— Ты спишь с ним?

— Что?! — Сигурни чуть не поперхнулась виноградиной. Она непонимающе посмотрела на Альфа.

— Только не делай невинного вида. — Голос Альфа был сухим, злым.

— Но я правда не понимаю.

— Я говорю про Йорта! Хватит, Сигурни! Я вижу, как вы смотрите друг на друга! Словно два изголодавшихся зверя!

— Альф, прекрати! Ты пьян и не понимаешь, что говоришь!

— Все я понимаю! И даже больше, чем ты думаешь. Ты с ним спишь! Я знаю!

Сигурни взглянула на Улава. Он был поглощен Агнесс и совсем не возражал против ее откровенных приставаний. Сигурни захлестнула ревность. Как он может вот так, у нее на глазах, лапать ее сестру? Так еще Альф! Тоже хорош. Да что он может знать, черт его побери?!

— Не ревнуй меня, хотя бы сегодня. Пожалуйста, — устало произнесла Сигурни и сделала шаг к дому.

— Сигурни! — Альф, схватил ее за руку и привлек к себе. — Не уходи от меня…

Он заглянул в ее глаза цвета лазури. Сигурни ответила долгим взглядом. В какой-то миг захотелось оттолкнуть его, послать все к черту. Прямо сейчас, прямо здесь. Но тут же в мыслях возник Улав, обнимающий Агнесс.

И тогда она поцеловала Альфа. Сильно и страстно гадая при этом: видит ее сейчас Улав или нет? С каким-то мстительным чувством ей хотелось, чтобы он видел.

И он видел… И чувствовал на душе горечь… Казалось, что в саду не хватает воздуха.

Альф — ее муж, поэтому она и поцеловала его. Но почему тогда сердцу так больно? И так хочется набить Альфу морду, будто он осквернил нечто святое? Но ведь Сигурни и есть святая святых для него — Улава!

И как же все-таки Агнесс похожа на нее!

Он медленно провел рукой вниз по спине девушки, и она в ответ теснее прильнула к нему. Ее грудь была такой мягкой, такой теплой… Он представил себе, что это Сигурни…

Очнувшись от раздумий, Улав с удивлением обнаружил, что он уже не в саду и где-то близко шумит море. И его рука в нетерпении дергает пуговки безукоризненной блузки Агнесс. Волосы, каштановые пахнущие корицей, — такие же, как у Сигурни, — ласково щекотали его лицо. Он что-то прошептал девушке. Она рассмеялась:

— А тебе и не надо ничего делать, я все сделаю сама.

И она, страстно поцеловала его, опрокидывая на мокрый песок…

Утром Сигурни проснулась с головной болью и острым ощущением одиночества. Ей хорошо были знакомы эти последствия веселой вечеринки, тем более если праздновали твой день рождения.

Первая мысль Сигурни была об Улаве. Вчера он уделил ей слишком мало внимания и постоянно куда-то пропадал.

«Но как же иначе? — успокаивала себя Сигурни. — Не мог же он при всех положить мне руку на бедро и поцеловать в шею! Как жаль, что он действительно не мог…»

Сигурни представила себе это, и по телу пробежала сладостная дрожь, а щеки заалели румянцем.

«Ты взрослая женщина, — одернула себя Сигурни. — Мать двоих детей! А краснеешь, как школьница».

Но не так-то просто отделаться от столь притягательных фантазий. Новые откровенные картинки замелькали, словно яркий комикс, у Сигурни в голове. Вот Улав жадно целует ее в губы, а его рука скользит ниже и ниже, приподнимает край платья и касается чувствительного места на ее теле, там, между чулком и трусиками. Громко играет музыка. Все стоят, оцепенев, а глаза Альфа медленно наливаются ненавистью. Но он бессилен что-либо изменить: в этой фантазии он просто прирос ногами к полу и был не в состоянии сделать ни шага. Сигурни с Улавом могли бы спокойно посмеяться ему в лицо, если бы не были заняты другим, более важным делом…

— Эй, дорогуша!

Это проснулся Альф. На его щеке отпечатался след подушки, а в глазах стояла серая сонная муть.

От хриплого оклика мечта Сигурни лопнула, как мыльный пузырь. Она спокойно ответила:

— Доброе утро.

— Что с твоим лицом? — подозрительно прищурился он.

— А что с ним? — Сигурни дотронулась до своей щеки.

— Оно красное, — сказал Альф. И тут же спросил прямо в лоб, даже не пытаясь скрыть раздражения: — О чем это ты думала? Или о ком?

— О Фройдис. — Сигурни сказала первое, что пришло на ум.

— А… О своей гулене-сестричке…

— Почему ты ее оскорбляешь? — возмутилась Сигурни.

— Да ладно тебе! Все вокруг знают, что твоя сестра спит с кем ни попадя.

— А с тобой — тоже? — едко спросила Сигурни.

— Не говори ерунды… Ну ладно. — Альф зевнул и повернулся на другой бок. — Я, пожалуй, еще посплю. Не забудь, что сегодня понедельник. Олафа нужно отвести в школу.

Сигурни посмотрела на будильник. Времени было еще достаточно, и можно было поваляться в постели. Но лежать рядом с храпящим Альфом ей совсем не хотелось. Поэтому она встала, накинула халат и отправилась в душ. Мечты об Улаве не оставляли ее, и Сигурни больше не пыталась себя одергивать, ведь они доставляли ей столько удовольствия.

Уложив феном волосы, Сигурни заглянула в гардеробную и выбрала себе наряд. Сегодня это были белые льняные брюки, широкие и удобные, и синий пуловер с белоснежной чайкой на спине. Такая одежда лучше всего подходила для прогулки по морскому берегу, куда и намеревалась отправиться Сигурни, проводив Олафа на занятия. К тому же для похода в школу не нужно особо наряжаться, а косметикой можно вообще пренебречь.

Выпив на кухне большую чашку капучино, Сигурни снова поднялась на второй этаж, чтобы разбудить сына. Она тихо отворила дверь детской. Олаф спал, раскинувшись. Одеяло, словно ненужная тряпка, валялось на полу. Сигурни присела на краешек постели и положила руку Олафу на плечо. Сын был очень похож на Альфа, особенно когда спал: те же кудрявые волосы, смуглая кожа, немного обиженное выражение лица и четко обрисованные, по-детски припухлые губы. Сигурни, глядя на него, вспомнила, что когда-то безумно любила Альфа и готова была на все, чтобы только быть рядом с ним. Он попросил ее уволиться с любимой работы, и она уволилась. Он попросил ее одеваться скромнее — она выполнила и это условие. Потом Альфу показалось, что у нее слишком много друзей-мужчин, и Сигурни, скрепя сердце, перестала общаться с некоторыми из них. Были и другие, не менее категоричные просьбы. Просьбы, граничащие с приказами. И Сигурни безропотно все исполняла. А потом с ее глаз словно слетела пелена. Она стольким пожертвовала ради него, а что же он? Пошел ли хоть раз на компромисс, выполнил хоть одну ее просьбу? Нет. Альф не умел жертвовать, он мог только принимать жертвы. Увидев это со всей ясностью, Сигурни поняла, что она больше не в силах его любить.

— Олаф, милый, пора вставать. — Сигурни потрепала сына по плечу.

Олаф проворчал что-то во сне с той же недовольной интонацией, как у Альфа. Это вдруг разозлило Сигурни. Она строго сказала:

— Вставай!

Олаф открыл свои большие ясные глаза и обиженно спросил:

— Мама, почему ты сердишься?

Сигурни стало стыдно. Она прижала сына к груди и сказала:

— Я не сержусь. Одевайся и спускайся вниз. Я испеку твои любимые оладьи с корицей.

— Хорошо.

Олаф сонно улыбнулся. Сигурни отметила, что улыбка у него совсем не такая, как у Альфа. Олаф улыбался широко и открыто, а вот Альф всегда поджимал губы. Слава богу, что сын все-таки не стал точной копией своего отца!

Потом Сигурни заглянула во вторую детскую, к Кари. Малышка спала, обняв своего старого медвежонка, и сладко посапывала во сне. Сигурни не стала ее будить и сразу спустилась в кухню, чтобы приготовить обещанные Олафу оладьи.

После завтрака Сигурни включила посудомоечную машину, и они с Олафом вышли на улицу. Одновременно с ними вышел из своей калитки старый Берн с лохматым волкодавом Сьюрри. Коттедж Берна, весь заросший плющом, стоял неподалеку от дома Эвенсонов.

— Доброе утро, фру Малышка! — весело поздоровался старик и даже приподнял свою широкополую шляпу.

Сьюрри посмотрел на хозяина, потом на Сигурни и лениво махнул хвостом, словно тоже приветствуя соседей.