Переводчик Костина Светлана

Аннотация:

Лилиана

Я жалела, что тогда рассказала отцу о поцелуе.

О поцелуе сына садовника, который у нас работал. Но тогда мне было всего одиннадцать лет. И я не понимала, как устроен этот мир и что творится в голове моего отца. Папа выбежал из дома и уволил отца того мальчика. И прямо у меня на глазах садовник ударил своего сына.

Я никогда больше их не видела, но никак не могла забыть взгляд мальчика — упертый, без капли сожаления.

Иногда я вспоминаю его, задаваясь вопросом, что с ним стало. Увижу ли я когда-нибудь его снова. Интересно, как он отреагирует на меня. Хотя бы вспомнит мое лицо?

Наверное, нет. Должно быть, он забыл обо мне.

Но если он все же помнит меня, мне хотелось бы перед ним извиниться за то, что его невинный поцелуй привел к таким последствиям.

Хотя это был просто поцелуй, украденный поцелуй ребенка.

Бренд

Я ненавидел ее отца. Он разрушил мою семью.

Но я хотел его дочь с такой жаждой, которую ничем нельзя было утолить. Годами я мечтал об этом, будучи ею одержим.

Похоть в сочетании с ненавистью — плохие соратники. Как болезнь в крови, они разрушают жизнь. Хотя я спал с другими женщинами, но тяга к ней только усиливалась. Она преследовала меня постоянно.

Иногда, когда не мог больше бороться с жаждой к ней, я начинал за ней следить издалека. Рядом с ней всегда находились охранники ее отца.

Я увидел какой красавицей она стала, она была не для меня. Но я должен был заполучить ее любыми средствами.

Когда ей исполнилось двадцать, она покинула гнездо отца — это был настоящий подарок судьбы.

Я забросил свои сети, и моя гордая цыганская принцесса попалась в них.

ПРОЛОГ

Джек

https://www.youtube.com/watch?v=6c1BThu95d8

(Она — живительная радуга)

— Папа, я хочу переехать.

Я изумленно смотрю на дочь.

— Что? Почему?

Она расправляет плечи, выпячивает вперед упрямо подбородок, именно так, когда полна решимости сделать все по-своему, во что бы то ни стало.

— Потому что, — твердо заявляет она, — через несколько дней мне исполнится двадцать.

Я хмурюсь.

— Почему именно сейчас?

— Папа, — раздраженно вскрикивает она. — Все мои друзья съехали из родительского дома уже двести лет назад.

Я складываю руки на груди.

— Ну, и что? Это не причина уезжать и тебе.

Она решительно тоже складывает руки на груди.

— Ну же, папа, будь благоразумен. Я хочу переехать, потому что хочу иметь собственное пространство.

— У тебя здесь имеется собственное пространство. Черт побери, да в твоем распоряжении находится целое крыло дома. Там тебя никто не беспокоит... с тех пор, как ты положила говно в постель брата за то, что он решил к тебе зайти.

— Ради бога, не вспоминай об этом. Мне тогда было девять лет, — рассержено отвечает она.

— Моя точка зрения остается неизменной. Никто не беспокоит тебя на твоей территории дома.

Она распрямляет руки и подается вперед, ее ярко-голубые глаза упрямо сверкают.

— Нет, папа, я хочу стать независимой. Хочу иметь свою маленькую квартирку в Лондоне. Хочу сама покрасить стены в тот цвет, который выберу. Хочу проснуться утром и сбегать в пекарню за круассанами или за только что испеченным пирогом с абрикосами. Хочу открыть окно и выглянуть вниз на оживленную улицу, полную людей, спешащих на работу. По ночам мне хочется лежать в постели и слушать, как люди возвращаются из пабов и клубов. Я хочу, чтобы на счете за электричество стояло мое имя. И когда в дверь позвонит курьер, я хочу точно знать, что посылка предназначена мне. Мне не нужен большой дом. Мне бы хватило квартирки с одной спальней или квартиры-студии. На самом деле, если бы у меня был выбор, я бы хотела небольшое, маленькое пространство, сделав его по-настоящему уютным. Что-то вроде квартиры, в которой жила Бриджит Джонс в фильме.

Я вздыхаю, сам вырвавшись с низов и из ничего, моей мечтой было жить в самом большом доме. Моя дочь родилась в роскоши и жила в ней всю свою жизнь, а теперь ее заветная мечта — съехать и жить, как бедняк в Лондоне. Как мне бороться с ее романтической притягательностью бедности?

— Прошу тебя, папа.

Мне ненавистна сама мысль, что она уедет из моего дома. С моей точки зрения, это неправильно. И моя настолько сильная интуиция, не раз спасающая и предупреждающая меня, в данный момент тоже не подводит. Она никогда меня не подводила раньше, думаю и теперь.

— Ты же не рассчитываешь, что я буду каждый день ездить в Лондон, чтобы закончить стажировку в Сити? — недоверчиво спрашивает она меня.

— Собственно, именно этого я и ожидал. Отсюда всего час езды, я уже договорился о машине.

— Нет, я не хочу так. Пожалуйста, папа, — умоляет она меня. — Я не могу вечно жить с вами. И я буду приезжать домой на выходные.

Я смотрю на нее и вдруг понимаю, будто это для меня полная неожиданность, что моя маленькая девочка выросла. И она не только выросла, а хочет расправить крылья и вылететь из семейного гнезда. Годами я не позволял себе задумываться об этом дне, и вот он настал, и мне кажется, что я бессилен в данной ситуации. Я словно ее не узнаю, словно она стала другая. Невероятно красивой женщиной с длинными черными волосами, сверкающими сапфировыми глазами. И меня это пугает. Я стараюсь сохранять спокойствие, поэтому с большой осторожностью подбираю слова.

— Ну, хорошо…

Она подскакивает со стула, начинает визжать и танцевать какой-то немыслимый индейский танец.

— Я еще не закончил, Лилиана, — строго говорю я.

Она останавливается и подозрительно смотрит на меня.

— Ты можешь съехать, но ты обязана жить в нашей квартире в Лондоне.

У нее вытягивается лицо

— Мы не собираемся наведываться туда, — продолжаю я, — если ты нас не позовешь. Квартира будет полностью в твоем распоряжении. У тебя будет полная конфиденциальность.

Она откидывается на спинку стула и громко выдыхает.

— Папа, ты что, не понимаешь? Я не хочу жить в роскошной четырехкомнатной квартире в центре Мейфэра с шеф-поваром и уборщицей, которые приходят пять раз в неделю. Я хочу свое собственное маленькое жилье с крошечной кухонькой, где я буду готовить сама себе еду, может устрою небольшую вечеринку, и все будут сидеть на подушках на полу. Я хочу быть полностью независимой.

— Прекрасно, прекрасно. Просто дай мне несколько месяцев, и я куплю тебе квартирку поменьше за пределами Мейфэра. Может быть, где-нибудь в Найтсбридж или Кенсингтоне?

Она встает.

— Папа, ты не дал мне закончить. Мне не нужно, чтобы ты подыскивал мне квартирку, потому что я уже нашла для себя идеальное местечко в районе Виктории. Она напоминает квартирку симпатичного стилиста, который стрижет маленьких мальчиков. Там стулья, на которых сидят дети, сделаны в виде маленьких машинок. — Она прикусывает нижнюю губу. — Я уже внесла залог и переезжаю на следующей неделе.

Теперь моя очередь рухнуть в кресло.

— Прости, папа. Я знаю, тебе нелегко, но я буду приезжать каждые выходные. Обещаю, все будет так, как будто я вообще не уезжала.

Я заглядываю ей в глаза.

— А как же мама? Ты думаешь, как это может отразиться на ней?

Ее голос смягчается. Как будто она стала взрослой, а я превратился в ребенка, которого она должна уговорить.

— Я сообщила ей вчера, она не возражает.

Я хмурюсь, потому что это странно. Лили мне ничего не сказала, хотя сейчас она и пришла в себя. А потом я вспоминаю, как она крепко меня обняла, когда мы легли в постель и сказала очень странную вещь: «Ты останешься со мной до самого конца, да?» Я поцеловал ее, посмотрел ей в глаза, мне показалась она такой уязвимой вчера вечером и потерянной. И это вызвало у меня воспоминания, когда у нее случился выкидыш. У меня волосы дыбом встают, когда я вспоминаю о том времени. Тогда, она стала совершенно чужой. Даже сейчас больно вспоминать об этом, она хотела умереть. Она, на самом деле, собиралась оставить всех нас.

Моя дочь присаживается передо мной на корточки. Берет меня за руки своими нежными, мягкими руками.

— Я не забыла ничего, папа, — шепчет она.

Я смотрю ей в глаза и киваю. Но воспоминания продолжают появляться у меня в голове. Я вижу свою семилетнюю дочь, лежащую рядом с моей женой в нашей постели. Шторы задернуты.

— Мамочка, — жалобно говорит она. — Ты сердишься на меня? Я сделала что-то не так? — Моя жена молчит. Тихие слезы текут из ее открытых ничего не выражающих глаз. Я врываюсь в комнату и поднимаю с кровати перепуганного ребенка. С мокрыми щеками от слез. Я прижимаю ее к себе.

— Ты не сделала ничего плохого, дорогая. Ничего. Мама просто не очень хорошо себя чувствует. — Моя жена лежит в полутьме, неподвижная, безучастная, ко всему пойманная в ловушку своего черного мира безжалостной печали.

Тогда я даже не заметил, что мои щеки тоже стали мокрыми от слез, пока Лилиана не вытерла их пальцами.

— С ней все будет в порядке. Нужно время. Вот увидишь. Пока у нее есть ты, с ней все будет хорошо, — говорит мне моя смышленая дочь.

Я утвердительно киваю.

— Я всегда буду с ней, — отвечаю я.

Глава первая

Лилиана

Я закутываюсь в свою любимую утепленную куртку, и с Музом, моей любимой таксой, мы направляемся во французскую пекарню за углом. Муз с энтузиазмом заставляет меня ускорить шаг. Его короткие лапки быстро двигаются, золотисто-коричневый мех трепещет на холодном ветру.

И я с небольшой тревогой замечаю, что его зад кажется мне намного округлее. Неужели он прибавил в весе с тех пор, как мы переехали сюда неделю назад? Должно быть, я слишком помногу его кормлю или что-то делаю не так. Надо будет спросить у мамы. В основном она кормила его.

— Ой, Муз, ты тоже немного располнел, — бормочу я себе под нос, но, словно услышав меня, моя чувствительная собака-сосиска внезапно останавливается и с упреком смотрит на меня.

Остановка настолько резкая. Улыбка исчезает с моего лица под его обвиняющим взглядом.

— Я всего лишь пошутила. Ты же знаешь, я никогда не опозорю тебя. Ты красавец, а не жирдяй.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: