В комнате, в которой Габриэль готовилась ко сну, горели свечи. Она только что поужинала вместе с Эмилем, приятно проведя с ним время за дружеской обстоятельной беседой на самые разные темы, после ужина он проводил ее вверх на второй этаж. Здесь в спальной комнате ей помогла раздеться специально нанятая Эмилем горничная. У Габриэль никогда в жизни не было собственной служанки, поскольку Доминик Рош экономил на домашнем хозяйстве и не позволял себе лишних трат. Габриэль испытывала необычные ощущения, чувствуя, как чужие руки раздевают ее и расчесывают волосы. Казалось, Эмиль продумал все до мелочей для того, чтобы создать для нее все удобства, он даже распорядился приобрести книги ее любимых авторов и поставил их на книжные полки в своей библиотеке.

Еще до вступления в брак Габриэль довелось однажды посетить дом своего жениха, и он с первого взгляда ей понравился. В доме царила теплая дружеская атмосфера. Само здание было возведено более чем столетие назад; построенное из камня, оно золотилось, залитое солнечным светом в окружении пышной зелени. В этот раз ее сопровождал Анри, который выполнял распоряжение отца и должен был убедиться, что дом Эмиля соответствует требованиям и приличиям. Только после этого осмотра отец готов был дать согласие на брак. Что касается самой Габриэль, то в первый свой приезд она не увидела ничего, кроме парадной лестницы, поскольку было бы не совсем прилично показывать ей спальные комнаты. Дом принадлежал еще дедушке Эмиля, и Габриэль нравилось, что ее супруг не выбросил в свое время старую мебель в стиле рококо, как это сделали многие другие в угоду новому режиму; однако очарование этой прекрасной мебели, изготовленной мастерами прошлого, не имело ничего общего с политикой.

Оказавшись в своей спальне и хорошенько в ней оглядевшись, Габриэль поняла, что это помещение отремонтировали и обставили в соответствии с ее вкусом — в комнате все еще пахло краской, а на свежих обоях были изображены цветы мимозы. Габриэль как-то в присутствии Эмиля упомянула, что очень любит цветы. Кровать была совершенно новой и заменила, по-видимому, стоявшее здесь старинное ложе под пологом на четырех столбах. Новая кровать, изготовленная мебельщиками по последней моде, была придвинута к самой стене, сверху на нее ниспадал круглый балдахин, похожий на шатер или скорее на военную палатку, из тонкой полупрозрачной ткани.

Все нравилось Габриэль в ее новом доме. Она чувствовала себя здесь как-то по-особенному уверенно, как будто находилась в полной безопасности, укрывшись от невзгод жизни под надежной защитой, хотя прежде ей в голову не приходили мысли о необходимости такой защиты, теперь же именно это казалось ей наиболее важным. Раньше она была безоглядной, дерзкой и, казалось, не боялась ничего, и вдруг в ее душе произошел неожиданный поворот. Что же случилось за это короткое время?

Может быть, это последствие несчастного случая, произошедшего с ее каретой на улицах Лиона? Она никак не могла забыть всего случившегося, чувствуя в глубине души, что этот эпизод окажет роковое влияние на всю ее жизнь. Более того, Габриэль не могла отделаться от впечатления, что все события ее жизни были всего лишь своего рода прелюдией к тому мгновению, когда Николя Дево повернул к ней голову и пристально взглянул ей в глаза.

— Я нужна вам еще, мадам? — спросила горничная.

Габриэль покачала головой, как бы отгоняя непрошеные мысли и одновременно отвечая на вопрос служанки.

— Нет, Мари. Вы можете идти.

Оставшись одна, Габриэль подошла к окну и выглянула в ночной сад. Тусклый свет свечи выхватил из мрака ее силуэт в полупрозрачной ночной рубашке из тончайшего батиста и кружев.

Луна ярко освещала окрестности, и Габриэль хорошо видела за цветником и парком, окружавшим жилой дом, кроны деревьев, под сенью которых располагались фермы по разведению шелкопрядов. От дома к хозяйственным постройкам вела широкая тропа. В тот день, когда Габриэль в первый раз посетила усадьбу Эмиля, он показал ей строение из белого камня, крытые черепицей крыши. Внутри сарая — как назвал его Эмиль — она не увидела ничего особенного, кроме тысяч яиц шелкопрядов на стеллажах, где они должны были лежать, пока из них не вылупятся личинки. В шелководстве были свои секреты. В детстве Габриэль очень любили рассказы об изобретении шелка и могла часами слушать о том, как китайская императрица Цы Линь Ши однажды пила чай в своем саду и вдруг в ее чашку упал кокон. Было это в 2640 году до рождества Христова. Заметив тончайшую нить, тянувшуюся от кокона, императрица легонько потянула за нее, и, к ее изумлению, нить начала раскручиваться, оказавшись очень длинной, так что правительница стала наматывать ее на веточку, В конце концов, эта нить достигла трех миль в длину! Осознав все выгоды своего случайного открытия, императрица распорядилась начать разведение шелкопрядов и поставила производство шелка на широкую ногу. Несколько столетий Китай строго хранил секреты производства шелка, получившего мировую известность. Сердцу Габриэль был близок образ далекой таинственной императрицы с ее преданной любовью к шелку, она ощущала в ней родственную душу. Девушка всегда вспоминала ее, сидя за ткацким станком, усердно работая челноком и с радостью следя за тем, как увеличивается на глазах яркий веселый узор блестящего переливающегося шелка.

Слегка отодвинув занавеску и взглянув туда, где находились плантации шелковицы, Габриэль увидела лишь чернеющий покров зелени, похожей при тусклом свете звезд на темное одеяло размером в несколько акров. Деревьям придавали форму кустарника для того, чтобы сборщикам легче было работать и чтобы увеличить объем кроны. Поскольку само существование шелкопрядов целиком и полностью зависело от листьев шелковицы, тутовые деревья называли еще «Золотым Деревом», это волшебное название поражало воображение Габриэль, очаровывало ее своей красотой.

За дверью послышались шаги Эмиля, он прошел мимо спальной комнаты, направившись в свою гардеробную. Готовясь ко сну, он еще раз обдумал свое поведение в их первую с Габриэль брачную ночь. Он знал, что она не любит его, и смирился с этой мыслью. Она никогда не притворялась и не лгала ему в период сватовства. Что же касается его самого, то будучи очень сдержанным по натуре, он скрывал от нее свои истинные чувства, чтобы не испугать ее силой своей страсти, и, таким образом, их отношения внешне выглядели очень ровными и спокойными. Еще одним доказательством тайных страхов и сомнений Габриэль являлось ее поведение во время церемонии бракосочетания, когда она внезапно отдернула руку, не желая, чтобы он надел ей на палец кольцо. Еще немного, и Эмиль навсегда потерял бы ее. Он благодарил судьбу за то, что сумел взять себя в руки в этой критической ситуации, однако он до сих пор чувствовал острую боль в сердце — как будто в него вонзили кинжал — при воспоминании об этом инциденте. Страстное влечение к Габриэль, желание близости с ней усиливало его муки. Однако он хотел постепенно завоевать ее любовь. Он не мог совершить над ней насилие, поскольку слишком любил ее. Он больше всего боялся того, что вынужденная покорность с ее стороны смягчит на время его страдания, но явится по существу оскорблением для него, уязвит его мужское самолюбие. Эта мысль была невыносима для Эмиля.

Когда Эмиль вошел в спальную комнату, Габриэль уже лежала в постели, разметав свои отливающие медью при свете свечи густые волосы по подушке, отделанной кружевами. Затушив огонек свечи серебряными щипцами для снятия нагара, он сбросил свой халат. Подходя к залитой лунным светом кровати, Эмиль откинул одеяла и лег рядом с Габриэль.

Дрожь пробежала по всему его телу от сдерживаемого желания, он наклонился над ней, ласково погладил по щеке и нежно поцеловал.

— Спокойной ночи, моя милая Габриэль, ты, должно быть, очень устала после такого трудного дня, — его голос звучал глухо от внутреннего напряжения, сковавшего его. — А теперь спи.

Но когда он уже хотел повернуться к ней спиной и отодвинуться на самый край кровати, приготовившись провести бессонную мучительную ночь, борясь с собой, она внезапно крепко обвила его шею руками и прижалась к нему всем своим молодым упругим телом, прикрытым только тонкой, как паутинка, ночной рубашкой.