— Ну, если это другое содержит элементы аэробики, то продолжительность жизни может только увеличиться. — Ро положила ногу на ногу, и ее юбка зашуршала, скользя по гладким бедрам.

— Значит, идея украсть у добрых людей лодку для прогулки под луной не так уж плоха, — заключил Том.

— Потрясающая идея, — вновь заверила его Ро. — Лучше не бывает. Поплыли.

Когда лодка отчалила от пристани, джентльмен соскользнул в воду. Совершенно бесшумно. Он ловил каждое слово, каждое движение, каждый нюанс захватывающего ритуала любовной игры.

Луна была почти полной и казалась прекрасной и безмятежной Тому и Ро, медленно плывущим по поблескивающей глади озера. Чуть раньше, этим вечером, они ужинали в уютном ресторане в Чепел-Хилле, разодевшись оба в пух и прах. На Ро была черная плиссированная юбка, кремовая шелковая блузка, серебряные серьги и жемчужное ожерелье, одолженное у соседки по общежитию. Идеальный наряд для лодочной прогулки.

Джентльмен мог биться об заклад, что даже серый костюм, в котором щеголял Том Хатчинсон, был с чужого плеча. Том приехал из Пенсильвании. Сын автомеханика, которому не только удалось выбиться в капитаны футбольной команды Дьюкского университета, но и умудряться держать индекс успеваемости на уровне 4, 0.

Ро и Том были золотой парочкой. Пожалуй, только в этом вопросе у студентов Дьюка и соседей из университета Северной Каролины не было расхождений. «Скандал» вокруг того, что капитан футбольной команды Дьюка ухаживает за «Королевой азалий» из Каролины, только придавал роману пикантность.

Пока лодка медленно плыла по озеру, они сражались с непослушными пуговицами и «молниями». В конце концов на Ро остались только серьги и подружкино ожерелье. На Томе — распахнутая белая сорочка, прикрывшая их, когда они в конце концов занялись любовью под бдительным оком луны.

Их тела плавно двигались, и лодка мерно и игриво покачивалась в такт. Ро еле слышно постанывала, и эти звуки сливались с пронзительным стрекотом цикад, доносящимся с берега.

Джентльмен ощутил, как в нем закипает ярость. Наружу рвалась его темная суть: жестокого, коварного зверя, оборотня, невесть как очутившегося в нашем веке.

Внезапно Том Хатчинсон с легким чмокающим звуком оторвался от Ро Тирни. Какая-то могучая сила вышвырнула его из лодки. Ро услышала, как он вскрикнул, прежде чем упасть в воду. Это был странный возглас, что-то вроде «йяаах».

Том глотнул озерной воды и сильно закашлялся. Жуткая острая боль пронзила горло, боль отчетливо локализованная, но мучительная и пугающая.

Затем та странная сила, которая швырнула его спиной в озеро, внезапно отступила. Давление на горло прекратилось. Раз, и все. Его оставили в покое.

Крупные руки Тома, руки ведущего игрока, потянулись к горлу и ощутили что-то теплое. Из горла хлестала кровь и расползалась в озерной воде. Панический, леденящий душу страх охватил его.

В ужасе он снова потянулся к горлу и нащупал торчащую наружу рукоять ножа. «Господи Боже, — пронеслось у него в голове. — Меня зарезали. Я умру на дне озера, так и не узнав за что».

Ро Тирни, оставшись на дне покачивающейся, дрейфующей лодки, была настолько ошарашена, что не могла кричать.

Сердце бешено колотилось, дыхание перехватило. Она вскочила на ноги и принялась судорожно оглядываться в поисках Тома.

«Какая идиотская шутка, — думала она. — Не стану больше встречаться с Томом Хатчинсоном. И замуж за него ни за что не пойду. Никогда в жизни. Тоже мне шуточки».

Ей стало холодно, и она принялась подбирать одежду со дна лодки. Неожиданно у самого борта лодки кто-то или что-то выскочило из черной воды. Будто исторгнутое взрывом со дна озера.

Ро увидела, как над поверхностью появилась голова. Определенно мужская… но не Тома Хатчинсона.

— Я не хотел вас напугать, — вкрадчиво, почти любезно произнес Джентльмен. — Не бойся, — прошептал он, ухватившись за борт покачивающейся лодки. — Мы — старые друзья. Сказать по правде, я наблюдаю за тобой уже более двух лет.

И тогда Ро закричала, да так истошно, будто наступил конец света.

Для Ро Тирни он действительно наступил.

Вашингтон, округ Колумбия, апрель 1994 г.

Все началось, когда я сидел на веранде нашего дома на Пятой улице. За окном «дождь лил как из ведра», как любит говорить моя малышка Дженнел, и лучшего места, чем веранда, трудно было подыскать. Бабушка однажды научила меня словам молитвы, которую я до сих пор помню:

«Благодарю за все, что ты нам ниспослал». В тот день, казалось, что это весьма к месту, во всяком случае почти.

На стене веранды висела карикатура Гари Ларсона из серии «Дальняя сторона» с изображением ежегодного банкета Всемирного общества официантов. Одного из участников банкета прирезали: из груди у него торчал нож, всаженный по самую рукоять. Рядом стоящий детектив говорил:

«Боже мой, Коллингс, терпеть не могу, когда понедельник начинается с таких дел». Картинка висела как напоминание, что работой следователем по особо важным преступлениям округа Колумбия моя жизнь не ограничивается. Рисунок Деймона двухлетней давности, прикрепленный рядом с карикатурой, сопровождался; подписью: «Самому лучшему на свете папочке». Еще одно напоминание.

Я наигрывал на нашем стареньком рояле темы из репертуара Сары Воан, Билли Холидей и Бесси Смит. [1]С некоторых пор блюзу удавалось добираться до самых чувствительных струн моей души. Я вспоминал Джеззи Фланаган. Иногда, когда я закрывал глаза, мне виделось ее красивое лицо. Это видение преследовало меня, и я старался закрывать глаза не слишком часто.

Двое моих сорванцов, Деймон и Дженнел, уселись по бокам от меня на широком, хотя и слегка расшатанном рояльном стуле. Дженнел маленькой ручонкой, насколько могла достать, обхватила меня за спину, то есть примерно за треть спины.

В свободной руке она держала пакет с жевательными конфетами «Гамми-Беарс», как всегда, не забыв поделиться с друзьями. Я потихоньку посасывал одну такую — красную.

Вдвоем с Деймоном они мне подсвистывали, хотя Дженнел скорее причмокивала в определенном ритме. Старая кукла, сидя на рояле, подергивалась в такт музыке.

И Дженни, и Деймон знали, что в последнее время, во всяком случае, в последние несколько месяцев, мне пришлось хлебнуть горя, и потому пытались меня приободрить. Я играл, а они насвистывали под аккомпанемент рояля мелодии в стиле блюз, соул и немного фьюжен, при этом не забывая смеяться и дурачиться, как и подобает детям их возраста.

Вот так проводить время с детьми я любил больше, чем все остальное в жизни, вместе взятое, и все чаще это делал. Фотографии детей постоянно напоминали мне, что по пять и семь лет им будет всего раз в жизни. Я вовсе не собирался упускать то, что больше никогда не повторится.

Тяжелый топот по ступеням крыльца черного хода прервал наше веселье, потом зазвонил дверной колокольчик: один настойчивый звонок, другой, третий. Кто-то, видимо, был в нетерпении.

— Звонят колокола, колдунья умерла, — предложил первое, что пришло на ум, Деймон. На нем были обхватывающие голову обручем черные очки, по его мнению — атрибут «крутого парня». Он и был довольно крутым пареньком, с этим трудно спорить.

— А вот и не умерла колдунья, — отпарировала Дженни.

Я с недавних пор заметил, что она стала отчаянной заступницей представительниц своего пола.

— Боюсь, что о колдунье мы так ничего и не узнаем, — выдержав паузу и с надлежащим выражением сказал я.

Дети рассмеялись. Они ловят почти все мои шутки. Очень тревожный сигнал.

В дверь принялись настойчиво колотить, взывая ко мне с мольбой и тревогой.

Черт подери, оставьте нас в покое. Только мольбы и тревоги нам сейчас не хватает.

— Доктор Кросс, выйдите, пожалуйста! Прошу вас! Доктор Кросс, — кричала за дверью женщина.