Она страстно желала этого не только потому, что надеялась хоть ненадолго продлить их союз, и потому, что даже при своей неопытности поняла, что теряет нечто особенное без настоящей близости с мужем. Тогда и акт любви значил бы намного больше. Она жаждала этого союза тела и души, этой близости, которую никто уже не сможет отнять.

Они упали на узкую кровать. Не отрываясь от губ Энн, Рис стал лихорадочно нащупывать и дергать пуговицы на ее платье. В конце концов он расстроенно вздохнул, и они перевернулись. Теперь Энн была сверху и смотрела на него. В такой позиции они еще не лежали, но Энн уже видела ее преимущества: если она сверху, то вполне может контролировать…

Додумать она не успела, потому что Рис до талии стянул с нее платье и снова уложил на спину. Откинув с ее лица волосы, он просто любовался ею, борьба с пуговицами явно уменьшила его пыл.

— Сегодня вечером ты была очень красивой, — прошептал он, тронув ее до слез.

Рис никогда не разбрасывался комплиментами, говорил их редко и почти рассеянно. Теперь, когда он смотрел на нее с таким очарованием и страстью, она почувствовала, что он сказал это от души.

— Ты даже не знаешь, что делаешь со мной, — пробормотал он. — Что ты всегда со мной делала.

Энн замерла от неожиданного признания, но, прежде чем смогла ответить или спросить его, Рис обхватил рукой ее грудь и втянул в рот сосок. Все мысли вылетели у Энн из головы, и она беспомощно прижалась к грубой ткани его сюртука.

— Слишком много одежды, — улыбнулась она, потянув Риса за сюртук.

Пока он сбрасывал одежду, Энн боролась с платьем, запутавшимся в ногах. Она старалась избавиться от него, когда услышала глухой стук сапог Риса и взглянула на него. Он стоял перед ней абсолютно голый.

В спешке они не успели зажечь лампу, но ей было достаточно света от камина, и она снова удивилась, насколько ее возбуждает тело Риса. Он весь, от мускулистых плеч до мощных ног, был образцом совершенства.

— Почему ты остановилась? — с улыбкой спросил Рис, встав на колени. — Ты еще не раздета, хотя соблазнительно близка к этому. — В качестве доказательства он схватил ее платье и сорочку.

— Я отвлеклась. В этом виноват ты сам.

— Тебя отвлек я? — промурлыкал он. — Извини. Я готов загладить свою вину, если ты позволишь мне помочь тебе.

Энн приподнялась на локтях, глядя, как он заботливо расстегивает ей туфли, а потом бросает их через плечо.

Она засмеялась, но смех тут же замер, когда Рис взял в руки ее обтянутую чулком ногу и стал нежно массировать. Энн снова легла на спину, отдавшись игре его пальцев, которые двигались от ступни к лодыжке, по икре к бедру. Когда он поцеловал голую кожу над чулком, Энн вдруг осознала свою позицию. Ее нога лежала на плече мужа, открыв для него вход.

Судя по его взгляду, он тоже понимал, насколько она сейчас уязвима, как легко он мог сделать то, чего так хочет. Энн без слов предлагала ему взять ее. Но, к ее полному расстройству, он, как всегда, не потерял самообладания. Даже когда стянул с нее чулки и она лежала голой на кровати, он знал, что не воспользуется своим абсолютным преимуществом.

И все же Энн протянула к нему руки, моля забыть те неизвестные причины, которые предписывали ему оставить ее невостребованной. Он просто смотрел на нее, а потом лег сверху.

Они и раньше лежали вместе, но так — никогда. Ее раздвинутые ноги приглашали войти внутрь, твердая плоть упиралась ей в живот. От него требовалось одно легкое движение, чтобы заполнить ее пустоту. Энн инстинктивно подняла бедра, чтобы найти правильный угол и облегчить ему задачу. Это не помогло, зато вызвало необыкновенно приятное трение его члена.

Рису тоже было приятно. Он сразу перестал ее целовать, его рука скользнула между их телами, и Энн затаила дыхание. Наконец-то он сдался и теперь возьмет ее. Она уже чувствовала, как его пальцы раскрывают влажные складки. Но вместо того чтобы войти в нее, он передвинулся, ища нужное положение, а затем начал работать бедрами.

Член скользил по влажной расселине, с каждым толчком задевая клитор, и Энн выгибалась навстречу, упиваясь этими мгновениями. Когда она вонзила ногти в плечи Риса, он задрожал, словно почувствовал огромную физическую тяжесть. Энн еще раз попыталась заставить его войти в нее.

— Энн… — В голосе было предупреждение.

Она снова подняла бедра.

— Пожалуйста.

— Я не могу.

Прежде чем она успела возразить, он закрыл ей рот поцелуем и крепко прижал к себе, чтобы лишить ее возможности направить его руку. Его бедра ускорили движение, член с искусной точностью возбуждал клитор.

Удовольствие достигло апогея, ее тело больше не могло отказать себе в облегчении, и Энн закричала, уткнувшись лицом ему в плечо. Видимо, ее облегчение подтолкнуло Риса к тому же, потому что он со стоном вскочил и отвернулся, чтобы излить семя в руку.

Энн смотрела, как муж, найдя чистую тряпку, молча приводит себя в порядок. Молчала и она. Теперь, когда судороги наслаждения утихли, его сменила все та же знакомая пустота внутри. Конечно, удовольствие, которое ей доставляли его руки, было прекрасно. И все же его недостаточно, чтобы удовлетворить ее после момента облегчения.

Рис сел рядом, и они молча смотрели друг на друга. Хмурый взгляд Риса говорил о его недовольстве, и оно было таким же сильным, как и ее собственное.

— Я кое-что понял сегодня, — наконец произнес он.

Энн напряглась, увидев его решимость. Что бы он ни «понял», оно совсем не обрадует ее.

— И что же ты понял? — спросила она, пытаясь унять дрожь в голосе и сохранить остатки достоинства.

— Энн, нам пора ехать домой… в Лондон.

Рис увидел вспышку обиды и страх в ее глазах. Оба знали, что он имеет в виду. Он уже сказал ей, что после возвращения положит конец их браку.

Так будет лучше для нее. Когда она узнает причину, когда разразится скандал… она еще поблагодарит его, что осталась в стороне от позора. Со временем, когда слухи утихнут и Энн снова примут в свете, она сможет тепло думать о нем.

После встречи с Калебом Толботом он еще больше уверился в своей правоте. Теперь ясно, что слишком много он сжег мостов, слишком много сказал и сделал, чтобы ждать прощения или доброты. Слишком многие будут радоваться его падению и сделают его жизнь адом, чтобы отплатить ему за его поведение в течение стольких лет.

— Конечно, мы не можем остаться тут навсегда, — сказала Энн, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Было бы глупо думать иначе.

Рис кивнул. Остаться тут навсегда! Как бы он этого хотел. Здесь он чувствовал себя как в раю. Но всему приходит конец.

Рис снова взглянул на Энн. Выражение лица у нее тревожное и страдальческое. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль. Что так оскорбил ее. Особенно после того как она предложила ему свои утешение, дружбу и любовь.

Сегодня она просила его позволить ей быть его домом, когда он стал бояться, что у него вообще нет дома. Она имела в виду эту ночь. Да, но эти пробуждавшиеся в нем чувства, эти желания и сожаления, мучившие его, когда он смотрел в ее глаза… видимо, не кончатся после этой ночи… через месяц или год. Он боялся, что будет чувствовать себя так всегда.

И это несправедливо, если Энн отнимут у него. Возможно, в такой ужасной ситуации это самая большая несправедливость из всех.

Раздернув потрепанные занавески, Энн со вздохом посмотрела на двуколку, которую Рис нанял утром в деревне. Как только она сядет туда, ее борьба за сердце мужа будет окончена.

В Лондоне у нее почти не останется шансов соблазнить Риса или удержать. Более того, как только они приедут в Лондон, он собирался тут же вернуть ее отцу.

Появившийся из-за угла дома Рис начал давать указания нанятым людям, грузившим их вещи. Энн не могла расслышать его слова, зато видела, как он себя ведет. Совсем недавно он бы высокомерно приказывал или кричал на тех, кто ниже его. Со времени приезда в нем что-то изменилось. Теперь он говорил решительно, однако без презрения, а когда люди начали поднимать тяжелый чемодан на крышу двуколки, Рис даже помог им, не выказав при этом ни малейшего раздражения.