Шамиль окинул пристальным взглядом присутствующих, его большой палец правой руки неторопливо начал пересчитывать крупные зерна темных четков, стараясь ногтем коснуться жилки, на которую были нанизаны эти зерна, выточенные из сандалового дерева. Они были теплыми, источали приятный запах и обладали энергией, благотворно влияющей на их обладателя. Имам сидел на нескольких коврах, положенных друг на друга, скрестив ноги и бросив на колени темные руки с синими жилами, унизанные золотыми перстнями с вставленными в них крупными бриллиантами, сапфирами и аметистами. Ему уже перевалило за пятьдесят лет. Это был худощавый мужчина с горбатым носом и впалыми щеками, с резкими морщинами на высоком лбу и возле большого рта. Черные брови разлетались над глазными впадинами с полуопущенными веками, из которых в собеседника упирался пристальный взгляд черных миндалевидных глаз, протыкающий его словно насквозь. Внутри зрачков чувствовалась огромная душевная сила, заставляющая подчиняться воле ее обладателя помимо собственного желания. На голове имама тускло светилась серебристым мехом каракулевая папаха из шкуры трехдневного ягненка, плечи ладно облегала белая черкеска с закатанными рукавами и с золотыми газырями по бокам, подпоясанная тонким наборным поясом с кинжалом на нем из дамасской стали в ножнах, убранных золотом. За отворотами черкески виднелась красная рубаха со стоячим воротом. У ног имама примостился золотой кубок изумительной работы — подарок арабского шейха. Из него вождь кавказских племен изредка отхлебывал травяной настой, прописанный ему лекарем тоже из арабов. По правую руку от главы застолья сидел верный кунак Ахвердилаб, по глаза заросший черной бородой с усами. В отличие от своего друга и учителя, он был одет в черную черкеску, тоже с закатанными рукавами, и с синей рубахой под ней, на голове у него красовалась черная лохматая папаха, а на ногах были надеты мягкие ноговицы из кожи теленка. На левом его боку примостился турецкий ятаган в богато убранных ножнах. По левую сторону от Шамиля сидел чеченец Садо, красивый джигит с тонким с горбинкой носом и со шрамом через все лицо. Руки он положил на колени, на среднем пальце левой руки брызгал искрами золотой перстень с бриллиантом, вправленным в него. Это был подарок от турецкого падишаха. Одет он был в красную черкеску с белой рубахой под ней, на ногах были собраны в гармошку смазанные жиром ноговицы. На обритой голове чеченца съехала на затылок белая лохматая папаха, подбородок укрывали крашенные краской борода с усами. На поясе у него, отделанном серебром, висела настоящая казацкая шашка, обложенная пластинами из серебра. Среди горцев ходил слух, что этот клинок подарил чеченскому мюриду граф Толстой, его друг из русских господ, когда отважный Садо спас того от смерти. Однажды абреки погнались за русским офицером и Садо, оказавшийся рядом, одолжил ему свою свежую лошадь. Во второй раз чеченец выручил графа деньгами, когда тот проигрался до нитки в карточную игру. Он дал своему русскому другу столько денег, сколько оказалось нужным, чтобы погасить долг.

Шамиль провел рукой по густой своей бороде, покосился на золотой кубок. Поднимать его он не поспешил, дожидаясь, пока все гости выскажутся. Но мюриды продолжали молчать, они даже не притронулись к пиалам с чаем, после которого женщины принесли бы кувшины с вином, чтобы достойно завершить обильную трапезу. Джигиты выдохлись после бурного обсуждения многих вопросов, накопившихся у них в связи с активизацией действий русских войск на Кавказе, они хотели одного, отдохнуть перед дальней дорогой к своим аулам. И в то же время они понимали, что главная задача по защите своей родины от русской экспансии еще далека до ее решения. Тарелки с остатками жареной баранины и говядины были уже унесены. Приближалось время очередного священного намаза, совершаемого правоверными пять раз в день, и надо было успеть закончить трапезу до молитвы. Наконец один из чеченских мюридов решил нарушить молчание, он сидел в окружении нескольких соплеменников, похожих обличьем на присевших на задние лапы медведей. У них тоже были заросшие густым волосом лица с узкими лбами и маленькими глазками под крутыми надбровными дугами. Они имели короткие руки, шеи едва угадывались за воротами рубашек, а ноги казались медвежьими лапами, засунутыми в ноговицы, разорванные по бокам.

— Русские войска пришли в движение, они снова решили переправиться через Терек и углубиться на территории Персии с Османской империей, — сказал мюрид, представлявший из себя человека, крепко покалеченного с одного бока. Левый рукав черкески у него был пустым до локтя, а левую ногу до колена прикрывала измятая штанина. — Наш лазутчик с левого берега сказал, что новые полки уже вышли из Моздока и идут по направлению к Кизляру.

— Значит, русский царь надумал идти на этот раз не через Грузию, а хочет направить свою армию через Азербайджан, — глубокомысленно изрек один из коротышек, его сосед. — Этим маневром он мечтает убить сразу двух зайцев, во первых, преподать очередной урок непокорному Кавказу, а во вторых, сократить путь на Индию.

— Разве Николай Первый решил нарушить Туркманчайский мир, по которому Российской империи достались от Персии ханства Эриванское с Нахичеванским? — криво усмехнувшись, осведомился Шамиль. Спросил просто так, чтобы поддержать разговор, потому что в рассуждениях мюрида присутствовала наивность. — И разве на западном направлении русские закончили все свои дела?

— К тому же у царя созрел нарыв в Крымском ханстве, принадлежащем Османской империи, — поддержал насмешливое настроение имама Ахвердилаб, его правая рука. — Уважаемый Сулейман, ты уверен, что русские полки устремились завоевывать Индию?

Джигиты, сидящие рядом с Сулейманом и похожие на него и друг на друга как дети от одного отца, разом распрямили свои квадратные тела и уставились на кунака имама Шамиля недобрыми взглядами. Они интуитивно почувствовали в язвительном вопросе Ахвердилаба насмешку над своим близким родственником. Чтобы разрядить обстановку, могущественный горец улыбнулся и миролюбиво сказал:

— Я думаю, что здесь дело обстоит по другому. Генерал Барятинский, который рвется в наместники от русского царя на Кавказе, настроился захватить в плен всех кавказских мюридов во главе с нашим уважаемым имамом Шамилем. А затем, когда мы под их давлением мы примем предложенные нам условия, объявить Кавказ очередной вотчиной Российской империи, — он с вызовом оглядел гостей и закончил. — Но я уверен, что мы не поддадимся ему так легко.

— Этому не бывать никогда! — вскинулся безрукий и безногий мюрид. — Аллах акбар!

— Аллах акбар! — дружно воскликнули гости.

— Ты прав, Муса, мы не позволим русским устанавливать у нас свои порядки и жрать вместе с гяурами их свинину.

— Пусть они ею подавятся. Русские грязные как эти свиньи, от них несет вонью.

— Они никогда не завладеют Кавказом!

Нежелательная пауза, наступившая было в середине разговора, закончилась. И прервана она была темой, затрагиваемой неоднократно в течении дня. Шамиль одобрительно покосился на Мусу, представлявшего из себя давнего его товарища, затем поднял свой золотой кубок, сделал из него несколько маленьких глотков и поставил его на место. Гости дружно взялись отпивать чай из глиняных пиал, поддерживая их пальцами под плоские донца, заедая питье шербетом и рахат лукумом.

— На Кизлярском направлении русским войскам противостоят отряды джигита Ирисхада, — обернувшись в сторону дагестанских мюридов, как бы напомнил Шамиль. — Надо усилить эти позиции цахурскими и удинскими воинами на случай, если русские полки решат пойти той дорогой.

— Лезгины тоже готовы встать на защиту своей родины и вступить в бой с неверными под Кизляром, — подал голос один из мюридов в приплюснутой с боков папахе. — Наши скакуны оседланы, джигиты запаслись пулями и порохом, которые доставили в наши высокогорные аулы персидские купцы.

— Очень хорошо, арабы с турками тоже не забывают о проблемах горских народов, — имам благосклонно наклонил голову, на безымянном пальце правой руки сверкнул золотой перстень с вправленным в него крупным бриллиантом. — Взамен оружия мы собрали для них овечью шерсть, шкуры домашних животных, кубачинскую чеканку с кинжалами работы мастера Гурда. Аварские джигиты добыли несколько шкур снежных барсов, за них арабы дают особенно высокую цену, потому что эти шкуры украшают дворцы эмиров и шейхов.