— Да, потому что он все это очень любил.

— В самом деле? — хмыкнул Вентворт скептически.

— Да! — с жаром воскликнула она. — И он любил многое другое.

— Это было слишком очевидно, — согласился Джеффри с последним замечанием.

Пита замолчала, снова решив, что это будет самым разумным. Правда, она иногда задавалась вопросом, почему Майк так резко порвал с Англией и почему он надеялся, что родные с легким сердцем простят его, хотя он оставил их и все, что было им дорого.

По крайней мере, сам Джеффри здорово выиграл благодаря брату, так как отец исключил Майкла из завещания. Но, получив наследство, Джеффри и сам преуспел в карьере. У него была единственная цель в жизни, такая же, как у его отца и деда.

Пита искоса поглядела на своего спутника. Все же интересно, что он за человек. Любопытно было бы посмотреть на него в парике и мантии и узнать, станет ли он на самом деле судьей лет через десять. Он ведь еще молод, но достаточно, наверное, одного взгляда этих холодных глаз, чтобы сбить с толку обвиняемого или свидетеля. Несомненно, благодаря своей силе воли и хладнокровию Вентворт без труда добивается своего. Ему свойственна железная, обезоруживающая логика, и едва ли возможно его запутать или смутить. Как бы там ни было, он всегда найдет ясный и точный ответ на вопрос. Что касается человеческих качеств — доброты, отзывчивости, Пита едва ли могла представить его обуреваемого какими-либо чувствами или обычными человеческими слабостями.

Как непохож он на Майка, который был весь во власти чувств и темперамента!

Они подъехали к дому так неожиданно, что Пита поняла это, только увидев серый фасад здания в окружении деревьев. Правда, парк уже был не таким, как при жизни Майкла. Просто многие деревья погибли в последнее время, особенно вязы. Майкл когда-то рассказывал Пите о колонии грачей, которые гнездились на верхушках вязов, оглашая окрестности ранней весной своими резкими криками. Девушке даже показалось, что она и сейчас слышит их хриплый, гортанный гвалт. Спустя мгновение она увидела бурых коров, щипавших травку под деревьями, но, конечно, это были не те же самые коровы и не те же самые грачи.

Дом этот построили триста лет назад на месте древнего монастыря, развалины которого, увитые плющом, до сих пор сохранились в округе. Именно их имел в виду Джеффри, упоминая о семисотлетнем возрасте усадьбы.

Они остановились у внушительного парадного входа. Пожилой дворецкий открыл перед ними дверь. Позади него застыла маленькая, совершенно седая женщина в черном, она тотчас пристально уставилась на Питу. Представляя их друг другу, Вентворт не мог не улыбнуться:

— Вот и ваша подопечная, Бенни, то самое дитя, для которого вы снова открыли детскую! Думаете, ей подойдет старая кроватка Майкла?

Миссис Беннет говорила очень медленно, но слова выговаривала четко:

— Речь шла совсем не о ней. — Пожилая женщина взяла руку Питы в свою и заглянула в глаза. — Я ведь никогда не верила, что у мистера Майкла, когда он женился, родился ребенок. И потом — уж мне-то он всегда бы сообщил об этом, без сомнения бы сообщил.

Пита даже с облегчением вздохнула:

— Значит, вы не ожидали увидеть маленькую девочку?

Миссис Беннет покачала головой:

— Нет, милая. Не знаю точно, кого я ожидала увидеть, но, уж конечно, не малышку.

Она провела гостью наверх и показала отведенную ей комнату. И это несмотря на необъяснимую уверенность, что она не родная дочь Майкла! Обычно именно в таких комнатах и устраивают детские — хорошо расположенных, прекрасно освещаемых солнечным светом, просторных, в которых легко дышится. За окнами виднелся сад, а за садом и полоской заболоченной земли — берег моря.

Пита немного постояла у окна, с удовольствием глядя на зеленые луга, пересеченные серебристыми речками, на стада упитанных овец, на морскую гладь вдали, на скользившие по земле тени белых облаков, плывущих по голубому небу.

И только потом она стала рассматривать комнату. Видно было, что ее обустроили заново — розовый линолеум, новые коврики, яркие занавески с цветочками, белая эмалированная детская кроватка. Стены украшали картинки для детей, а на кроватке, на розовом пуховом одеяле, сидел плюшевый мишка. Бережно взяв его на руки, Пита улыбнулась миссис Беннет:

— Так вы и вправду готовились к приезду ребенка?

— Ну, теперь, конечно, мы найдем для вас другую комнату, — ответила она.

— Не стоит, — возразила Пита. — Я бы осталась здесь, если не возражаете. Только кровать, конечно, мне мала, а в остальном пусть все так и будет.

— Но такая комната едва ли подойдет молодой леди. Здесь есть и другие, переоборудовать одну из них для вас не составит большого труда. Может быть, посмотрите?

— Нет, благодарю вас. Мне действительно здесь понравилось, миссис Беннет. Кстати, вы не возражаете, если я буду называть вас Бенни?

— Конечно нет, дитя мое.

— Майк… мой отчим всегда называл вас так.

— Правда? — с живым интересом спросила старушка. — Я так хотела бы расспросить вас о нем, когда будет время. Я обожала его, когда он был маленьким и ходил в школу. Но когда он вырос… — Она вздохнула.

— Вы потеряли его из виду?

— Да. Но он никогда не забывал присылать мне открытку на Рождество и на мой день рождения!

— Очень похоже на него, — тихо отозвалась Пита.

— Не верится, что его и в самом деле больше нет. — Миссис Беннет вытерла глаза.

Обедала Пита вместе со своим покровителем в большой мрачной столовой, обставленной мебелью работы самого Томаса Чиппендейла! Майк много рассказывал Пите об этом мастере, и она теперь знала, что жил он в XVIII веке, собственные находки соединял с образцами французского и дальневосточного искусства и к тому же мог вдохновляться отечественной готикой, сочетая, например, стиль рокайль с позднеготическими элементами и пользуясь в основном «махагони» — красным деревом. В число созданных им типов мебели вошли reading-table, так называемые столы для чтения, прекрасные большие книжные шкафы с застекленным верхом, украшенным решетчатым переплетом и причудливо изогнутым фронтоном, что Пита и увидела воочию, когда в одиночестве пила чай в библиотеке. Там она не только любовалась, но и сидела на изумительном стуле — здесь их было несколько, у каждого книжного шкафа, — который мастер изготовил с особой тщательностью, воплотив свою фантазию по смешению китайских и готических мотивов в декорировке спинки. Ее средняя планка была ажурной и изогнутой, в виде запутанного плетения лент, шнуров, плавных закруглений, цветов и листьев.

За ужином она снова осталась одна, так как Джеффри отправился с визитом в деревню и собирался ужинать с доктором. Он сам позвонил и сообщил, что ждать его не стоит, и Пита расположилась за длинным обеденным столом, словно полноправная хозяйка.

Следующий день тоже выдался ясным и теплым. Продолжалось позднее лето. Пита, привыкшая рано вставать, вышла из дому и прошлась по росистой лужайке. В этот утренний час все казалось удивительно ярким и свежим. Спустившись вниз по старой лестнице, она оказалась в маленьком садике, где росли розы. Воздух здесь был напоен божественным ароматом, а тропинки устилали лепестки, напоминавшие крылья бабочек. Сезон роз уже заканчивался, но в этом заповедном уголке их красота нашла свой приют. Тут, казалось, царят ничем не нарушаемые уединение и благословенный покой.

Пита, привыкшая к обилию цветов на юге, нарвала целую охапку роз, не думая о том, что, возможно, святотатствует в чужой обители. Она отнесла их в столовую и решила поставить в вазу, чтобы украсить сервированный для завтрака стол. По ее мнению, он выглядел мрачновато, несмотря на блеск серебряных приборов и изящество фарфорового кофейного сервиза, изготовленного на заводе в Бау. В форме чашечек без труда угадывалось влияние мейсенского и китайского фарфора. Сама же ваза из тонкого фаянса, куда Пита поместила цветы, оказалась изделием знаменитого Веджвуда, о котором девушка была наслышана также от Майка. Джозайя Веджвуд был выдающимся организатором, располагавшим в то же время, помимо обширных технических знаний, далеко идущими художественными претензиями. Он много экспериментировал с цветными глазурями и, насколько знала Пита, основал собственную мануфактуру. Познакомившись впоследствии с Томасом Бентли, человеком технически одаренным и художественно восприимчивым, Веджвуд усовершенствовал бывший в то время в ходу тонкий фаянс и, наладив его производство в крупных масштабах, сделал доступным широким массам. Пита с восторгом взирала на стоявшее перед ней произведение искусства, но, почувствовав приятный запах гренок и кофе, обернулась.