Тем не менее прозвучало явное предложение что-нибудь выпить.

— Спасибо, — откликнулся Ян, — давай я займусь этим?

В этой гостиной он чувствовал себя как дома. Бесчисленное множество раз он разливал напитки из этого буфета и сейчас направился к нему, хорошо одетый, знающий себе цену.

— А тебе налить что-нибудь, Либби?

— Благодарю, немного погодя.

Ян налил себе бренди.

— Роско? — Он оглядел ряд блестящих бутылок, всевозможных форм и размеров. — А пива-то нет, — констатировал он. — Похоже, пиво — ваш самый любимый напиток.

— Вы очень проницательны. — Адам оторвал взгляд от пластинок и чуть заметно улыбнулся. — И в данном случае вы оказались правы. Но если вы пьете бренди, я могу составить вам компанию.

Ян налил немного ароматного напитка в шарообразный фужер и держал его так, что Адаму пришлось пересечь всю комнату, чтобы взять его. Либби с легким раздражением подумала: «На что он рассчитывает? Неужели он думает, что Адам случайно натолкнется на стол или на что-нибудь вроде этого?» Если он надеялся на это, то ничего подобного не произошло. Для своего высокого роста Адам двигался на удивление изящно. Он взял фужер, поблагодарил Яна.

— Присаживайтесь, — предложила Либби. — Да садитесь же, вы, оба.

Они присели лицом друг к другу. Ян согревал фужер в ладонях и медленно потягивал из него.

— Отличный бренди, — оценил он, — у твоего дяди прекрасный погребок.

— Я передам ему твой отзыв. Он будет ужасно рад.

Она знала, что за этим последует. Он начнет сейчас распространяться о винах с видом светского человека, который обладает тонким вкусом в таких вещах. Адам, словно прочитав ее мысли, совершенно не собирался поддерживать разговор на эту тему. Ее начал обуревать гнев. Адам был ее гостем, и ей не хотелось, чтобы он почувствовал себя не в своей тарелке, совершенно посторонним человеком.

— По мне, они все на один вкус, — сказала она. — Не могу отличить одно виноградное вино от другого. А все сорта бренди кажутся мне совершенно одинаковыми.

— Ты говоришь глупости, — улыбнулся ей Ян. — Не так ли, Роско?

— В данном случае, — согласился Адам, — именно так. Это один из лучших арманьяков, которые я когда-либо пробовал. — Он посмотрел содержимое фужера на свет и пояснил: — Одно время я работал в баре.

Либби прикусила губу, чтобы не рассмеяться во весь голос.

Правда, вопреки ее опасениям, Ян не испортил оставшуюся часть вечера. Он был весел, остроумен, говорил об их общих друзьях, о домах и местах, где им доводилось бывать с Либби, окунувшись в доброжелательный маленький мир, который принадлежал им обоим. Он расспрашивал Адама, и ответы последнего — вежливые, но лаконичные, без лишних деталей — создали портрет бродяги, человека без какого-либо положения в обществе. Это была ложная картина, по твердому убеждению Либби, однако все звучало довольно убедительно именно в пользу этого.

Наконец она произнесла в отчаянии:

— Мы собирались с Адамом где-нибудь поужинать.

— Действительно? — спросил Ян. — А где?

— Месяц назад в Эджфорде открылся новый китайский ресторанчик.

— Говорят, там неплохо кормят, правда, я еще там не бывал. Очень хорошо, я тоже еще не ужинал.

Он собирался ехать с ними, и ей так хотелось, чтобы Адам сказал: «Вы нам не нужны, отправляйтесь домой и ужинайте там». Но Адам вел себя так, будто его забавляет такой поворот событий, и она была почти уверена, что стоит ей сказать Яну, что тот не может ехать с ними, как Адам наверняка скажет: «А почему бы и нет?»

В результате они сидели за столиком, накрытым на троих, и не успели сделать заказ, как из-за соседнего столика раздался приветственный возглас, после чего к ним подсели еще двое.

Дженни Драйвер, высокая, темноволосая, довольно вызывающе одетая девушка, во все глаза рассматривала Адама.

— Привет, — с придыханием произнесла она. — Где же это Либби нашла вас?

— Он только недавно поселился в Сторожке лесника, — пояснила Либби.

— Так это же груда кирпича. Это же настоящая развалина, разве не так?

— Далеко не так. Груда кирпича с крышей над ней.

— Ужасно хотелось бы взглянуть на этот домик.

— Там не на что особенно глядеть, — улыбнулся в ответ Адам.

Отказ был сделан в мягкой, но решительной форме, и Дженни пожала плечами.

— Тем не менее, если окажусь в тех краях, я попытаю счастья и постучусь к вам в дверь.

Дерек, юноша, с которым пришла Дженни, счел нужным вмешаться, заговорив о еде, и Либби была ему за это очень благодарна. «Я ревную», — подумала она с удивлением, вонзая нож в массивный кусок свинины в кисло-сладком соусе. Никогда прежде не испытывала она чувства ревности, и сейчас ей это было неприятно. Ее охватил страх, поскольку она догадывалась, что это чувство может усугубиться, что еле ощутимая пока боль может достичь опасных размеров, превратившись в агонию, которая может разорвать ее на части.

Ужин ей не понравился, и, когда он закончился и возник разговор о том, чтобы продолжить его дома у Дженни, Либби возразила:

— Если вы не против, то я бы сказала, что с меня достаточно. У меня что-то разболелась голова.

Дженни была само сочувствие — достала из сумочки пару таблеток аспирина и заставила их проглотить. Затем Ян предложил отвезти Либби домой, а следом и Адам сказал, что ему пора.

— Может, все же заедем ко мне на чашку кофе? — продолжала обхаживать Адама Дженни, обращаясь в первую очередь к нему.

— Благодарю вас, не могу.

— Жаль. Действительно, очень жаль.

Она смотрела им вслед, очень недовольная, совершенно не обращая внимания на стоявшего рядом красного от возмущения Дерека. Завтра утром она позвонит Либби и разузнает у нее все об этом Адаме Роско…

Либби почувствовала, что у нее действительно болит голова. Когда они подъезжали к «Грей Муллионсу», у нее глухо стучало в висках.

— Вы, конечно, зайдете ненадолго? — пригласила она, обращаясь к ним обоим.

— Непременно, — тотчас же откликнулся Ян.

— Благодарю вас, — отказался Адам, — но я не могу. Мне предстоит еще неблизкий путь до дома. — Так оно и было, да еще по торфянику. К счастью, светила луна, но ему предстояло пройти несколько миль через заросли вереска и сквозь сосновый лес. — Спокойной ночи, Либби, — попрощался он, взяв ее руку и слегка пожав, задержал ее на короткое мгновение в своих руках.

Ей было интересно знать: если бы рядом не было Яна, поцеловал бы он ее, а если да, то осталась бы она безучастной и холодной в его объятьях или же прижалась бы к нему так, словно это была ее последняя надежда в жизни? Она не могла ответить на этот вопрос однозначно. Так что, пожелав ему также спокойной ночи, она сказала:

— Будьте осторожны!

— Как голова? — спросил участливо Ян, тронув ее за руку.

— Гораздо лучше, остался только намек на боль.

В гостиной продолжал гореть камин. Эми прошла за ними в комнату, довольная, что они возвратились одни. В надежде, что Адам Роско получил от ворот поворот, она засуетилась:

— Может, что-нибудь перекусите?

— Мы поужинали, — поблагодарила Либби, — если только по чашке кофе.

— Сейчас будет кофе, — заторопилась Эми.

Ян подложил Либби под голову диванную подушку:

— Посиди немного и расслабься. Это помогает при головной боли.

Она посмотрела на него с растущим самоосуждением, видя, с какой нежностью и заботой он обращается с ней.

— Не надо, Ян. Я притворялась. — Он вопросительно взглянул на нее. — Головная боль — лишь предлог. Мне просто не хотелось ехать к Дженни.

— Ну и прекрасно. Мне тоже этого очень не хотелось.

— Я притворщица во многих отношениях. Правда. Вы с дядей Грэем обращаетесь со мной так, словно собираетесь охранять меня до конца моих дней. Вы меня так вконец избалуете.

— Нам нравится баловать тебя.

— Боюсь, ни вам, ни мне от этого не будет никакой пользы.

— Но я хотел бы, — признался он, — заниматься этим всю жизнь. — Это можно было расценить как признание в любви. Это произошло спонтанно. Он не собирался делать этого сегодня. Но это прозвучало так естественно, будучи сущей правдой.