– Лоурин копье кидать тоже.

– Это, конечно, так, только в нашем племени много поколений воины были в основном лучниками. Теперь магия дротика вновь возрождается, но в этом искусстве лоуринам до чужаков далеко. А они, если и дальше будут так кочевать, скоро окажутся возле нашего поселка.

Утром Семен обнаружил, что натянуть на ногу правый сапог он не может – голеностопный сустав распух. Плюясь и ругаясь от досады и боли, он все-таки обулся и попробовал ходить – получилось плохо. Во времена его увлечения спортом такая травма была одной из самых распространенных, можно сказать, обыденных и при активных занятиях случалась два-три раза в год. Это не перелом, не вывих, а просто сильное растяжение связок. Лечение известное – покой или хотя бы минимальные нагрузки. Никто, конечно, в постели после этого не лежит, а обматывает сустав эластичным бинтом и продолжает двигаться, а то и тренироваться. Иногда на соревнованиях по дзюдо или карате-до, где нужно быть босиком, добрая половина участников выступает с перемотанными бинтом ногами. Но это когда растяжение несильное или уже проходит. В данном случае оно было сильным и никакого бинта под рукой, разумеется, не имелось.

Хью молча наблюдал за мучениями Семена. В конце концов тот не выдержал:

– Что смотришь?! Давай, сворачивай палатку и грузи вещи! Двигаться надо!

– Двигаться надо нет. Семхон тут сидеть. Хью один нарта ходить, нирут-кун смотреть. Вечер сюда приходить.

Предложение было резонным, и Семен задумался: «Если в первый же день после травмы нагрузить ногу, то лишняя неделя "инвалидности" обеспечена. Кроме того, погонщик-каюр на "собачьей" упряжке это не кучер на тройке, который сидит на каком-то там облучке, закутавшись в тулуп, дергает вожжами и помахивает кнутом. Каюру, даже если груз на нарте невелик, значительную часть пути приходится проделывать своими ногами. А уж на крутых подъемах сидеть на нарте просто неприлично. С другой стороны, снимать наблюдение за этими нирут-кунами нельзя, так что…»

– Ладно, двигай один, – принял он решение. – Потом расскажешь, что видел. А с волками я сейчас поговорю.

– Семхон волк говорить надо нет. Хью волк понимать хорошо.

Это Семен и сам давно уже заметил. Было какое-то странное родство или… Как это назвать? Какая-то психическая, что ли, близость между мальчишкой-неандертальцем и молодым волком, которого Семен про себя все еще называл Волчонком. В присутствии старшего Хью никогда не командовал волками, но Семен не мог отделаться от ощущения, что эти двое прекрасно понимают друг друга. «Не хватало еще, чтоб сговорились за моей спиной, – возникла смешная мысль. – Надеюсь, этого не случится, пока наши интересы совпадают. Впрочем, кажется, на лидерство пока еще ни тот, ни другой не претендуют. Вот только странный какой-то блеск появился в глазах у парня, когда он получил разрешение на одиночную поездку…»

День выдался безветренный и солнечный – впору загорать на снегу. Только Семену было не до загара: дурные предчувствия, мысли и вопросы, на которые он не находил ответов, мучили его до самого вечера: «Из всего, что мы узнали в этой поездке, напрашивался только один разумный вывод: лоуринам нужно сниматься с места и уходить куда-нибудь на восток или север. Это – единственно правильное решение. Правильное и… невыполнимое – по чисто психологическим причинам. Как обосновать перед людьми уход от Пещеры? Наличием слишком сильного противника? Это не повод – нужно сражаться и погибнуть, раз победить не удастся. Если же пуститься в бегство, то тогда зачем жить, охотиться, рожать детей? Впору сочинять новую идеологию: мы, дескать, должны уйти, чтобы размножиться, усилиться и вернуться в землю обетованную, как иудеи в Ханаан».

Таким сочинительством Семен и пытался заниматься, пока не вернулась упряжка. Достаточно было взглянуть в глаза неандертальца, чтобы понять тщетность творческих потуг – события будут развиваться иначе.

– Нирут-кун три мамонт бей. Хью ходить близко. Смотреть хорошо. Один нирут Хью видеть давно. Помнить. Убивать надо.

– Кого еще надо убивать?! Ты что, знакомого встретил?

– Знакомый – нет. Давно видеть – да. Хью ребенок быть, все помнить.

«Та-ак, похоже, мальчишка "кровника" встретил. Очень кстати!» – подумал Семен и перешел на язык неандертальцев, одновременно настраиваясь на ментальный контакт:

– Знаешь что, парень, говори все по порядку – с самого начала. Ты ведь свою историю мне не рассказывал!

Это была правда, но не потому, что Хью что-то скрывал. Семен умышленно не интересовался, не задавал ему вопросов о прошлом. По его наблюдениям, отношение к детям у неандертальцев было, мягко выражаясь, своеобразным. Тем не менее некая привязанность между детьми и родителями или как минимум между матерью и ребенком, конечно, существовала. По представлениям же Семена, родственная группа Хью погибла от его руки. Только все оказалось сложнее.

Всадники нирут-куны пришли в страну хьюггов как хозяева. И без того голодающие неандертальцы почти сразу оказались отрезанными от основных мест добычи мяса – солонцов, природных ловушек и мест, пригодных для «контактной» охоты на копытных. Попытки воинов-хьюггов оказать сопротивление привели лишь к более быстрому их истреблению. Пришельцы оказались многочисленными, организованными, мобильными и к тому же владели дистанционным оружием. Правда, Семен не без основания заподозрил, что главная беда неандертальцев заключалась в том, что после недавней войны с кроманьонцами они остались без «духовных» лидеров, да и почти без воинов. Те, кто выжил после первых контактов с пришельцами, покидали страну или переходили на скрытный образ жизни. Последнее оказалось возможным благодаря тому, что нирут-куны активно и успешно били мамонтов и бизонов, оставляя после своих охот огромное количество «неутилизированного» мяса. В общем, оставшиеся неандертальцы сделались как бы падаль-щиками и начали даже потихоньку учиться делать долговременные запасы (каким образом, уточнять Семен не стал).

Наверное, такой «симбиоз» двух представителей рода Ното мог бы стать вполне долговременным, но… Но представители двух разумных видов обязательно воспринимают друг друга как «нелюдей», которым не место в Среднем мире. В общем, нирут-куны при любой возможности выслеживали семейные группы местных неандертальцев и истребляли их – из спортивного, вероятно, интереса. Такая участь постигла и «семью» Хью. Мать успела затолкать его в щель под скальным навесом и завалить старыми костями и кусками гниющего мяса. Собаки его не учуяли, а рыться в этих отбросах пришельцы побрезговали. Зато сцену расправы над сородичами мальчишка наблюдал во всех подробностях. В итоге он остался один, но с большим запасом свежего мяса – человеческого. За это мясо он «купил» себе жизнь, когда столкнулся с другой группой неандертальцев, которая покидала страну в поисках новых охотничьих угодий. К тому времени, когда эта группа наткнулась на Семена с Эреком, Хью оказался в ней единственным уцелевшим подростком.

– Ты узнал среди охотников одного из тех, кто побывал тогда в вашем жилище?

– Он был там – я помню.

– Теперь ты хочешь убить его, да? Но почему именно его, а не любого другого нирут-куна? Любого «нелюдя»? Ведь «чужие» недостойны того, чтобы их различали в лицо! Лоуринам и в голову не пришло требовать наказания именно тех, кто убил наших воинов. Чужаки виновны – все вместе и каждый в отдельности, так что бить можно любого. Почему же ты…

– Убить надо не его. Убить страх.

– Страх живет внутри человека, а не снаружи.

– Да. Он живет во мне. С того дня. Чтобы страх умер, должен умереть этот нирут-кун.

– Послушай, Хью! Нам нужны скальпы чужаков – таков обычай. Иначе племя не сможет спокойно жить, воины перестанут уважать сами себя. Когда у меня перестанет болеть нога, мы выследим несколько охотников и прикончим их. Если получится, сделаешь это сам.

– Сделаю… Но страх не умрет. Мне нужен он.

– Странно. По-моему, ты что-то недоговариваешь, а?