В тот день, в субботу, Гордон сказал ей: «Бога ради, Фил, ты хуже любой старухи!» Она пыталась заставить его надеть шарф. Было не холодно, она повязала ему шарф просто потому, что они собирались идти на улицу и к вечеру могло похолодать. Он в очередной раз сорвал его с себя, и вместо того, чтобы сесть в спортивную машину, они так и стояли там, и наконец терпению Гордона пришел конец. И ему было уже наплевать на ферму и на все остальное, потому что Филлис бесила его до безумия.

Она давно уже знала, что это рано или поздно случится. Она видела знаки того, что это приближается, и для нее это было почти облегчением. Она повернулась и побежала к остановке автобуса, а Гордон пустился за ней и был рад, увидев, что она успела сесть в автобус. Он был немало удивлен, потому что автобусы никогда не приезжали по расписанию.

С тех пор он несколько раз звонил в «Вудграндж» по настоянию своих родителей, но каждый раз вздыхал с облегчением, узнав, что Филлис не хочет с ним разговаривать. Она была по-своему очень милой, но прожить с ней всю жизнь было не в его силах.

Конечно, за эти три года она иногда видела Лэнгли — деревня была маленькая, — и каждый раз сердце ее пускалось вскачь. Это случалось, даже если она просто проходила мимо салона. И вот теперь она снова выставляет себя на посмешище. Снова о ней все будут говорить и все станут над ней смеяться. Лэнгли Холлиз скоро женится на Сайан Роуэн, все об этом говорили.

Филлис не везло. Она и не ожидала этого и потому не удивилась, когда, зайдя в следующий раз в салон, узнала, что Лэнгли уехал на весь день на встречу с другим дилером, который продавал часы. У нее была заготовлена причина для посещения магазина — это был «Денистонский утес». Она хотела спросить Лэнгли, сколько он за него хочет получить, и сказала об этом Сайан.

— Боюсь, не знаю, — сказала Сайан, — а он вернется еще не скоро. Может, мы тебе потом позвоним?

— Да, пожалуйста, — сказала Филлис. Она посмотрела на картину так, будто это был пейзаж Тернера, [2]а потом перевела взгляд на миниатюру, над которой сейчас работала Сайан. — Ты тоже очень талантливая, да? — спросила она.

— Спасибо, — сказала Сайан; а что еще можно было сказать?

Зазвеневший как раз в этот момент дверной звонок был более чем кстати, потому что Филлис пошла за ней из студии к двери и сказала:

— Ну ладно, пока.

Когда покупатель ушел, было половина шестого, даже чуть позже. Сайан защелкнула замок, повернула вывеску на двери и пошла обратно в студию. Миниатюра была почти закончена, так что она могла немного задержаться и доделать ее сегодня. И заодно дождаться Лэнгли и узнать, удалась ли ему сделка.

Зазвенел колокольчик, но дверь открыли своим ключом, и Сайан крикнула:

— Лэнгли? Я здесь!

Вошел Барни.

— Работаешь сверхурочно? — спросил он.

— Просто хочу закончить. — Миниатюра стояла перед ней, и она перерисовывала на нее с поблекшей сепиевой фотографии бородатого мужчину, учитывая инструкции, написанные тут же: «Глаза голубые, волосы русые».

— Приближается гроза, — сказал Барни.

— Да? — Ей это было не страшно, дом находился в двух минутах ходьбы отсюда. Весь день небо было затянуто тяжелыми тучами, так что в студии горел свет.

— Щеголь какой.

— Был, наверное. Посмотри на дату — 1901. — Она взяла фотографию и протянула ему. — Глаз почти не видно. Приходится самой додумывать, а что делать? Напрягаю все свое воображение, я же не знаю, какой это был человек.

— Я бы не стал из-за этого волноваться. Думаю, те, кто заказал миниатюру, этого тоже не знают.

— Да, наверное. — Она поставила фотографию назад на стол и снова повернулась к Барни. Вид у него был усталый. — Говорят, ты много работаешь.

— Чем быстрее закончу, тем быстрее отсюда уеду.

— Я бы тебе посоветовала не торопиться, а то загремишь еще в больницу на пару месяцев, — вспылила она.

— Ты что-то сегодня в придирчивом настроении.

— Да, — призналась она. — Ну, спроси меня хотя бы, не начала ли я работать над новой фигурой.

— А ты начала?

— Да, и у меня ничего не получается.

К этому выводу она пришла вчера вечером. Это был кусок глины, вылепленный наподобие лица, но внутри ничего не было. Как и на фотографиях, которые она перерисовывала, — в нем не было никакой загадки. Фиона, которая видела его уже не один раз, сказала, что получается просто замечательно, но Фиона была друг, а не критик.

Раз уж Барни погрузился в свою собственную работу, Сайан знала, что ему не будет дела до ее проблем. Но все равно она подумала, что он мог бы уделить ей хотя бы пять минут своего времени. Она не могла говорить об этом с Лэнгли. Если она спросит его мнение, он скажет: «Зачем тратить на это время, если тебе самой не нравится и у тебя нет ощущения, что ты делаешь что-то полезное?»

— Знаешь, такое чувство у всех бывает, — сказал Барни. — Вот сейчас, например, мне хочется порвать мой сценарий на клочки и начать писать все заново.

— Правда?

— Получается какая-то ерунда, старье.

Может, он просто принялся за работу слишком рано после аварии. Она заметила:

— Все пытались тебя предупредить, что тебе не нужно слишком торопиться, хотя бы некоторое время.

Он ответил ей сварливым и немного усталым тоном:

— Я практически неподвижен, побойся Бога. Медленнее уже просто некуда, особенно в этой вашей деревеньке.

— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь. Все равно ты слишком устаешь, и мозг работает напряженно.

— Послушай! — Он резко повернулся к ней. — Я же физически пострадал в аварии, а не умом тронулся!

— Я знаю. — Она говорила с таким же вызовом, как и он. Здравый смысл был на ее стороне. Она говорила дельные вещи. — Но что, если работа у тебя не ладится, потому что ты еще не выздоровел окончательно?

— Нет, дело не в этом. Просто все мои персонажи становятся слишком кровожадными.

Она вспомнила про голову, которую пыталась слепить, и заулыбалась:

— Ты знаешь, и мой кусок глины тоже. Вчера вечером я из-за него плакала и билась головой о ковер. Конь, наверное, решил, что я рехнулась.

Они одновременно рассмеялись.

— Бьюсь об заклад, — сказал Барни, — что это никогда не доводило тебя до слез. — Он дотронулся до миниатюры. — Профессиональная работа.

— Правда. И что с этим делать?

— Ну, я, например, иду гулять.

— Скоро будет дождь.

— Тем лучше, — сказал он.

Сайан пошла к столу, на котором стояла машинка, и взяла пару белых перчаток, которые она заметила как раз перед тем, как вошел Барни.

— Если ты все равно никуда конкретно не идешь, ты мог бы занести эти перчатки Филлис Баркер. Она приходила узнать, сколько стоит картина Лэнгли, и забыла их здесь.

— Мы ей отнесем их вдвоем, — сказал Барни. — Ты тоже идешь.

— Хорошо. — Пальто у нее не было, но на улице из-за дождя было слишком тепло. Прогулка под дождем может оказаться приятной, а ферма «Вудграндж» была недалеко. Сайан положила нейлоновые перчатки Филлис в свою сумочку, вымыла кисточки и поставила на стол свою миниатюру. — Ну что ж, пошли, — сказала она.

Барни лениво подошел к мольберту с «Денистонским утесом». Именно там Лэнгли еще раз попросит Сайан выйти за него замуж, и именно там она скажет ему «да». Если бы Филлис это знала, она не стала бы покупать эту картину.

— Бедная Филлис! — вздохнула Сайан.

— Почему? — Барни проводил ее из студии. — Картина не так уж плоха, и Лэнгли наверняка уступит ее недорого.

Он специально притворялся тупицей, но она не проглотила его наживку. Она сказала очень милым голоском:

— Конечно, наверняка. А так как ты получаешь с салона свой процент прибыли, ты должен благодарить меня, что я стараюсь несколько умерить щедрость Лэнгли.

— Я благодарен. — Он сказал это так, будто именно его доходы от салона не давали ему умереть с голоду. — Для меня служит большим утешением мысль, что, когда Лэнгли ставит ценники, ты прокрадываешься за ним в салон и прибавляешь к каждой цене десять процентов.