Дик тихонько прикрыл за собой дверь и бесшумно поставил на ковер сумку и чемодан, после чего удивленно вскинул брови. Вместо привычной детской болтовни, смеха и чириканья до него из коридора, что вел в гостиную, донеслись тяжелые басовые аккорды и незнакомая джазовая аранжировка. А затем он услышал смех, который показался ему и знакомым и в то же время таким странным, что у него невольно замерло сердце. Смеялась Хейзл.

Дик удивленно сдвинул брови, пытаясь понять, почему ее смех звучит так странно, и услышал другой смешок, на сей раз более низкий и хрипловатый, принадлежащий, без сомнения, мужчине. Что за черт? — подумал Дик, пытаясь подавить легкое раздражение, ибо надеялся, что его встрече с семьей никто не помешает. Кто из общих друзей вызвался помочь Хейзл скоротать вечерок?

Дик тихонько двинулся в сторону гостиной, заинтригованный и основательно смущенный, ибо, предполагая, что за картина откроется его глазам, он почему-то испытывал растерянность.

О, он конечно же ни в чем не подозревает Хейзл. У него никогда не было оснований не доверять жене, он даже представить себе не мог ее в двусмысленной ситуации. Хейзл не из тех женщин, которые могут предать. Но, когда Дик возник в дверном проеме и увидел представшую его глазам сцену, сердце у него ухнуло куда-то и закружилась голова.

Хейзл и Расселл Тэпхаус распивали бутылку весьма дорогого шампанского. Хейзл фривольно раскинулась на одном из зеленых диванов, а Расселл покорно сидел у ее ног, хотя Дику потребовалось несколько секунд, дабы убедиться, что перед ним в самом деле Хейзл.

Ибо он не узнал собственную жену! Как раз в эту секунду Хейзл томно протянула руку, коснувшись щеки Расселла, но Дик был настолько поражен ее изменившейся внешностью, что этот интимный жест потряс его куда меньше. Боже милостивый, подумал он, не чувствуя под собой ног, что она с собой сделала?

Какая-то доходяга. Ну, не в полном смысле слова доходяга, но со времени его отъезда основательно похудела. И если раньше бедра Хейзл убедительно свидетельствовали, что она выносила и родила троих детей, то теперь они стали куда женственнее и соблазнительнее. Видно было, что она основательно занялась собой, ибо живот стал плоским, а груди, очертания которых ясно виднелись под легким васильковым свитером, заметно пополнели…

Этого свитера я раньше не видел… — растерянно отметил Дик. Как и новые голубые джинсы, которые плотно облегали волнующие выпуклости ягодиц Хейзл. Но больше всего Дика поразили ее волосы. Ибо длинные шелковистые пряди цвета сливочного масла, в гущу которых он любил зарываться лицом, были безжалостно обрезаны и едва доставали плеч. Кроме того, Хейзл обзавелась и челкой, привлекавшей внимание к ее подведенным глазам, которые стали казаться больше и выразительнее, чем раньше.

И в то же время в них появилось чувство вины, с внезапным презрением подумал он, когда в упор разглядывал их сапфировую глубину. Рука Хейзл, отяжелев, соскользнула со щеки Расселла, а сама она подскочила, как от укола. Да, она в чем-то виновата, мрачно подумал Дик. Он едва ли не обонял запах вины, висящий в воздухе.

— Ну, здравствуй, Хейзл.

Ее реакция оказалась медленнее, чем обычно, но обычно она не позволяла себе три бокала шампанского подряд. Хейзл замерла, выпрямившись, и с ее раскрасневшихся от алкоголя щек сполз румянец.

— Д-д-дик, — запинаясь, произнесла она с испуганным видом ребенка, которого поймали, когда он запустил руку в банку с вареньем. — Я н-н-не ждала тебя.

— Что и видно, — презрительно согласился он. Подавив приступ ярости, которая никогда еще с такой силой не посещала его, Дик бросил холодный взгляд на Расселла, который уже успел подняться.

— Привет, Дик! — Расселл попытался говорить весело, но у него ничего не получилось. — Рад видеть тебя!

Дик осматривал комнату, не считая нужным отвечать приятелю пошлыми натянутыми банальностями.

— Где Саския? — холодно поинтересовался он.

Расселл до ключиц залился багровым румянцем.

— Ее здесь нет.

— Это я и сам вижу. Где же она?

— Она… э-э-э… она дома.

— Вот как.

От голоса Дика у Хейзл пошли мурашки по спине, особенно когда он устремил на нее полный гнева взгляд, отчего она еще больше смутилась.

— Очень удобно.

Презрительная интонация мужа заставила Хейзл вспыхнуть от возмущения. Да, он застиг ее в положении, которое в самом деле могло показаться двусмысленным, но как насчет того, чтобы хоть в малой мере поверить ей? Наверное, сам-то распил с Паолой несчетное количество бутылок! Так какого черта он торчит на пороге, как мрачный ангел мщения? И устраивает сцену в присутствии одного из общих друзей?! Вскинув голову, она в упор встретила его возмущенный взгляд.

— Дик, я в самом деле не рассчитывала…

— Где дети? — не обращая внимания на ее слова, спросил он.

— На музыкальном концерте.

— Почему же тебя там нет? — рявкнул он.

— Потому что… — Хейзл беспомощно взглянула на Расселла, и этот молчаливый призыв о помощи поразил Дика в самое сердце, как удар ножа.

— Думаю, мне лучше уйти. — Расселл отвел глаза.

Хейзл отрицательно покачала головой.

— Пожалуйста, не уходи, — взмолилась она, потому что никогда раньше не видела, чтобы Дик так смотрел на нее.

Гнев, пугая ее, настолько исказил отвердевшие черты его лица, что Дик походил не столько на ее мужа, сколько на чужого человека, полного неумолимой решимости. И если Расселл останется, его присутствие скорее всего не позволит Дику взорваться вспышкой ярости.

— И я думаю, что тебе лучше всего уйти, Расселл, — выпалил Дик, словно выпустил очередь, и второго приглашения гостю не понадобилось.

Он двинулся к дверям, уронив по пути пустой бокал из-под шампанского.

— Конечно, конечно, — бормотал он, но изысканный протяжный акцент предательски покинул Расселла, когда он счел необходимым задать светский вопрос: — Хорошо провел время в Италии, Дик?

Дик только что с огромным трудом взял себя в руки, и ему стоило немалых усилий напомнить себе, что Саския и Расселл все эти годы были друзьями семьи. Но разве это извиняет Расселла, который позволил себе обхаживать Хейзл?

Дик никогда бы не оказался в такой сомнительной ситуации с женой Расселла, не говоря уж о том, что вряд ли Саския пригласила бы его в отсутствие мужа. Дик заметил, что Расселл под его жестким взглядом уклончиво отводит глаза, и, чувствуя себя хозяином положения, сухо усмехнулся.

— В Италии было прекрасно, — коротко бросил он. — Но я не видел свою жену и детей больше месяца, и, если ты не против, я хотел бы поговорить с Хейзл с глазу на глаз. Шевелись. Я провожу тебя.

Дик томительно долго не возвращался, и, лишь когда из подсознания всплыл двойной звук открывшейся и захлопнутой двери, Хейзл догадалась, что Дик, подобно детективу, решил заглянуть в каждую из комнат. Это уже чересчур!

Когда Дик вернулся в гостиную, Хейзл сидела, выпрямившись и стараясь справиться с воздействием алкоголя, из-за чего никак не могла собраться с мыслями.

— Ты, кажется, обшаривал квартиру? — ядовито осведомилась она. — Тебе осталось только обыскать меня, Дик.

Он с холодным спокойствием встретил ее вызывающее поведение.

— А что, если я это сделаю?

Заговорив, Хейзл не узнала собственного голоса.

— И ч-ч-что ты предполагаешь найти?

— Кто знает, — ответил Дик, вызывающе пожав плечами и понимая, что дискуссия превращается в полновесную ссору. И что он не хочет, да и не может предотвратить ее. — Ведь я не предполагал, что найду тебя наедине с Расселлом.

Желваки, которые отчаянно ходили у него на скулах, были единственным доказательством, с каким трудом Дик держит себя в руках. Хейзл ощущала странную растерянность, словно человек, стоящий перед ней, был незнакомцем, а не ее мужем, с которым она прожила более десяти лет.

— Ты не имел права с места в карьер набрасываться на Расселла…

— А что же, по-твоему, мне оставалось делать? — холодно осведомился он. — Стоять и смотреть, как ты, изображая какую-то второразрядную сирену, позволяешь себе соблазнять его? — Дик скользнул по ней взглядом, откровенно дав понять, что ее внешний вид, на который он наконец обратил внимание, ни в коей мере не восхищает его, а скорее возмущает. — Что ты с собой сделала?