Робер, собиравшийся уже уходить, встретил его в дверях фермерского дома. Мужчины поздоровались, и Робер осмотрелся, возможно, в поисках Викки, перед тем как оба они вошли в дом.

Девушка прислонилась к дереву и закрыла глаза, заставляя себя успокоиться. Потом вдруг что-то тяжелое упало ей на колени, и вслед за этим она услышала, как скулит собака. Викки устало открыла глаза и увидела Гаспара, уронившего голову ей на колени и смотревшего на нее с беспокойством в ласковых глазах. Его присутствие означало, что месье Жассерон работает где-то возле дома. Викки потрепала собаку по голове.

— Иди к своему хозяину, быстро! — сказала она по-французски, чтобы собака могла ее понять. — Быстро! — повторила она, поскольку пес не хотел уходить.

Вскоре после того, как собака наконец убежала, она услышала, как уезжают Робер и доктор. Первая машина тронулась, и Викки стала ждать, когда заработает второй мотор. Казалось, прошла целая вечность, но у нее не было ни сил, ни желания взглянуть, кто же уехал первым. После того как Гаспар вывел ее из тревожной дремы, она снова почувствовала сильную головную боль.

Виски ее пульсировали, и ей хотелось, чтобы машина побыстрее уехала. Беспокойным движением Викки отбросила волосы со своего пылающего лба и вдруг встретила взгляд внимательных голубых глаз врача.

Шок, который она испытала, увидев его, заставил ее тотчас выпрямиться и удивленно ахнуть. Сердце ее глухо колотилось, она утратила дар речи.

— Простите, мадемуазель, что я напугал вас, но я думал, вы слышали мои шаги.

— Я… я не думала, что вы знаете, где я, — заикаясь, отозвалась Викки.

Его холодный взгляд медленно скользнул по ней, прежде чем он полуобернулся и посмотрел себе за спину. А там был Гаспар, счастливо высунувший язык и сверкающий глазами, в восторге от собственной сообразительности.

— Я не знал, что вы здесь, пока Гаспар не заставил меня подойти. Я думаю, он почувствовал ваше нежелание быть замеченной, потому что несколько раз подбегал к дереву, пока до меня не дошло, что он хочет мне сообщить. — Он прищурился. — Интересно, почему он так хотел, чтобы я подошел?

Но Викки не слышала, что он говорил. Ей казалось, что она куда-то уплывает, и она сделала последнюю отчаянную попытку прислониться к благословенной опоре — дереву. Дерево оказалось дальше, чем она предполагала. Она промахнулась, но ее подхватили сильные руки.

Они же подняли ее и внесли в дом с легкостью, будто она была ребенком. Наверху дверь в ее комнату, слегка приотворенная, была распахнута ударом ноги, и девушку осторожно положили на постель. Чувствуя, что рядом с ней нечто очень прочное и надежное, она перестала бороться, чтобы удержать сознание, и погрузилась во мглу.

Когда она снова открыла глаза, доктор сидел на краю кровати и глядел на нее. Лицо его было озабоченным. Она была полностью одета, только без туфель, а вот горло ее было в таком состоянии, что, казалось, в нем застрял кирпич.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор без улыбки.

— О, мое горло… — начала она хрипло, превозмогая боль.

Он взял ее двумя пальцами за подбородок.

— Откроите рот. Шире, пожалуйста. — Он нажал на ее язык каким-то плоским инструментом, чтобы глубже заглянуть ей в горло. Приложив тыльную сторону руки к ее пылающему лбу, он констатировал: — У вас горловая инфекция. Я сделаю вам укол пенициллина.

Его прикосновение было удивительно нежным. Наконец он уложил все инструменты в саквояж. «Интересно, — пронеслось у нее в голове, — сколько времени я была без сознания? По-видимому, достаточно долго, раз он успел сходить к машине за своим саквояжем».

— Мне очень неловко, что я заставила вас так беспокоиться! — сумела она произнести извиняющимся тоном, глядя на его твердый профиль. — Как и Сузи, я никогда до сих пор не падала в обморок.

— Не извиняйтесь за то, что не зависело от вас, — сказал он сурово. — Я, вероятно, тоже частично виноват, потому что заставил вас разговаривать вчера вечером на холоде так долго после того, как вы поработали в этом сарае. — Он закрыл саквояж, и Викки показалось, что он не прочь, чтобы между захлопнувшимися створками оказалась чья-нибудь шея. — У вас был когда-нибудь тонзиллит?

— Нет. Только корь.

Он бросил на нее внимательный взгляд, и постепенно губы его расплылись в очаровательной улыбке, которая так преобразила его лицо, что сердце Викки растаяло.

— Вам очень повезло, мадемуазель. Вы скоро поправитесь и снова будете на ногах.

— Но я не могу оставаться в постели, — запротестовала она слабо. — Бедная мадам Жассерон свалится, если у нее на руках окажутся две хворые гостьи!

Он сказал твердо:

— Ваша забота о других делает вам честь, мадемуазель, но боюсь, что здесь у вас нет выбора. Я скажу вам, когда можно будет встать. Вы молоды и крепки, вы скоро подниметесь!

Ближайшие два дня Викки пришлось придерживаться постельного режима. Ее горло так распухло, что трудно было себе представить, что она способна проглотить даже жидкость. Однако на третий день она почувствовала себя гораздо лучше, а на четвертый могла уже спуститься к завтраку. Ги приезжал взглянуть на нее ежедневно. Его визиты воодушевляли ее, и на четвертое утро она почувствовала спокойствие, которое, как ей казалось, она не ощущала уже многие годы.

Слава богу, лежание в постели не испортило ее прически. Густые вьющиеся пряди все также спускались на плечи красивыми, естественными волнами, а мелкие колечки весело вились у ее маленьких ушек и лба. Она рассмотрела себя в маленькое зеркало и увидела, что кожа ее снова чистая и розовая, нет никаких следов болезни.

— Ты выглядишь много лучше сегодня и очень хорошенькой, — заметила Сузи, входя в комнату с охапкой гладиолусов и цветов шиповника, которую она живописно разместила в вазе. — Еще одни букет от мадам Бриссар. Все так о тебе беспокоятся! — Она засмеялась. — Ну, мы и парочка! Сначала я потеряла сознание, потом ты. Я просто не знаю, что думает нас мадам Жассерон, но ведет она себя замечательно!

Викки согласилась. Француженка обращалась с ними, как с родными дочерьми. В какой-то мере тот факт, что Викки потеряла сознание, заставил Сузи немного задуматься. Но постельный режим, на котором настояла мадам Жассерон, в течение двух дней, принес ей большую пользу.

Цветущая и свежая, как бутон, она без конца болтала о своей предстоящей свадьбе. Викки это несколько выводило из себя. Она понаблюдала за тем, как Сузи ставит в вазу цветы, затем сказала задумчиво:

— Бедный Робер, наверное, чувствовал себя брошенным и забытым — ты ведь все время старалась быть со мной!

Сузи подрезала стебель длинного цветка, выбившегося из букета.

— Это не ты мешала мне видеться с Робером. Он сказал, что будет очень занят вплоть до самой свадьбы, делая все необходимое, чтобы мы потом могли наслаждаться медовым месяцем. — Ее рот, на котором воцарилась было мечтательная улыбка, вдруг распрямился и стал выглядеть по-взрослому, когда она отступила на шаг, чтобы полюбоваться букетом. — Вот так. Правда, красиво? Я могу, по крайней мере, составлять букеты. Боюсь, что мадам Бриссар не умеет делать это. — Она вздохнула. — Нет, она должна уметь. Она умеет делать все,

Викки взглянула на поникшие плечи сестры и угнетенное выражение ее лица с нетерпением.

— Я никогда не встречала человека с такой низкой самооценкой, как у тебя! Хотела бы я посмотреть на мадам Бриссар, справляющейся с целым классом малышей и делающей так, чтобы они выглядели довольными и вели себя как полагается. Если это не так, я вообще ничего не понимаю. — Она говорила весело, стараясь вселить уверенность в отчаявшуюся сестру. — Ты что, беспокоишься о том, как сможешь жить в замке после того, как выйдешь замуж, Сузи?

— Да нет!

Викки слышала ее ответ, но он не сбил ее с толку. Сузи явно так не думала.

— А вы не говорили с Робером о том, чтобы поселиться отдельно, когда поженитесь? — осторожно спросила Викки.

— Нет, специально не говорили. — Сузи собрала срезанные кусочки стеблей, которые валялись вокруг вазы. — Я не хочу тревожить его. На это будет еще достаточно времени, когда мы вернемся после медового месяца.