У него была хорошая пенсия. Кроме старых книг и иногда бутылки вина, у него не было никаких расходов. Эмма сказала:
– Если бы деньги были необходимы, я дала бы. Я…
Ее отец улыбнулся:
– Не шантажируй меня, моя любовь, я не нуждался в наличных. Он дал хорошую цену, но я продал не из-за денег.
– Тогда почему?
– Он хотел купить.
– И ты позволил ему это? Просто так? – Эмму трясло. – А если он заделает все штукатуркой и превратит мельницу в кафе?
– Он хотел жить там, работать. Он – художник.
– Что может быть хуже, – стонала Эмма, – свободный художник. – Она накинулась на Кита: – А ты как мог позволить?
Их отец был непрактичный человек, но Кит мог воспрепятствовать контракту. В течение нескольких месяцев Эмма не приезжала, но она звонила каждую неделю, и никто не сказал ей ни слова.
– Как говорит папа, мельница ни для чего не использовалась. – Кит пожал плечами. – Этот Корби относится к сорту людей, всегда получающих то, что они хотят. Я не жалею, что ему продали мельницу.
Эмма жалела. Ей претила мысль, что мельница больше не принадлежит им. Она спросила печально:
– Он собирается строить забор?
Отец показал ей чертеж:
– От мельницы до луга и рощи. Вся земля от забора сада – его.
Это была собственность ее отца, он мог делать все, что угодно. Она спросила:
– Кто он? Что, он едва постучался к вам и уже купил?
Отец снова улыбнулся:
– Да, это было неожиданно. Я встретил его, когда бродил по холмам. Мы оба попали в бурю. Он приглядывал, что купить в этих местах. Он любит сельскую местность. Оставил автомобиль и решил прогуляться. Мы изрядно промокли, пока добрались домой, я пригласил его.
Эмма пробормотала:
– Это звучит как начало глупой пьесы. Мистер Эрншоу приводит домой человека, который занимает его дом.
– Смешно ты говоришь. – Кит широко улыбнулся. – Корби выглядит настоящим чудовищем.
– Так не играйте с ним в азартные игры, или мы можем потерять остальную часть фермы.
– Эй! Представляешь себя героиней пьесы? – засмеялся Кит.
– Нет. И какое у него странное имя. Как там дальше?
– Корби Кемпсон.
– Никогда слышала о нем. – Она улыбалась теперь, постепенно приходя в себя. – Художник-неудачник, конечно.
– Ты еще услышишь о нем, – сказал отец спокойно. Он заколебался на мгновение и добавил другим тоном: – Он прекрасный шахматист. Все время выигрывает.
Она поняла, что Кит имел в виду, когда увидела Корби. Высокий человек, худой и загорелый, как цыган. Не такой тощий, как Марк, но тонкокостный, одежда на нем висела как на вешалке. Эмма была готова ненавидеть его. Она обижалась на потерю мельницы. Когда послышался стук в дверь черного хода и Кит сказал, что это Корби, она внутренне напряглась.
Ее отец сказал:
– Входите.
Корби вошел через кухню в гостиную, зная дорогу, знакомый с расположением комнат; и ей это не понравилось.
– Заходите и познакомьтесь с Эмми, – продолжал отец.
– Вы неприятно удивили меня, мистер Кемпсон, – сказала холодно Эмма. – Я только что услышала о продаже мельницы и не скрываю, что это удар для меня.
– Мне жаль, что это так, – ответил Кемпсон.
Конечно, ему не было жаль. Он хотел мельницу, и он получил ее. Она думала, смотря на него: «Все ты видишь. Любой человек, встающий у тебя на пути, должен быть начеку».
– Мельница казалась такой заброшенной. У вас не было планов насчет нее, не так ли? – продолжал Кемпсон.
Он знал, что планов у нее не было, что ее жизнь проходила далеко отсюда. Она сказала:
– Это была наша мельница, в этом все дело. Я любила ее, стоящую на лугу позади дома.
– Никто не будет ничего менять.
– Какие у вас планы? Не собираетесь ли вы превратить ее в блок квартир?
– Нет.
– В наше время люди не покупают землю, если не планируют что-нибудь построить.
– Я так делаю.
– Все равно вам не дадут разрешения на перепланировку. Здесь зеленая зона, – произнесла она весело.
– Действительно? – Он смеялся над нею, и ее щеки запылали в ребяческом запале. С детства было все наоборот – у Кита были рыжие, как огонь, волосы, а у Эммы – горячий, как огонь, характер.
Она давно научилась самообладанию, имея дело с клиентами, с которыми нужно терпение святых, и была удивлена ярости, которая захватила ее теперь.
– Раскладывайте шахматную доску, Корби, если будете играть, – поспешил заметить отец.
Корби сказал, что будет. Они вошли в комнату с камином, складское помещение в старые времена. С полом, покрытым коврами, и с мягкими креслами. Эта комната служила для отдыха уже более половины столетия. Эмма впилась взглядом в дверь, которая закрылась за ними, и Кит мягко улыбнулся:
– Будь я проклят, – сказал он. – Давненько я не видел тебя такой.
– Какой?
– Узнаю мою Эмми. Несмотря на всю твою городскую жизнь, ты осталась прежней девчонкой, которая столкнула Бастера Бэдоу в канаву.
Ей было в то время девять лет, а Киту восемь. Бастер был врагом Кита, и больше их обоих. Эмма засмеялась:
– Если ты помнишь, это было нелегко, я толкнула его сзади.
– Да, так ты и сделала, – сказал Кит, – крикетной битой.
Эмма готовила еду, когда пришла Крисси. Крисси и Кит уходили. Она заглянула, чтобы поздороваться с Эммой. Кит насмешливо заметил:
– Жаль, что тебя здесь не было полчаса назад, когда Эмме представляли Корби. Она чуть не избила его.
Крисси не рассмеялась. Она, нахмурившись, поглядела на Кита и сочувственно сказала Эмме:
– Я предупреждала, что они должны были сказать тебе. Дождаться тебя, чтобы посоветоваться.
– Это был удар, – признала Эмма. – Хотя я признаю, что от мельницы не было пользы.
– Они не должны были продавать ее незнакомцу, – сказала Крисси. – Все в Хардичах судачат об этом. – Работая в конюшнях, Крисси была предана Хардичам, но это можно было понять. – Мистер Хардич говорит, если бы он знал о желании вашего отца продать мельницу, он купил бы ее для себя, так как она примыкает прямо к его земле.
Хардичам следовало отказать в первую очередь. Эмма сказала:
– Не думаю, что отец думал о продаже заранее. – Она взглянула на Кита. – Но можно было бы подумать о Марке и предоставить ему такую возможность.
Она готовила цыпленка с абрикосами и миндалем, и Кит ел миндаль с такой же скоростью, как она чистила его.
– Зачем? – спросил он, набив рот. – У Хардичей достаточно земли. И хотя я рискую, высказываясь в вашей компании, но у Марка Хардича и так всего полно. Я рад, что Корби купил мельницу.
Крисси злобно вскрикнула:
– У вас больше общего с жуликом, чем с джентльменом!
– Хватит поедать миндаль, – сказала Эмма.
Пока еда готовилась, Кит и Крисси уехали. Эмма вошла в гостиную. Ее отец и Корби Кемпсон сидели, склонив головы над шахматной доской. Они оба посмотрели на нее и улыбнулись. Отец – с обычной теплотой, Кемпсон, как показалось Эмме, проницательно и испытующе.
У него был слишком большой нос, и рот был слишком широк. Твердый рот, хотя на нем сейчас была улыбка. Эмма выбрала место у огня и, разворачивая газету, сказала:
– Не хочется прерывать вашу игру.
– Мы можем закончить в другой раз, – сказал отец. Она предпочла бы, чтобы они продолжали игру.
Она была утомлена. Она приехала из Лондона после рабочего дня, ей хотелось расслабиться теперь, но она не могла расслабиться под взглядом Кемпсона. У него были темные глаза, не добрые, как у Кита, а суровые и внимательные, замечающие любую слабину.
Она чувствовала себя ущемленной. Уже только потому, что он появился здесь как гром среди ясного неба. Она бы привыкла к нему через некоторое время, но на сегодня это было чересчур.
Ее отец говорил на общие темы: погода, болезнь домашней птицы на близлежащей ферме. Затем он перешел к своей работе по истории здешних мест. Пока он остановился на пятнадцатом столетии. Эмма сказала внезапно:
– Мой отец сообщил, что вы – художник. Мистер Кемпсон, какие картины вы пишете? – Он мог бы быть скульптором, предположила она. Его руки выглядели сильными и умелыми. Это был идиотский вопрос, но он должен был перевести беседу в русло его интересов. «Давай обсуждать тебя для разнообразия, дружок», – подумала она.