— Он говорил, что сначала не собирался рассказывать мне о том, что узнал. По-моему, он готов был хранить тайну до конца жизни, если б это зависело только от него.
— А что ему помешало?
Рис нахмурился.
— Есть некто еще, кому известно о моем происхождении. Этот человек не джентльмен, а подлец, который намерен шантажировать моего… моего брата и меня, угрожая открыть позорную тайну. Вот Саймону и пришлось рассказать мне правду, чтобы мы вместе решили, как нам вести себя с шантажистом.
— Боже мой, Рис! — воскликнула Энн, в ужасе прикрыв рот ладонью.
Ему очень хотелось успокоить ее, но он сознавал, что не может предложить ей никакого утешения. Все, что он мог сделать, — это обрисовать сложившееся положение.
— Видимо, этот тип на днях приедет в Лондон, чтобы предъявить нам свои требования. После этого мы решим, что делать.
Энн медленно подошла к нему и сжала его плечо. Это был жест утешения и любви, настолько чистой, искренней, что у Риса навернулись слезы на глаза, и он моргнул, чтобы сдержать их.
— Сколько боли это принесло тебе, — прошептала она.
— Да, — согласился он, пытаясь справиться с голосом и чувствами. — Знать, что вся моя жизнь была сплошной ложью, что кто-то шантажирует меня разоблачением… это невыносимо, Энн.
Она сглотнула, борясь с подступающими слезами.
— Но может, вы найдете способ договориться с этим человеком? Может, тебе удастся сохранить тайну? Ведь должен же быть какой-то выход.
— Энн, ты не можешь на это надеяться. Если даже мы с Саймоном договоримся или каким-то образом заставим его молчать, я сам пока еще не решил, нужно ли скрывать правду.
— Ты собираешься ее открыть? — недоверчиво спросила она.
Рис пожал плечами:
— Не знаю. Теперь я живу во лжи, я не имею права продолжить родословную Уэверли.
Энн даже отступила на шаг, с полным разочарованием глядя на него.
— И это твоя главная забота? Родословная Уэверли?
— Да, общество узнает правду и осудит меня. Но если у меня не будет наследников, они также узнают, что позор Уэверли закончится с моей смертью.
— И все это, включая «защиту» меня, и есть причина, по которой ты не хочешь спать со мной? — прошептала Энн. — Ты думаешь, что, отказавшись от брака, от счастья иметь детей, ты неким образом загладишь несправедливость по отношению к твоему отцу, так как являешься сыном другого человека?
— Да, — ответил Рис.
— Значит, ты ничему так и не научился? — спросила она, туже заворачиваясь в простыню. — Родословная не главное. Я думаю, ты понял, что главное — это люди. Их дела.
Рис поджал губы. Возможно, она хотела его успокоить, но лишь вызвала у него многочисленные воспоминания о том, как он вел себя с другими людьми. И ни одно не было приятным.
— Мои поступки доказали, что я незаконнорожденный, еще до того, как я сам узнал об этом, — ответил Рис, сжимая кулаки. — Возможно, те, кого я оскорбил в прошлом, имеют право отыграться.
Энн снова погладила его по щеке, предлагая любовь и утешение, которых он не заслужил.
— Может, ты не хочешь это признать, но я вижу, как ты изменился со дня свадьбы. К лучшему. И я думаю, ты способен измениться еще больше. В тебе много хороших качеств, но ты не позволял им проявиться из-за своего титула. Теперь, когда ты свободен от этого, подумай, каким ты можешь стать! Подумай, сколько добра ты можешь сделать при своей власти, которой ты, как тебе кажется, не заслуживаешь. Ты можешь это заслужить.
Рис смотрел на жену. Она говорила о его возможностях без малейшего колебания. Но как она могла быть в этом уверена, если он сам теперь не знал, кто он?
— Ты ослеплена. Возможно, любовью, которой я недостоин.
— Не говори так.
— Энн, твои мечты прекрасны, но это всего лишь мечты. Ты уже видишь, почему мы не можем быть вместе. Если я позволю тебе уйти, многие будут сочувствовать тебе, дарить тебе свою дружбу. Ты пострадаешь, но вряд ли лишишься их одобрения. Ты сможешь даже… когда-нибудь встретить другого мужчину.
Он проглотил комок желчи, подступившей к горлу при этой мысли. Энн достойна счастья, которое мог дать ей любовник. Но всякий раз мысль о том, что другой мужчина прикасается к ней, держит в своих объятиях, вызывала у Риса неконтролируемое желание убить любого, кто осмелится претендовать на то, что принадлежит ему.
— У меня уже есть любовник, — ответила Энн. — Я не хочу никого другого, кроме своего мужа, и никогда не захочу.
Не дав ему возразить, она встала на цыпочки и поцеловала его. Он чувствовал ее боль, смешанную с желанием, и, конечно, ее любовь, которая окрасила всю его жизнь. Ему захотелось дать ей намного больше, чем он мог дать, и Рис поцеловал ее со всей страстью и душевной болью, терзавшей его. Она, пусть даже на короткое время, облегчила его страдания, и он эгоистично принял это.
— Никакие твои рассуждения и доводы не заставят меня их принять, — наконец сказала Энн. Он попытался отстраниться, но она держала крепко. — Я не принимаю их.
— Энн, я бывал несправедлив во многих отношениях. Но это, возможно, мой первый в жизни самоотверженный поступок.
— Мы должны принять решение прямо сегодня, Рис?
Он помолчал. Каждое мгновение, которое он проводил с ней, только увеличивало страдание. Но, Боже, быть с ней — это так соблазнительно!
— Нет. У нас есть несколько дней, прежде чем появится этот шантажист и заставит меня действовать.
Энн вздохнула.
— Тогда давай прекратим на время спорить. Пожалуйста, — добавила она.
Проглотив возражения, Рис кивнул, потом взял Энн за руку и подвел к кровати. Они легли и обняли друг друга. Пока она целовала его, он молился, чтобы это принесло ему облегчение.
Глава 17
Свет утреннего солнца заливал просторную комнату для завтраков, радуя Энн. В последнее время жизнь была такой мрачной и сложной, пусть хотя бы погода даст ей некоторое утешение. Пока есть солнце, есть надежда, и она цеплялась за нее всем своим существом.
Рис вошел, когда она наливала чай. Их глаза встретились, и, казалось, время остановилось, лишь поток невыраженных эмоций бурлил между ними.
Прошлая ночь все изменила. Перемена, начавшаяся еще на побережье, закончилась после того, как он разделил с ней свою тайну. Наконец Энн впервые почувствовала себя его женой.
Господи, только бы не в последний раз…
— Доброе утро, — сказал Рис, отводя взгляд.
— Здравствуй, — робко, как после их первой брачной ночи, ответила Энн. — Будешь чай?
Он кивнул. Добавив в налитый чай молоко и мед, она протянула ему чашку и быстро поцеловала в щеку.
— Доброе утро, — прошептала она.
Рис улыбнулся. Это была одна их тех искренних улыбок, которые совершенно преображали его. Он выглядел более молодым и не таким суровым. Когда он так улыбался, все надежды Энн на его хорошие качества, способность любить и быть любимым казались вполне осуществимыми.
Не подозревая о мыслях жены, Рис посмотрел на край стола, где лежала стопка корреспонденции.
Налив себе чаю, Энн села рядом с ним. Хотя ничего особенного в этом не было, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, казалось странным, что они завтракают, как обычная супружеская пара.
— Какая-нибудь интересная почта? — спросила она.
Рис покачал головой:
— Ничего. Ты будешь удивлена, а может, и нет, — улыбнулся он. — Мои ежедневные обязанности весьма скучны. Здесь свежие новости из моих поместий, включая предложения управляющих по ведению хозяйства или набору прислуги.
— Никогда бы не подумала, что ты занимаешься этими делами.
Он пожал плечами:
— Я в ответе за жизнь многих людей. — Внезапно на его лице мелькнула тень. — Интересно, пострадают ли они от этого скандала?
Энн с трудом проглотила очередной глоток чая. Казалось, Рис ненадолго забыл свои неприятности, и вот они снова вернулись.
Он тут же отбросил эмоции и продолжил разговор, хотя в глазах осталось беспокойство: