Джулия Трэффорд закинула руки за голову, потянулась и внезапно почувствовала, что больше не хочет спать. Отбросив одеяло, она прошлепала босыми ногами к окну и устроилась на широком подоконнике. Когда она прильнула к стеклу, чтобы получше рассмотреть покрытые снегом газоны, на окне образовался запотевший кружок от ее теплого дыхания.

Хотя пейзаж за окном был хмур и неприветлив, Джулии он нравился, как нравилось все в Ламмертон Мэноре. Это было их фамильное поместье, но род из поколения в поколение все хирел, пока наконец сэр Хьюго, отец Джулии, не остался единственным мужчиной в семействе.

Но думать об этом не хотелось, и она пошла в ванную и пустила горячую воду, вспоминая те дни, когда в доме бывало настолько холодно, что приходилось ограничиваться минимальным умыванием. Поначалу она была так наивна, что не замечала, как их существование приближалось к нищенскому. Конечно, она не могла винить в этом только себя: ее родители делали все, чтобы она оставалась пленницей их узкого мирка, живущего вчерашним днем вдали от современной жизни. Даже ее предложение найти какую-нибудь работу напугало их чуть не до обморока.

— Работу? — в изумлении переспросил Хьюго. — Моя дочь работать не будет!

— Но ведь нам нужны деньги, — сказала она. — Как бы мало я ни получала, это все же лучше, чем ничего.

— И слушать об этом не желаю, — возразил отец. — Конечно, нам придется жить немного экономнее, но все будет в порядке. Занимайся музыкой и живописью.

Однако никакая экономия не помогла, и настал день, когда сэр Хьюго оказался перед необходимостью продать поместье.

— К счастью, я имею право это сделать, — пробормотал он, стараясь не встречаться взглядом с печальными глазами жены. — А когда мы его продадим, то выручим достаточно, чтобы купить небольшой домик где-нибудь поблизости.

— А почему бы не продать мои драгоценности? — предложила леди Трэффорд.

— Самые ценные уже проданы. Нет, я принял решение. Уверен, что за него дадут немалые деньги.

Хотя Джулия в глубине души сомневалась в этом, она не стала говорить этого своим родителям, так как знала, что они оба не сознают, что Ламмертон Мэнор по современным понятиям слишком велик и запущен. Трудно было представить, что кому-то захочется повесить себе на шею такую обузу. Но провожая отца до станции, она говорила с ним как можно более ободряюще и надеялась, что ее опасения окажутся напрасными.

После неприятной беседы со своим адвокатом сэр Хьюго отправился в клуб. Угрюмо сидя в гостиной за виски с содовой и ломая голову над своими проблемами, он вдруг заметил, что человек напротив пристально на него смотрит.

— Извините, пожалуйста, — сказал он в следующую секунду, — но я слышал, как официант назвал вас сэром Хьюго. Вы не сэр Хьюго Трэффорд?

— Да, это я. Почему вы об этом спрашиваете?

— Когда я был в Гонконге, то дружил с парнем по имени Клайв Трэффорд, и он частенько говорил о своем дяде. Переехав сюда, я потерял его из виду. Вот я и подумал, не дадите ли вы мне его адрес?

— Слишком поздно, — сказал сэр Хьюго. — Он погиб в прошлом году от несчастного случая на охоте.

Казалось, его собеседник был неприятно поражен и выразил свои соболезнования.

— Наверное, для вас это было ударом. Кажется, он был вашим наследником? Он немало рассказывал о Ламмертоне.

— Да. Он его любил, — отозвался сэр Хьюго. — Хорошо, что он так и не узнает, что поместье недолго будет мне принадлежать. Видите ли, я его продаю. Эти проклятые налоги…

— И другого выхода нет? — сочувственно спросил незнакомец.

— Я его не вижу.

Человек взглянул на часы.

— Надеюсь, вы не сочтете, что я слишком много себе позволяю для случайного знакомого… Но, если вы один, не присоединитесь ли ко мне для ленча? Позвольте представиться. Уинстер. Конрад Уинстер.

В восторге от возможности поговорить с человеком, который знал его племянника, сэр Хьюго принял его предложение. Когда они уселись в ресторане за столик у окна, он постарался незаметно рассмотреть своего собеседника. На вид Уинстеру было лет сорок — сорок пять, с плотным мускулистым телом и лицом человека, который умеет как хорошо работать, так и хорошо отдыхать.

Во время ланча Уинстеру удалось разговорить сэра Хьюго, и тот поведал о прошлом блеске семейства Трэффордов, и к тому времени, когда им подали кофе, они уже болтали так непринужденно, будто были знакомы много лет.

— Жаль, что у меня нет семьи, — заметил Уинстер. — Иначе ваше поместье мне бы идеально подошло.

Сэр Хьюго смущенно замахал руками:

— Что вы! Я вовсе не пытаюсь его вам продать!

— Я это вижу. Просто подумал вслух — у меня есть такая дурная привычка. Что же предпринять, чтобы вы могли сохранить свой дом?

— Это невозможно. Я уже три года ни о чем другом не думаю.

— Может, мне удастся помочь вам. — Уинстер наклонился к нему. — Я биржевой маклер. Председатель одной из моих крупнейших компаний подал в отставку в связи со слабым здоровьем, и я подумал, не захотите ли вы занять его место?

— Но я ничего не понимаю в биржевом деле!

— А вам и не надо понимать. Нам нужен номинальный начальник, человек, чье имя и репутация вне подозрений. Это внушает доверие держателям акций.

— Я не могу так поступить, — запротестовал сэр Хьюго. — Это было бы нечестно. Надо хоть что-то понимать в делах.

— Уверяю вас, в этом нет необходимости. Единственное, что вам придется делать, — это подписывать рутинные документы и запрещать или одобрять кое-какие мероприятия. Вы будете иметь ежегодный заработок…

Он назвал столь крупную сумму, что сэр Хьюго смущенно покраснел.

— Я не стою и десятой доли таких денег. Это слишком много!

— Напротив. Люди, подобные вам, необходимы сегодняшнему Сити. Надеюсь, вы обдумаете мое предложение.

Но сэр Хьюго не нуждался в дальнейших размышлениях. Когда он расстался с Уинстером, было решено, что с будущей недели он займет пост председателя компании.

Жизнь в Ламмертоне в корне переменилась. Документы внушительного вида доставлялись к ним на дом, и часто, заходя в библиотеку, Джулия видела, как отец подписывает их со счастливым и важным видом. Когда она пыталась выяснить, что, в сущности, происходит, сэр Хьюго только шутливо грозил ей пальцем и заявлял, что женщинам нечего забивать себе голову делами. В конце концов, Джулия пришла к выводу, что отец разбирался в происходящем не больше, чем она.

Вскоре стали заметны признаки преуспевания. Наняли горничную — девушку из соседней деревни, достали фамильное серебро и, почистив, выставили напоказ. Заменили старые шторы и потертые ковры, вновь отремонтировали теплицы, которые наполнились фруктовыми деревьями и цветами.

Новый Ламмертон представлялся Джулии сказочно комфортабельным, и, хотя она нередко гадала, сколько продлится такая жизнь, все же предпочитала жить сегодняшним днем, наслаждаясь им в полной мере.

Искупавшись и одевшись к завтраку, она сбежала по широкой лестнице и остановилась, увидев в холле деревенского констебля.

Сэр Хьюго держал в руках портфель, рядом с ним стояла жена.

— Доброе утро, — сказала неуверенно Джулия. — Что… что-нибудь случилось?

Мать растерянно провела рукой по глазам.

— Не знаю, дорогая. Констебль Перкинс хочет, чтобы твой отец пошел с ним в полицейский участок и дал кое-какие объяснения.

— Какие?

— О компании, — сказал сэр Хьюго, прежде чем его жена успела ответить.

— А почему ты не можешь сделать этого здесь?

Хотя вопрос Джулии был обращен к отцу, она смотрела на констебля, который неловко переминался с ноги на ногу.

— Это не наш полицейский участок, мисс Трэффорд. Это Скотленд-Ярд.

— Скотленд-Ярд! — Джулия перевела взгляд на отца. — Почему они хотят тебя видеть?

— Не знаю, милая. — Обычная жизнерадостность покинула сэра Хьюго. — Но что бы то ни было, вам нет причин беспокоиться. Когда я вернусь, то расскажу, в чем дело.