– Ты говоришь непонятные слова, милый!

– Знаешь что, Тейя? – Юноша мучительно соображал, как бы все объяснить. Впрочем, сейчас было не до этого – сначала хорошо бы отсюда выбраться, куда-нибудь выйти. – Не спрашивай пока у меня ничего, хорошо? И ничему не удивляйся. Просто верь мне.

– Я верю. – Девушка потерлась носом о щеку Максима.

И снова прогрохотал поезд! Тейя дернулась было… но, посмотрев на спокойствие возлюбленного, лишь прижалась к нему и презрительно хмыкнула:

– Носятся тут всякие железные змеи! Как ты сказал – по-езд?

– Угу, именно так. Ты храбрая девушка, Тейя!

– Я еще и умная.

Максим огляделся по сторонам, прикидывая, куда податься. Слева, кажется, виднелся перрон. Какая-то станция – люди. А они с Тейей одеты как… В общем, почти что не одеты, да еще и грязные, мокрые… Тейя вообще голая – один тоненький поясок с привешенным к нему золотым соколом. И как же в таком виде идти? Тут же заберут в участок, и что потом доказывать? Ни документов, ни денег, ничего!

Пропустив очередной поезд, Максим решительно стянул с себя пеструю тунику наемника и, оторвав подол, протянул верхнюю часть девушке:

– Надевай.

– Эту рвань?!

– У нас больше ничего нету.

– Но лучше ходить голой!

– Тейя! Ты же только что обещала мне верить!

– Ну хорошо, хорошо, сделаю, как ты скажешь. О, боги…

С горем пополам девушка натянула на себя пеструю одежонку – и вышло очень даже неплохо, издалека смотрелось как короткое эксклюзивное платьице.

Частью подола юноша прикрыл торс, остальное намотал на бедра – стал похож на огородное пугало, но выбирать было не из чего. Тейя взглянула на него и прыснула:

– Ну и чучело!

– На себя посмотри! Ла-адно, не обижайся. Идем.

Здраво рассудив, что на станции метро показываться в таком виде не стоит, Максим, взяв подружку за руку, направился в другую сторону, к видневшемуся невдалеке мосту через реку… Что за река, интересно?

Ну конечно же!

Конечно же, Сена!

И башня, взметнувшаяся ажурными пролетами к небу!

– О, боги, что это?!

– Тейя! Ты ведь обещала.

– Да помню, помню. Уж и сказать ничего нельзя!

– Сначала выберемся… куда-нибудь.

Юноша быстро прикинул, где они. Да что тут было прикидывать-то? Вот река, вон башня, значит, это мост Бир-Хакем, за ним – станция метро с таким же названием, а позади другая станция, «Пасси».

Так… На улице тепло – значит, лето, солнце, похоже, только что встало. Что тут поближе-то? Ну, ясно: на том берегу – башня, на этом – смотровая площадка, дворец Шайо, сады Трокадеро… сады… Там же и пруд с фонтанами, в нем, между прочим, купаются туристы, да и вообще – всякого народу полно.

Вот и отдышаться немного. Пересидеть, подумать…

– Ах-маси… Я хочу… Ну, это…

– Писать, что ли?

– Угу.

– Тоже мне проблема. Писай здесь.

– Здесь?! – Девушка вскрикнула с неподдельным ужасом. – Прямо на улице?! Что, здесь поблизости нет уборной?

– Есть, но тогда придется немного потерпеть.

– Я потерплю. Идем же!

Взявшись за руки, они пошли вдоль реки по авеню Кеннеди, на которой было куда больше машин, чем редких прохожих. Росшие на набережной липы и тополя сияли свежей зеленью, голубело над головами небо, а в бирюзовых водах реки весело отражалось солнце.

Париж, Господи! Неужели Париж! Случилось наконец то, о чем давно мечтал! Вернулся-таки домой, и не один, а с любимой! Случилось. И пусть в кармане ни гроша, да и нет самих карманов – пусть! Главное, дома. Ну, почти что дома.

– Эх, Тейя! Ты даже не знаешь, как я тебя люблю!

– Я догадываюсь. И догадываюсь, что все эти места тебе хорошо знакомы, так?

– Тей-я!

– Да молчу, молчу. Но когда мы уже поговорим? И… когда же будет уборная?

– Скоро, скоро, милая. Тебя не удивляют эти самодвижущиеся повозки?

– Больше удивила железная змея. А эти… – Повернув голову, девушка посмотрела на проносящиеся мимо автомобили. – Они не кажутся мне угрожающими. Веселенькие такие! Ой, и сколько девушек сидит в этих повозках! А помнишь, мы с тобой ехали в колеснице, ты взялся управлять и мы перевернулись?

– Я взялся управлять?! Да ты же сама всучила мне вожжи!

– О, боги, да где же уборная-то?!

– Говорил тебе, надо было пописать в туннеле!

Тейя оскорблено фыркнула:

– Справлять свои дела на улице?! Так не поступают даже простолюдины и слуги!

– Ладно, ладно, не дуйся. Придем сейчас, вот поднимемся на этот холм.

Максим украдкой посматривал на девушку, ожидая увидеть в ее глазах безграничное удивление, восхищение и страх. А вот ничего подобного! Тейя оценила только башню: сказав, «миленькая», а вот сады Трокадеро с фонтанами, скульптурами и прудом вовсе не произвели на нее особого впечатления. Макс даже несколько обиделся за Париж:

– Как тебе холм, дворцы, лестница?

– Неплохо. Но, знаешь, у нас в Уасете не хуже! Ты сам увидишь.

– М-да… Туалеты во-он там.

– Что?

– Ну, уборная. Пошли, я тебя провожу.

Показав девушке женский туалет, Макс тут же свернул к мужскому и сморщил нос – больно уж сильно пахло хлоркой.

Справив свои дела, вышел, встал у деревьев, дожидаясь девушку. Та вскоре появилась и, подбежав к возлюбленному, хмыкнула:

– Это уборная для простолюдинов?

– Хм… Пусть так.

– Как там ужасно пахнет! И знаешь, вовсе не тем запахом, что производят все люди.

– Ладно тебе, пошли.

Они улеглись прямо на траве, под солнцем, среди многочисленных загорающих туристов. Кто-то купался в пруду, под фонтанами, кто-то загорал, какой-то толстый месье в очках читал газеты.

– Я тоже хочу искупаться! – Тейя ухватилась за подол своего импровизированного платья.

– Эй-эй! – вовремя среагировал Макс. – Только не вздумай его снимать! Купайся так, в одежде! Надеюсь, нас не заберут в полицию.

– В одежде?!

– Подожди, я с тобой.

Выкупавшись, разлеглись на траве под ласковым парижским солнышком.

– Я все же его сниму! – Снова дернулась Тейя.

– Нет-нет, не вздумай!

– Ну почему, почему я должна сидеть в мокром?

– Ты сокола-то не потеряла?

– Не потеряла! Вон он… – Высоко задрав подол, Тейя протянула руку к пояску.

Рядом кто-то хмыкнул: читавший газету толстяк во все глаза пялился на Тейю.

– Свежая? – ухмыльнулся молодой человек.

– Что? Ах, да, сегодняшняя.

– Позволите взглянуть?

– Да, пожалуйста. А ваша подружка – смелая девушка! То есть я хотел сказать – очень красивая. Вам повезло, месье!

– Спасибо.

Буркнув, Максим развернул газету. 15 июня… Июня!!! А год? Год тот же… что и был. Господи! Юноша похолодел. Как же такое может быть?! Ведь он, Максим, выходит, еще дома, в Санкт-Петербурге! И еще не ясно, поедут ли они во Францию. И вот он – одновременно – уже здесь, в Париже, загорает напротив Эйфелевой башни, да еще не один, с девушкой… С девушкой!

А девушка, между прочим, плакала! Точно, плакала, рыдала! Даже толстяк заметил:

– Что с вами, мадемуазель?

– Возьмите вашу газету. Спасибо. – Повернувшись, Макс обнял девчонку за плечи. – Тейя! Да что с тобой? Почему ты плачешь?

– Сокол… – Плечи возлюбленной тряслись от рыданий.

– Что – сокол? Ну, успокойся же, успокойся. Все хорошо, мы вместе…

– Отлетела эмаль, видишь?

Максим поднял из травы сокола.

– Ну, отлетела, и что? Невелико и богатство!

Перестав плакать, Тейя шмыгнула носом и посмотрела юноше прямо в глаза:

– Ты не понимаешь. Там, под синей эмалью, должен быть знак Гора. А его нет! Сокол – поддельный, тот тип в серебряной маске обманул нас!

Обманул…

Максим потряс головой – слишком много всего свалилось на него за столь краткий миг. Пятнадцатое июня… Теперь вот сокол, оказавшийся на поверку фальшивым. Ну Якбаал! Ну подлая харя! Впрочем, что уж теперь ругаться-то? Надо думать, что делать. Прийти в российское посольство, как-нибудь попытаться вернуться домой, в Петербург? Ага… Но ведь он, Максим, сейчас находится дома. А кто же тогда здесь, получается? Выходит, тоже он!