Я смяла бумажку. У бедной миссис Твист свои проблемы. Кэти, ее единственная дочь, была замужем за водителем грузовика и рожала каждый год. Миссис Твист не раз говорила ей, что надо бы сходить в больницу, научиться предохраняться, но Кэти (лично я всегда считала ее малость простоватой) даже слышать об этом не желала. Если Бог посылает им детей — так тому и быть, считала она, и Тед придерживался того же мнения. Как бы то ни было, за шесть лет супружеской жизни это уже шестой ребенок!
Только рождение или смерть могли заставить миссис Твист покинуть наш дом до того, как она повидается с нами и узнает новости о Бинге. Надо будет заглянуть вечером к Кэти и рассказать ей.
Я пошла в гостиную — единственную комнату в доме, в которой царил настоящий порядок, и то только потому, что летом ею никто не пользовался. Мы постоянно торчали на улице, если только не лило как из ведра. Стив работал в саду, подстригал лужайку или ходил с Бингом на пруд рыбачить.
Мое хобби — птицы, которых я держала в сарайчике у амбара, мне его Стив помог построить. Я обожаю пернатых всех сортов, а особенно волнистых попугайчиков. Кроме удовольствия, они еще и доход приносили — я продавала молодняк.
У нас и телевизор имеется, но его в основном Бинг смотрит. Я даже в плохую погоду предпочитаю почитать. И Стив тоже.
До этой трагедии мы были прекрасной дружной семьей. Я никак не могла поверить в реальность происходящего, все казалось ночным кошмаром, от которого нет никакой возможности очнуться.
Я опустилась на диван и почувствовала ужасную слабость. Надо поесть. Непременно. Глупо морить себя голодом.
Стив просунул голову в дверь, лицо серое, и поглядел на меня как на чужую:
— Я сейчас приду, тогда и поговорим. Симкокс напутал с заказом для Ист-Брамфилд-Дейри. Я так и знал. Это уже ни в какие ворота не лезет. Пора от него избавляться.
— Да, — без всякого интереса согласилась я.
— Я скоро, — повторил он и исчез.
Я откинулась назад и закрыла глаза.
— Бинг, — произнесла я вслух. — Я должна спасти тебя и обязательно сделаю это. Вот только соберусь с силами и начну. Начну искать того, другого…
Я поплыла по волнам памяти. Прошлое настигло меня, то прошлое, которое, как я надеялась, похоронено на веки вечные. Но прошлое, видать, всегда настигает. Какой позор!
Я припомнила 1947 год.
Стив — в то время капитан Росс — отбывал в Египет, в только что отстроенный лагерь британской армии на берегах Великого Горького озера.
Домой он приехал в конце того года.
Мы познакомились на вечеринке у одного нашего общего знакомого в Лондоне, где я тогда работала, и сразу же полюбили друг друга. Мы могли дать друг другу то, о чем каждый из нас всегда мечтал. У меня не осталось никого, кроме тети Милдред. Отец Стива давно умер, а мать была не против его женитьбы.
До него у меня была, конечно, парочка незначительных романов, но Стив первый мужчина, в которого я влюбилась всерьез и пребывала в полной уверенности, что это навсегда. Он был таким милым, романтичным, мой высокий темноволосый Стив.
Надо признать, что армейская жизнь никогда не прельщала меня, но я с радостью отправилась со Стивом в Египет, где мы провели три замечательных года.
Мы оба хотели сразу же завести ребенка, но у нас все никак не получалось. Потом последовали два года в Кении, и опять ничего. Я с ума сходила, так мне хотелось иметь настоящую полноценную семью, а Стив еще больше, чем я, мечтал о сыне. Не то чтобы ему срочно требовался наследник, с его-то скромными доходами, усмехался он, но очень мальчика хочется.
Я старалась как могла. Наша медслужба была в этом не слишком сильна, но я посетила двух лучших гинекологов Лондона, и оба в один голос заявили, что со мной все в порядке и дело, скорее всего, в муже. Предлагали привести его, но я не захотела. Слишком сильный будет удар, если окажется, что он стерилен. Доктор считал, что это вполне возможно — из-за свинки, которую он перенес в Веллингтоне. У него наверняка развился бы комплекс неполноценности и чувство вины по отношению ко мне.
Короче говоря, муж ничего не знал, посылал меня по врачам и месяц за месяцем продолжал свои бесплодные попытки. И каждый раз заканчивался очередным разочарованием. Наши страстные ночи стали превращаться в кошмар, и постепенно попытки становились все реже и реже.
Мне становилось страшно. Я боялась, что вся наша жизнь рухнет из-за этого. Если Стив разлюбит меня, я этого не вынесу. Вся моя жизнь концентрировалась вокруг него.
В конце 1953 года мы вернулись из Кении, и Стива послали в Аден. К тому времени он уже получил майора, и некоторое время ему предстояло часто переезжать с места на место. Мы решили, что мне лучше вернуться в Англию и подождать его там.
И я и Стив были не в восторге от предстоящего расставания, ведь до этого мы никогда надолго не разлучались. После шести лет брака Стив стал частью меня. Однако делать нечего, у меня имелась маленькая квартирка в Лондоне, и я временно устроилась на работу секретарем, чтобы не сидеть постоянно дома, да и деньги тоже не помешали.
Стив должен был вернуться к Рождеству, но не смог. Разочарованная до глубины души, я приняла приглашение школьной подруги Анны Шмидт приехать к ней покататься на лыжах.
Анна — какие воспоминания навевает это имя! — уроженка Вены, чуть моложе меня. Всегда такая веселая, смешливая, дочка богатых родителей, которые отправили свое сокровище в Англию получать достойное ее положения образование. На ее фоне я казалась слишком тихой, но она обожала меня и называла «симпатичной». Анна была очень слабохарактерной девицей, импульсивной, сорила деньгами, и вовлечь ее в авантюру не составляло никакого труда. Думаю, во мне ее привлекала внутренняя сила и прямодушие. Она всегда считала меня своим доверенным лицом.
Я даже пару раз ездила к ней на зимние каникулы — и в Вену, и в их шале неподалеку от Кицбухел.
Анна с родителями приезжали ко мне на свадьбу. В то время подруге исполнилось девятнадцать, и она только-только вернулась обратно в Вену. Стив нашел ее ужасно привлекательной, но сказал, что она пугает его. Ему бы не хотелось жениться на такой. Старушка Крис — вот кто ему нужен, вот на кого можно положиться, говорил он. После этого мы долгое время не виделись, но постоянно переписывались, и я была в курсе всех ее многочисленных любовных похождений.
И вот теперь, когда я оказалась в Лондоне одна, без мужа, Анна не упустила случая пригласить меня в гости. Так и вышло, что на Рождество я отправилась в Австрию.
Оказалось, что жизнь Анны очень сильно изменилась. Она пережила несколько драм и выглядела гораздо старше своих лет, изможденной и больной. Мы с ней оказались единственными постояльцами шале. Отец ее умер, а мать, которую скрутил артрит, безвылазно сидела в Вене.
Анна поделилась со мной всеми своими несчастьями. Неужели жизнь и впрямь может быть настолько жестокой?
Ни один порядочный мужчина так и не предложил ей руку и сердце. В итоге она без памяти влюбилась в самого не подходящего для их круга молодого человека — скрипача из бара без гроша в кармане.
Я прекрасно помню тот вечер в шале. Анна сидит на подушечке у моих ног напротив камина. Крупные снежинки кружат за окном. Я до сих пор вижу ее бледное изможденное лицо, огромные испуганные глаза, и чувствую, как холодные пальцы судорожно цепляются за мою руку.
Почти одиннадцать лет с тех пор минуло, а я ни одной детали не забыла.
Ее скрипач — совсем не та партия, на которую рассчитывала мать Анны. Мама Руди, английская танцовщица, умерла при родах, а отец, молодой австриец знатного происхождения, сбежал, как только узнал о том, что его возлюбленная беременна. Воспитывался мальчик в приюте, там же его обучили игре на скрипке, заметив необычайный музыкальный талант. Но ни о какой карьере с таким происхождением ему и мечтать не приходилось, Руди зарабатывал на кусок хлеба без масла в дешевых барах и танцхоллах.
Высокий, стройный, с золотыми кудрями папы и карими глазами матери, Руди был необычайно очаровательным молодым человеком, и Анна не смогла устоять перед ним. И любовником он оказался отменным. Такого взаимопонимания, такой нежности и страсти Анна не встречала ни в ком из богатых сыночков ее окружения. Но Анна понимала, что ее мать, фрау Шмидт, старая мегера, не одобрит выбор дочери.