то, что есть.

— Кто дал тебе право так говорить о моей сестре?! Ты…

Альф расхохотался и двинулся на Сигурни:

— Кто дал право? Я! Я сам дал себе это право! И она! Сама Фройдис дала мне его!

Сигурни пятилась от Альфа, испуганная полубезумным огнем, сверкавшим в его глазах. Опять мелькнула мысль: «Поздно. Дети спят». Они и так боятся отца. Он продолжал идти на нее. Сигурни все отступала, пока не уперлась спиной в стену.

— Твоя сестра — шлюха! Я бы с удовольствием придушил ее… но моя репутация мне дороже!

Он снова рассмеялся. Попытался схватить Сигурни за плечи, но она отшатнулась в сторону.

— Не прикасайся ко мне! А то… — Сигурни беспомощно озиралась по сторонам. Никогда еще ей не было так страшно, как сейчас.

Альф сделал рывок и схватил ее. Дыхнул в лицо. Резкий запах перегара накатил на Сигурни. И опять: «Дети спят. Если они увидят…» Ей стало еще страшнее.

— А ты, Сигурни, — прошипел Альф, — ты защищаешь ее, чудо мое!.. Ну конечно! Ты такая же, как она! — Альф рванул ее блузку, и пуговки блестящими звездочками застучали по полу. — Я же просил тебя одеваться скромнее! А ты, как и твоя драгоценная сестра, не носишь белья!

Альф грубо толкнул жену на диван, на котором только что открыл ей свое истинное лицо.

— Конечно! Ты такая же, как она! Тоже спишь со всеми! Ведь ты ее сестра.

Он сбросил свой черный свитер. Сигурни, прикрывая грудь растерзанной блузкой, соскочила с дивана и рванула было к двери. Но Альф схватил ее за темные волосы и швырнул обратно. На ее глазах выступили слезы, но она не смела закричать. Из-за детей, спящих наверху. Они не должны видеть своего обезумевшего отца. Не должны видеть мать… Эвенсон прижал ее к дивану, шаря горячими, потными ладонями по ее телу.

— Альф, не надо…

— Заткнись. — Он неуклюже уткнулся ей в шею.

— Альф, пожалуйста… — Сигурни заплакала, но вырваться уже не пыталась, почувствовав злобу и силу мужа. — Альф, перестань.

— Молчи. — Он сильно сжал ее руки и вдруг обмяк.

— Альф? — Сигурни замерла, ощущая тяжесть его тела. — Альф?

Она высвободила руки и потрясла его. Он что-то недовольно пробормотал. Сигурни выбралась из-под Эвенсона. «Слава Богу, уснул», — пронеслось у нее в голове.

…И сейчас Сигурни сидела на кухне и пила крепкий кофе. От событий вчерашней ночи хотелось плакать. От мыслей, что могло бы случиться, ее передергивало. И Сигурни решила никому ничего не рассказывать. Даже Фройдис. Нечего ей знать, что собственный муж чуть не изнасиловал жену. Узнай она об этом, с ее-то темпераментом, дело наверняка дойдет до суда. А это ни Альфу, ни Сигурни, ни тем более детям не нужно.

Сигурни допила кофе и прошла в гостиную. Альф все так же спал на диване. Невероятно красивый.

И все-таки… Что же с ними сделало время! Кто знал, что все кончится так? А как же все начиналось! Это же было самое счастливое время в ее жизни…

Сигурни подошла к окну, раздвинула шторы. Луч солнца недоверчиво коснулся Альфа, да так и остался на нем.

Влюбиться в него… влюбиться в художника. Сигурни покачала головой. Ведь у нее был такой выбор! А ее угораздило выбрать именно этого — Альфа Эвенсона!

Ее жизнь могла сложиться по-другому. Она могла быть счастлива сейчас, скажем… с тем же Магнусом! Он хоть и не так красив и талантлив, как Альф, но он любит ее. Любит ее по-настоящему. До сих пор!

Сигурни встряхнулась. Магнус? При чем здесь Ланссон? А Улав? Сигурни удивилась сама себе. В последнее время о Магнусе она думает больше, чем о Йорте. Да что с ней происходит?

О, был бы рядом Улав (или Магнус?)! Он бы помог справиться со всеми проблемами. Со всем злом, навалившимся на нее. По крайней мере, она хотя бы на время забыла бы обо всем! В его крепких, любящих объятиях.

Альф пошевелился и застонал, открывая глаза и щурясь от яркого солнечного света. Сигурни напрягалась все больше, наблюдая за его пробуждением. Он медленно сел, потирая затекшую шею. Почмокал пересохшими губами. Потрогал голову и поморщился, дыхнув в ладонь. Его жутко тошнило и мучила жажда. Он бы выпил сейчас ведро воды. Нет, два ведра. А как же болит все тело! И в голове при движениях словно разрываются световые гранаты.

Альф осмотрел комнату хмурым взглядом.

— Доброе утро. — Сигурни отошла от окна и села в кресло. Она не могла скрыть своего отвращения к Альфу и потому смотрела не прямо на него, а словно бы сквозь.

— М-м-м, — промычал он. — У нас есть аспирин?

Сигурни злобно глянула на него:

— Нету.

— Так сходи в аптеку и купи. У меня голова раскалывается.