По пути туда на одном из стендов административного этажа видим большую карту России, испещренную флажками.

 — Здесь отмечены города, где у нас открыты духовные школы.

Мы насчитали больше тридцати.

 — Надеемся, что вскоре их будет еще больше.

На соседнем же стенде висит несколько изящно оформленных объявлений — в виде свитков с печатями. Читаем: «Правила по подготовке и произнесению проповедей. Объем проповеди — три-четыре тысячи знаков с учетом пробелов… Студент обязан произносить проповедь, чтение с листа не допускается… Проповедь подается на проверку преподавателю гомилетики не позднее чем за две недели до произнесения…» (Гомилетикой называется наука о церковном проповедничестве.)

Но вот наконец искомый «кабинет», а на деле — большой музей, состоящий из нескольких залов. Их цель — в хронологическом порядке изложить кратко общую историю христианства.

Итак, пройдемся по залам.

Первый рассказывает о раннехристианском периоде: макеты римских катакомб, где находились захоронения христианских мучеников, казненных по приказу властей… Печально известного в церковной истории Колизея, где их бросали на растерзание диким зверям для увеселения публики… Храма Святой Софии в Константинополе — каким он был при византийцах. А также самые ранние образцы христианской иконографии.

Второй зал уже посвящен русскому православию. Здесь тоже «реплики» (копии) храмов и иконы, из которых бросилась нам в глаза одна, необычная по форме — узкая и длинная.

 — Это мерная икона, — пояснил Александр, — сугубо русское изобретение. Когда рождался младенец, его измеряли — и «в рост младенца» изображали святого, в честь которого он назван. Священное изображение сопровождало человека в течение всей жизни, а «родной» святой служил ему примером.

В следующей просторной комнате под стеклом выставлены личные вещи основателя Лавры преподобного Сергия Радонежского. Деревянные сосуды, с помощью которых он служил литургию, стоптанные сандалии, вериги. Тут же рядом — странный предмет, похожий на нож, но с очень коротким лезвием. Александр вновь предваряет вопрос: «Преподобный Сергий любил вырезать для детей игрушки. Вот этим инструментом. Кстати, Сергиев Посад называют иногда «городом игрушки». Но это уже из-за более позднего, промышленного их производства».

Следующее музейное помещение оказывается одновременно и Малым актовым залом академии. Ровными рядами стоят кресла, длинный стол затянут зеленым сукном — все, как полагается в «высоких кабинетах». Здесь проходят важные для академической жизни мероприятия — заседание ученого совета, конференции и диспуты, защиты магистерских и кандидатских работ, концерты духовной музыки. А когда-то…

 — …размещались палаты Елизаветы Петровны. Императрица любила «у нас» бывать, но от ее времен осталась только известная «думная дорожка», — подсказал Александр.

Речь идет просто о выложенном специальным образом паркете. Узорная линия множество раз поворачивает и пересекает саму себя. Два человека могут по ней ходить годами и никогда не встретиться.

 — А почему «думная»?

 — Пройдитесь, и поймете. Мы попробовали. Действительно, такая прогулка через некоторое время начинает успокаивать, умиротворяет и даже несколько завораживает. В общем, вполне способствует сосредоточению и принятию мудрого государственного решения.

Еще в одном из музейных залов помещается коллекция рукописных и первопечатных книг…

Справка

В Московской духовной академии — четыре факультета: богословский, церковно-исторический, церковно-практический, библейский. В Троицкой семинарии занимаются без разделения на факультеты. На 2006/07 учебный год в академию поступило 50 студентов. Общее число студентов академии — 150 человек. В семинарии учатся 400 человек. Обучение — бесплатное. Студенты и в семинарии, и в академии находятся на полном пансионе: не платят ни за проживание, ни за питание, ни за обмундирование. В семинарию принимаются слушатели с 18 лет. В академию допускаются только выпускники семинарии и только окончившие семинарию «по первому образцу» (это соответствует «красному диплому» в светских вузах). «Отчетный» процесс для учащихся в семинарии и академии организован по обычной «советско-российской» вузовской системе. Каждую зиму студенты сдают зачетную сессию — то есть отметки ни по одному из сдаваемых предметов не выставляются, а отмечается лишь общая удовлетворительность ответа (для примера, на I курсе библейского факультета академии зимой 2005/06 учебного года студенты «держали ответ» по экзегетике Священного Писания, Догматическому богословию и некоторым иным дисциплинам). Летом же, наоборот, студенты проходят экзаменационную сессию (на V курсе семинарии сдают апологетику, педагогику, патрологию, древнегреческий язык и прочее). Оценки выставляются по обычной пятибалльной системе — от 1 до 5 — или (что то же самое) от «весьма неудовлетворительно» до «отлично». В конце обучения, естественно, защищаются дипломы, причем иногда по весьма актуальным для современности, как таковой, темам. Скажем, сейчас студент из Сербии (точнее, из Косова) Александр Прашчевич готовит выпускную работу на тему «Отношения православных и мусульман в Сербии с 1912 по 2004 год».

Как это было?

…Кстати, книгопечатание явилось одной из причин появления в России высшей школы вообще. Писцы, переписывавшие книги от руки, делали слишком много ошибок в богослужебных и богословских текстах, что вело к искажению Священного Писания. Книгопечатание призвано было исправить это положение.

Тут и возникла мысль об учебном заведении для подготовки квалифицированных справщиков: ведь только они смогли бы изготовить (раз и навсегда) ортодоксальный, без ошибок текст.

А коль скоро, повторимся, речь в раннем книгопечатании шла исключительно о богословских книгах, то, логическим образом, и задуманное учебное заведение приобрело соответствующую направленность.

Сначала Борис Годунов решил было сделать все проще и дешевле: отправил способных юношей учиться за границу. Но только одного из них впоследствии увидели опять в России , да и то в качестве переводчика у высокопоставленного заграничного посла.

А вновь вернулся к теме открытия «вуза» в Москве царь Федор Алексеевич, старший брат Петра I. Он предложил обдумать его устройство своему прославленному наставнику, поэту и просветителю Симеону Полоцкому. Тот вскоре составил так называемую «Привилегию» высшей школы, или, иначе говоря, Устав, который, правда, поверг в ужас даже самого «заказчика». Там выставлялось, в частности, требование полной автономии будущей академии и наделения ее неограниченными правами по борьбе с ересью и инакомыслием в государстве. В качестве кары за многие такого рода «преступления» «Привилегия» предлагала ни больше ни меньше — мучительную казнь.

К счастью, Московская академия не стала «страшным инквизиционным трибуналом», как назвал вышеописанный проект историк Сергей Соловьев. Не стала — во многом благодаря приезду в Москву после четырнадцатилетнего путешествия по Ближнему (в прошлом — византийскому) Востоку русского иеромонаха Тимофея. На специальной аудиенции у Федора Алексеевича Тимофей рассказал царю о прискорбном упадке православного образования в некогда благочестивых краях, ярко обрисовав «тамошнее православных от тиранския руки лютое порабощение, церквам святым опустошение и свободных греческих наук, к восточной благочестивой вере потребных, пред прежними леты оскудение». Услышав это, государь «сердцем вельми умилился и, божественным огнем по благочестию воспален, возжела тамо умаляемое учение зде насадити и умножити».

Тимофей приехал в Москву в январе 1681 года. А в марте по указу патриарха и с санкции Федора он уже открывал здесь свое «греческое училище» (собственно говоря, с этой целью монах и возвращался в отечество). Но его учебное заведение поначалу еще не было «высшим»: там только учили исправлять ошибки в книгах — первая школа не случайно работала при первой же русской типографии.