Машина свернула с дороги, считавшейся шоссейной, на просёлочную, и пассажиры вздохнули посвободнее, чего нельзя было сказать о сопровождающих и охране. Укатанная грунтовка мягко покачивала автомобиль, но пыли стало ещё больше. Что здесь будет твориться после первого же дождя, даже представить приятно, — не то что танки не пройдут, лошадь по брюхо увязнет. Вот она что из себя представляет — "Линия Сталина"! А ещё, говорят, на старой границе разместили особые войска…..
Днепровско-Бугский канал. Два часа спустя.
Капитан Кузнецов, командир отдельного батальона специального назначения, разглядел приближающихся гостей издалека, благо к высокому росту прибавилась и высота плотины, на которой он стоял, командуя своими…, хм, почти солдатами. Спецназ — название, конечно, гордое. Особенно если не знать о существовании недавно созданного Особого Отдельного Корпуса Специального строительства. Он был организован сразу после Госкомиссии по приёмке Беломоро-Балтийского канала, практически на следующий день, как расстреляли руководство стройки и признали результаты проделанной работы неудовлетворительными.
И вот судьба-злодейка, вернее Родина, приказала, и бывший зека, он же бывший каналоармеец Максим Фёдорович Кузнецов, получил капитанские погоны на плечи, батальон в нагрузку, и отправился реконструировать гидротехнические сооружения на недавно освобождённые территории. Вот только у кого повернулся язык поименовать гордым словом несколько деревянных запруд, укреплённых корзинами с землёй? Их легче заново сделать, чем ремонтировать. Только не с кем. Не с этим же сбродом, от которого с удовольствием отказались не только в частях, но и в лагерях Дальстроя. Только опыт учителя физики в старших классах и метровый лом помогали поддерживать дисциплину и качество работы.
— Товарищ капитан, к нам начальство едет! — один из бойцов, сколачивающих опалубку, показал топором вдаль.
— Вижу….
— А если там генерал будет, команду "смирно" подавать?
Услышав новость, половина спецназовцев побросала инструмент. Кузнецов многозначительно похлопал ломиком по ладони:
— Как вы мне дороги…, бойцы!
— Почему, товарищ капитан?
— Потому! Это, во-первых. А во-вторых, я и без генералов научу вас советскую власть любить нежно и трепетно. Быстро за работу!
Подчинённые, у половины из которых за плечами срока большие, чем сейчас лет начальнику, недовольно ворча занялись делом. И ничего не поделаешь, за невыполнение приказа командир имеет право расстрелять на месте. Это бы ещё не так страшно, расстрелял, и всё, но за неимением в части огнестрельного оружия, уставом предусматривалась возможность проведения процедуры расстреляния при помощи подручных средств.
Комбат расправил складки гимнастёрки, камуфлированной пятнами раствора, и оглядел объект. Больше всего он напоминал не стройку, а вообще неизвестно что, подвергшееся интенсивной бомбардировке. Срамота, одним словом. Сейчас приехавшее начальство будет долго и нудно мотать нервы, указывая то на неаккуратно уложенные мешки с цементом, то на грязные подворотнички. А за вбитые в землю арматурины, на которых сушатся нестиранные портянки, вообще распнут.
Два бойца, крутившие самодельную бетономешалку, сделанную из керосиновой бочки, проводили командира взглядом и возобновили прерванный было разговор. Один, старший по возрасту, говорил другому, подпуская в голос покровительственные нотки:
— Да не переживай ты так, Васёк! Может ещё разберутся, отпустят твоих. Времена нынче другие, не двадцатый год.
— Хорошо тебе говорить, Евстигней Корнеич, — молодой солдат сплюнул сквозь зубы. — Твои в колхозе небось?
— А то! Чай не голодранцы какие. Жена вот пишет, что не меньше тридцатки на трудодень выходит. Да двое сыновей ещё…. А по осени и долю в прибыли с урожая обещают.
— Вот и говорю — хорошо. А мои по указу о разбеднячивании в совхоз загремели на голый оклад.
— Жёстко с ними…. Ладно, не грусти, это не на всю жизнь. Исправятся, осознают, работать нормально научатся….
— Неплохо бы, но ведь пьёт батя-то.
— А с чего он?
— Ну…, десять лет председателем комбеда был.
— Да, тяжело ему будет. А сколько дали?
— Прокурор сказал — пока на самолёт не заработает. Так и в приговоре записано.
— Нихрена себе!
— И я про то же. Думаешь, от хорошей жизни из поваров в спецстройбат попросился? Больше половины денежного довольствия отсылаю.
— Я слышал, — Евстигней Корнеевич понизил голос, — после сдачи плотины премию дадут.
— Точно?
— Вот тебе истинный крест с серпом и молотом. Не знаю, правда, по сколько, надо у капитана спросить. Слушай, а твоему отцу какой самолёт нужен, истребитель или бомбардировщик?
— Да не его самого, а деньги…., - Вася замолчал, привлечённый гулом над головой, а потом спросил: — Слушай, Корнеич, а вон тот, что над нами, дорого стоит?
— Нам с тобой лет двадцать работать, — старый солдат поднял лицо к небу. — Неплохая машина, хоть пассажиров катай, хоть десант выбрасывай.
Спецназовцы замерли, заворожённые красивым зрелищем — за летящим самолётом распускались белые купола парашютов.
— Это чего?
— Вроде бы десант, Васёк.
— Наши тренируются?
— Не похоже. Чего бы нашим тут делать, они все сейчас в бывшей Румынии. Газет не читаешь?
— Значит интервенты, дядя Евстигней? Бежать надо!
— Стой, придурок, не в ту сторону! Это наши трофеи летят. Эх, как подфартило-то! Пошли.
Василий не мог понять, почему надо бежать именно к парашютистам, а не от них, но послушал опытного товарища, попавшего сюда за излишнюю любовь к трофеям в недавнем Освободительном походе. Тем более и половина батальона бросилась туда же, не выпустив из рук инструмента. Таскать с собой бетономешалку было несподручно, а вот вовремя подвернувшаяся лопата оказалась как нельзя кстати. Вдруг тем, кто появится без инструмента, комбат не разрешит участвовать в разделе добычи? А деньги лишними не бывают….
Кузнецов немного не дошёл до естественного рубежа обороны участка — громадной лужи, перед которой автомобили предполагаемого начальства должны были непременно остановиться, как страшный, почти человеческий крик за спиной заставил его обернуться. На стройку опускались парашютисты, и кричал один из них, влетевший по пояс в незакрытый по извечному разгильдяйству битумный котёл. Рядом, неестественно ровно, и прислонившись щекой к окровавленному прутку, торчащему над ключицей, сидел ещё один неудачник. Слишком точное прицеливание и высокая скорость спуска сыграли с десантом злую шутку.
— Какого чёрта? — вслух возмутился капитан. — Мы тут делом заняты, а эти сволочи в игрушки играются?
Пистолетный выстрел был единственным ответом. Другого уже не требовалось — на плотине уже вовсю кипела схватка. Два бойца, один молодой, а другой постарше, тащили куда-то длинный зелёный ящик, по пути отмахиваясь подручными средствами от посланцев небес, одетых в серые комбинезоны.
— А ну бросьте! — грозно зарычал комбат, обращаясь ко всем сразу.
Но послушался только Вася — дисциплинированно выполнив команду, он выпустил добычу из рук. И лопату тоже бросил. Этим тут же воспользовался один из десантников, прямым ударом в челюсть сбросив спецназовца в воду. Потом вытащил из ножен на поясе громадный тесак с зазубренным обушком, и с угрожающим видом попытался подступить к Евстигнею Корнеевичу.
— Брось ящик, сволочь краснозадая!
Его напарник попытался обойти старого солдата слева. Но если слова капитана и пролетели мимо ушей, то кирка в руках опытного трофейщика такого себе позволить не могла. Она с хрустом врубилась точно посредине, пробив череп парашютиста насквозь. Времени на то, чтобы освободить инструмент не оставалось, и Корнеич, оттолкнув жертву ногой, подхватил с земли оброненную Васей штыковую лопату.
— Это ты кого краснопузым назвал, гнида? — острая кромка боевой лопаты хищно поблёскивала, дублируя вопрос.