Итак — октябрьский вечер 1935 года. Кабаре «Жернис». На сцене — Эдит. Ей 20 лет. Гадкий утенок. Ничего «женского». А зал, подогретый шампанским, колышется в мехах, духах, шелках. Неужели кому-то есть дело до этого жалкого зрелища? Но вот она допела первую песню, шум стихает. И уже после второй зрители все как один смотрят на сцену. Контраст увиденного и услышанного превзошел все ожидания. Владелец «Жерниса» Луи Лепле доволен. Ведь он сам откопал это «нечто». Как бы это «нечто» правильно назвать: «самородком», «талантом», «находкой»? Луи Лепле — профессионал, он знает толк в своем деле, знает, как развлечь публику! А какая у «нечто» история — уличная, грязная, бесприютная, с пьяными кабаками, казармами, солдатами, «котами», «баронами», легавыми… Если вытащить Эдит из этой отвратительной окрошки — возможно, что-то и получится. И никаких вложений… И вот, дрожа от страха, она допевает:

«А у нас, у девчонок, ни кола ни двора,

У верченых-крученых, эх, в кармане дыра.

Хорошо бы девчонке скоротать вечерок,

Хорошо бы девчонку приголубил дружок...»

— и — буря аплодисментов. Громче всех хлопали знаменитые шансонье Морис Шевалье и Мистингет. Триумф изменил жизнь Эдит — впервые у нее появились деньги, наряды, богатые поклонники. Друг Лепле, писатель Жак Буржа, занялся ее образованием и приохотил к чтению, хотя писать без ошибок она так и не научилась. Сам Лепле работал с ее репертуаром, подбирая песни под созданный для нее образ «уличной девчонки». Он ни разу не попытался соблазнить ее — Эдит далеко не сразу поняла, что патрон предпочитает мужчин.

Белая полоса в ее жизни оборвалась внезапно — 6 апреля 1936 года ее покровитель был убит, причем Пиаф тут же обвинили в соучастии. По одной из версий, Лепле потребовал от нее разрыва с любовником-бандитом, и тот решил отомстить. Доказать это не удалось, но газеты перемыли «преступнице» все кости. Из-за этого Эдит нигде не могла найти работу — ни в одном зале, ни в одном кабаре, и снова покатилась по наклонной. Вино, ночные пирушки, случайные любовники… Спас ее поэт-песенник Раймон Ассо — он единственный отозвался на просьбу о помощи и стал писать для нее песни. А потом бросил жену и переселился к певице. Он стал для нее настоящим Пигмалионом: учил правильно говорить, изящно двигаться, орудовать ножом и вилкой. С необычным для поэта мужеством разогнал ее друзей-сутенеров. Благодаря ему она из «уличной девчонки» превратилась в эстрадную диву. Он же помог ей получить ангажемент в самом знаменитом парижском кабаре «АВС». На другой день после ее выступления «король богемы» Жан Кокто писал в «Фигаро»: «Мадам Пиаф гениальна! Неподражаема! Такой, как она, еще никогда не было и не будет!» Немалая доля успеха причиталась Ассо, который снабдил Эдит новыми песнями. Благодаря ему Пиаф познакомилась со своей бессменной композиторшей Маргерит Монно и аккомпаниатором Пьером Дрейфусом. Но сам Ассо недолго был рядом — постепенно его опека наскучила Эдит, и они расстались. Со многими бывшими возлюбленными Пиаф умудрялась сохранять дружбу, но с ним этого не вышло. Он остался один и до самой смерти в 1968 году продолжал оплакивать утраченную любовь.

Все оттенки голубого

Пиаф была некрасива, но умела покорять мужчин на зависть многим красавицам. Влюбленность требовалась ей как воздух, и первые признаки состояния влюбленности обычно подмечала Симона. «Посмотри, — обращалась к ней Эдит, — какие у Жана голубые глаза! Никогда таких не видела». Вскоре Жан начинал захаживать к певице, а потом и поселялся там. Она обожала, когда в комнате были разбросаны мужские вещи, пахло табаком, а на стуле висел недавно снятый пиджак, еще хранящий тепло тела. Но идиллия продолжалась недолго. В конце концов она говорила: «Знаешь, Момон, а у него глаза не голубые, а какие-то тусклые, серые». Так заканчивались почти все ее романы. На прощание отвергнутые любовники получали стандартный набор, состоявший из пары галстуков, часов с цепочкой и связанного ею самой свитера того же голубого цвета.

Эдит всегда боялась, что ее бросят, и поэтому бросала своих возлюбленных первой. Место Ассо рядом с ней занял актер Поль Мерисс — красивый, безупречно воспитанный и холодный как айсберг. В пылу скандала Пиаф обзывала его «снулой рыбой», била посуду, бросалась на него с кулаками, а он спокойно сидел и читал газету. Потом она выкипала, остывала, он целовал ее, и они отправлялись отмечать примирение в ближайшее кафе. Поль потерял самообладание только раз — в 1940-м, когда немцы вошли в Париж. Он сидел и плакал, глядя, как по их улице катят танки с черными крестами. Эдит не плакала и даже приняла предложение оккупационных властей спеть в Германии . Тем, кто ее критиковал, она отвечала: «Я буду петь для наших ребят в лагерях военнопленных. Представляете, как им нужна поддержка?» И она действительно спела и снялась с пленными на большой фотографии. Вернувшись в Париж, она отдала фото подпольщикам, и те изготовили поддельные паспорта для всех ста пятидесяти пленников. Приехав в лагерь еще раз, Пиаф тайком передала паспорта французам, и часть из них сумели бежать. И это — не миф. Эту историю она рассказала, когда после освобождения от оккупации ее пытались обвинить в коллаборационизме. Защищать ее пришли не только спасенные беглецы, но и друзья-евреи, которым она помогала скрываться от нацистов. В конце разбирательства члены комиссии встали навытяжку и отдали честь этой маленькой женщине. К тому времени она давно рассталась с Мериссом и жила с поэтом Анри Конте. Их долгий роман завершился из-за того, что Анри не захотел бросить жену. Но в то время на горизонте Пиаф уже возник Ив Монтан — молодой итальянский эмигрант, которого по-настоящему звали Иво Ливи. За его обезьяньими ужимками, торчащими ушами и гнусавым марсельским акцентом Эдит сразу распознала талант, но ее привлекло не только это. Ей было уже под тридцать, ему — на пять лет меньше. Рядом с полным жизни Монтаном она тоже чувствовала себя моложе и в благодарность решила сделать из него звезду. К тому времени у нее была уже масса полезных связей, и скоро газеты, еще недавно смеявшиеся над итальянцем, стали называть его «певцом, которого ждали».

Влюбленный Ив звал ее замуж, но она отказалась. Ее отталкивали его мужской шовинизм, привычка во всем быть главным, а еще больше — постоянные измены. В конце концов ревнивая Эдит по своей привычке бросила его первым, сменив на музыканта Жана-Луи Жобера. Ей понравилось зажигать звезды, но преемники Монтана были на редкость бездарны. Единственным исключением оказался маленький паренек с огромным кривым носом и непроизносимой фамилией Азнавурян. Благодаря Пиаф весь мир узнал его как Шарля Азнавура. Для нее он стал всем — секретарем, шофером, сиделкой, психоаналитиком. Всем, кроме возлюбленного. «Эта Мадемуазель Противоречие совмещала черты дворовой девки и святой Терезы, — рассказывал он позже. — Если вы входили в ее круг, то уже не могли выйти из него... Между нами была дружба, граничащая с влюбленностью, было братское взаимопонимание, но никогда не было постели».

Прожив восемь лет рядом с Эдит, Азнавур покинул ее, но не предал. К сожалению, этого нельзя сказать о многочисленных «друзьях», которые шумной чередой проходили через дом Пиаф. Пользуясь ее щедростью, они объедали ее, крали деньги, интриговали, а потом исчезали, чтобы после вывалять певицу в грязи в своих лживых мемуарах. Конечно, были и настоящие друзья — Маргерит Монно, актер Лулу Баррье, великолепная Марлен Дитрих. Их с Эдит объединяли не корысть, не постель, а нечто большее — искусство, которому все они трепетно служили.

Кабаре «Версаль» в Нью-Йорке. Марсель Сердан «обмывает» чемпионский титул с Эдит и королевой фигуристок Соней Хени. 1948 год

Любовь…

В октябре 1947 года Эдит впервые пела в Америке. Вначале янки были разочарованы — они ожидали разряженную парижскую диву в кружевах и блестках, а увидели невзрачную и скромно одетую женщину, поющую на непонятном языке. Пиаф специально спела пару песен на английском, но с таким акцентом, что их приняли за итальянские. Но ее обаяние сделало свое дело — выступление она закончила под гром аплодисментов. Американцам особенно понравилась песня «Жизнь в розовом цвете», так называли модное бродвейское кабаре. В Нью-Йорке произошло и еще одно событие: Эдит познакомилась с соотечественником, 30-летним чемпионом по боксу Марселем Серданом. Он оказался не узколобой гориллой, какими часто представляли боксеров, а человеком неглупым и очень добрым. А глаза у него были голубые-голубые…