— Одри… — Ричард запнулся, не зная, что сказать.

Одри в ужасе прикрыла глаза. Своей несдержанностью она поставила Ричарда в неловкое положение! Теперь он будет мучиться, боясь задеть ее своим ответом. Да и нужен ли ответ? Все понятно без слов — Ричард ее не любит.

Ричард откашлялся и, избегая смотреть Одри в глаза, пробормотал:

— Я думаю, это гормональное. Я имею в виду твою сентиментальность.

Да, Ричард меня не любит, повторила про себя Одри. Да и почему я вдруг решила, что такое возможно? Потому, что он последние три недели готовил для меня, укладывал меня спать, заставлял пить молоко, покупал приданое для малыша? Боже, как я была глупа и самонадеянна! Он делал все это потому, что он — Ричард Андервуд. Человек, который всегда делает то, что положено. О попавших в беду женщинах положено заботиться — вот он и заботился. Ничего больше. Ничего личного.

Всю обратную дорогу до дома Одри они молчали. Ричард казался целиком погруженным в свои мысли, Одри ругала себя и свой глупый язык, произнесший слова, которых Ричард вовсе не хотел слышать.

Остановив машину, Ричард повернулся к Одри. Его левая рука продолжала лежать на руле, из-под манжета выглядывал «роллекс». Даже когда мне исполнится сто лет и я выживу из ума, с грустью подумала Одри, часы «роллекс» всегда будут напоминать мне о Ричарде.

— С тобой все в порядке, Одри?

Что ж — Одри начинала сердиться — во всяком случае не я предлагаю продолжить наш недавний разговор.

И она сказала то, чего никогда не сказала бы прежняя Одри:

— Тебя интересует, все ли со мной в порядке? Хорошо, я отвечу. Я поднесла тебе свое сердце на блюдечке, а ты вернул мне его обратно. Так что мой ответ — нет, со мной не все в порядке. Со мной все не в порядке, если быть точной. Но тебе не стоит беспокоиться: со мной все будет в порядке. Обязательно будет.

Холодная, едва сдерживаемая злость, с которой Одри произнесла эти слова, озадачила Ричарда. Он долго молчал, глядя на нее, потом произнес:

— Одри, не надо так. Не думай, что я перестану заботиться о тебе.

Эти слова нисколько не остудили жгучую обиду Одри. Да, с горечью подумала она, в том-то все и дело. Ты будешь продолжать заботиться обо мне, готовить для меня, делать за меня покупки, но — не любить меня. Я снова совершила ошибку, полюбив мужчину, который с самого начала был недосягаем для такой простушки, как я. Одри Маллиган — беременная, брошенная любовником, почти нищая, и Ричард Андервуд — успешный, состоятельный, красивый — разве можно придумать пару более нелепую? Но я полюбила именно этого мужчину, а он не может ответить на мою любовь. У неразделенной любви горький вкус.

Решение пришло само собой. Одри сделала глубокий вдох и сказала:

— Я думаю, ты был прав.

— Когда? — Голос Ричарда был нежным, заботливым — и это было невыносимее всего.

— Когда сказал, что моя сентиментальность — это гормональное. Так, кажется? — Одри набрала побольше воздуху и продолжила: — Я просто дала волю эмоциям, вот и все. Расчувствовалась. Когда я сказала, что… что люблю тебя, я не имела в виду… — Одри запнулась, — ничего такого… Ты понимаешь? Ничего личного.

— Да? — В голосе Ричарда прозвучало сомнение, которое смутило Одри. Но следующая фраза Ричарда разозлила ее: — Я не верю тебе.

— Вы слишком самонадеянны, мистер Андервуд.

— Ты сделала меня таким, — неловко пошутил Ричард.

Одри смотрела прямо перед собой. Внезапно какой-то лист, сорванный с дерева порывом ветра, покружился в воздухе и прилепился к ветровому стеклу прямо перед лицом Одри. Ей захотелось плакать — она почувствовала себя точно таким же одиноким листом, влекомым неумолимым ветром.

— Мы проводили вместе слишком много времени, — продолжила Одри, повернувшись от окна, — вот в чем проблема. Я думаю, нам больше не следует видеться, по крайней мере, до родов. Может быть, когда малыш появится на свет, все придет в норму и мы сможем изредка встречаться как старые друзья, а пока…

— Не видеться?! — Ричард выглядел потрясенным. — Бог мой, о чем ты говоришь, Одри?! Я обещал, что буду заботиться о тебе, пока ты не родишь, и я сдержу свое обещание. Я нужен тебе.

— Ричард, я думаю, ты и так уже сделал все, что мог, для меня. И я благодарна тебе за это. — Одри схватилась за ручку дверцы и принялась дергать ее, стараясь как можно быстрее выбраться из машины. Не хватало только расплакаться при Ричарде! — Но я больше не нуждаюсь в твоей помощи.

Проклятая ручка не желала поддаваться!

— Ну что ж, если так… — Его голос звучал недоверчиво, серые глаза смотрели изучающе. — Если ты так решила, так тому и быть. Но я не могу оставить тебя совсем одну. Раз уж ты не хочешь, чтобы я был рядом с тобой, я найму тебе сиделку.

Что он говорит! — подумала Одри. Это, оказывается, я не хочу, чтобы он был рядом со мной? Разве не сам Ричард отверг меня? Неужели он не понимает, что я хочу видеть его каждый день, каждую минуту — всю жизнь?

— В сиделке нет необходимости, — сухо сказала Одри. — Я в состоянии сама о себе позаботиться.

— Нет, Одри, я настаиваю.

— Прощай, Ричард. — Одри наконец удалось справиться с дверцей. — Желаю тебе счастья, ты, как никто другой, заслуживаешь его. Прежде чем Ричард успел что-нибудь сказать, она выбралась из машины и пошла к дому.

Одри шла медленно, осторожно ступая, и чувствовала на себе взгляд Ричарда — но не оборачивалась. Сегодняшний день расставил все на свои места. Когда Одри впервые поняла, что любит Ричарда, в ее душе зародилась крохотная надежда, что он может ответить на ее чувства. С каждым новым днем, проведенном в его обществе, эта надежда росла. Одри начинало казаться, что и Ричард любит ее, именно поэтому он с нежной заботой ухаживает за ней. И вот сегодня от этой надежды не осталось и следа. Реакция Ричарда на ее признание в любви была недвусмысленной — ни о каких чувствах с его стороны не может быть и речи. Более того, Одри показалось, что ее слова испугали его.

Я приняла правильное решение, думала Одри, открывая входную дверь и поднимаясь по лестнице на свой этаж. Если бы я позволила Ричарду продолжать ухаживать за мной, мы оба чувствовали бы себя неловко, да и мне будет легче вовсе не видеться с ним.

И в то же время Одри понимала, что никогда не забудет Ричарда Андервуда.

Оказавшись наконец в своей квартире, Одри бессильно привалилась к двери, плечи ее задрожали. Одна слезинка медленно скатилась по щеке, затем другая…

Почему, почему я не могла держать свои чувства при себе?! — спрашивала она свое отражение в зеркале в прихожей. Зачем я позволила им выплеснуться наружу и разрушила нашу с Ричардом дружбу — единственное, что у нас было и могло быть?

Куда бы Одри ни бросила взгляд, все в этой квартире напоминало о Ричарде. Две чашки из-под какао на кофейном столике, которые он не успел вымыть. Одри живо представила себе Ричарда, моющего их — с засученными рукавами, с полотенцем через плечо, — и ей стало невыносимо, почти физически больно от осознания того, что это никогда больше не повторится.

— О, Ричард, — прошептала Одри, прикладывая ладонь к мокрой щеке, — как же я люблю тебя…

Она в мельчайших подробностях помнила поцелуй Ричарда. И именно этот поцелуй заставил ее думать, что Ричард отвечает на ее чувства. Но оказалось, что Тот поцелуй для Ричарда ровным счетом ничего не значил.

В дверь позвонили.

— Ричард! — с надеждой воскликнула Одри.

К двери она направилась едва ли не бегом, стараясь не обращать внимания на чудовищную боль внизу живота.

Одри открыла дверь, и надежда улетучилась.

— Тедди?

Тедди — а это был он — бесцеремонно протиснулся мимо Одри в прихожую, словно жил здесь всегда и лишь вышел на минутку за сигаретами.

— Ну вот, а эта старая карга врала, что ты съехала. Где ты была? Я уже заходил сегодня.

— Не уверена, что это твое дело, но я отвечу тебе, Тедди. Я была у врача. Я, видишь ли, беременна.