Ну, а мы, пожалуй, свернем от лучшего творения чешского инженера Машека на набережную Степана Разина. Здесь знаменитая фасадная застройка представлена тесно столпившимися домами разного размера и цвета в архитектурной гамме — от барокко, распространенного в начале царствования неугомонной Екатерины, до классицизма, эффектно завершившего ее бурную эпоху.

В Москве в таком районе давно уже открыли бы торговые и бизнес-центры. Здесь — дома остаются жилыми, и жилыми на глубоко «старосоветский манер». С 50—60-х годов прошлого века ничто не изменилось: здесь по-прежнему самое большое число «коммуналок» на душу населения, а первые этажи к тому же довольно сырые. И мебель ест грибок. Но никто отсюда и не думает уезжать в новые кварталы, которые в последние годы усиленно растут под губернаторским надзором. Почему? А вы представьте, как просыпаетесь утром, выглядываете в окно… Не зря же волжские пейзажи называют лучшими в мире.

Вообще, в городе по поводу места проживания людей можно услышать много интересного. Здесь никто не удивляется, к примеру, когда в ответ на вопрос: «Вы где живете?» — слышит: «В Париже». «Парижем» прозвали уже очень давно Морозовские казармы, возведенные в самом конце XIX века. Знаменитый Савва Морозов, значительная доля авуаров которого находилась в тверских землях, построил тогда целый городок для рабочих своей мануфактуры, чтобы было недалеко на работу ходить. А вот почему «Париж» — теперь уж не дознаешься. Народная этимология потерялась в десятилетиях, и если приставать к тверичанам с расспросами на эту тему, они только браво, «по-одесситски» парируют: «А почему 22-этажную гостиницу «Тверская» весь город зовет Рюмкой — нимало ведь не похожа?! А торговый дом «Заволжский» — почему «шайба»?»…

Кинотеатр «Звезда» — один из «столпов» сталинской архитектуры в центре города, расположенный на правом берегу Волги. Открыт в 1937 году, работает с тех пор бесперебойно.

Всеми этими монументальными композициями, «рюмками» и «шайбами», изменившими масштаб камерного классического поселения, тверской ансамбль, конечно, обязан советскому времени. Респектабельная станция I класса Николаевской железной дороги стала индустриальным центром и стратегическим объектом, надстроившись раза в два. Речной вокзал и кинотеатр «Звезда», подобно гигантским колоссам, притягивают взгляд с реки, выполняют роль тверских маяков, предоставляют материал для сувенирных открыток и фотографий на память… Между прочим, раньше, при СССР, главным местом влюбленных служило как раз пространство у Речного вокзала — тут играл оркестр, назначались свидания и пары танцевали. А сегодня все как-то забыли про эту площадь, и оживления на ней никакого не заметно. Но в том есть даже своя прелесть. Чтобы спуститься к воде, нужно проходить арками по осыпавшимся ступеням, сквозь которые проросла трава…

Наконец, совсем новые строения в историческом центре Твери (про окраины мы не ведем речи) как-то ютятся между старинными зданиями, как будто история их не особенно принимает в свой хоровод (Трехсвятская улица — исключение). Зато сами эти «старинные» постоянно меняют свое предназначение. Духовная семинария стала одним из корпусов Тверского Суворовского училища. Епархиальное женское училище преобразовалось в последние годы в детскую больницу. Женское коммерческое сделалось просто хорошей средней школой. И даже тверской трамвай, чудоэлектрическая машина 1901 года, один из первых в России, теперь предстает салоном сотовой связи на колесах. Заведения, что и говорить, созвучные новому времени, но «оболочка»-то прежняя. А теперь представьте себе — посреди всего этого «безумные» атрибуты сиюминутной необходимости. Скажем, в городской избирательной кампании основным агитационным элементом служит борьба за воду (из-за каких-то организационных и финансовых неувязок, которые власти никак не могут победить, в городе уже полгода нет горячей воды). И вот кандидаты натягивают между классическими колоннами и фасадами церквей свои плакаты: «Включить горячую воду!»; «Воду — в наши краны!» — ей-богу, выглядит даже неуместнее, чем если бы дело происходило в Петербурге, Суздале или каком-либо ином российском месте с обилием ценной и пока еще целой старины.

А еще, куда ни направишься в этом городе, — отовсюду, из всех окон, парков и щелей слышны песни Михаила Круга. Можем поспорить, что в каждую данную минуту, 24 часа в сутки хоть где-нибудь в пределах городской черты, но всегда звучит небезызвестный «Владимирский централ». А на бульваре Радищева известному тверичу, недавно убитому, поставили памятник. Правда, строго говоря, объявили его не «памятником», а «садово-парковой скульптурой» — криминальный бард с гитарой в руках сидит на скамейке. Тем самым (названием) власти, наверное, хотели подчеркнуть, что не считают творчество Круга столь же значительным, как творчество Пушкина или Крылова, монументы которым тоже имеются поблизости. Но — ничего не смогли поделать с гласом народа, ведь статую певца отлили на добровольные пожертвования горожан. Да и туристы вечно просили — а ну-ка, покажите нам тут места, где он бывал… К тому же ежегодно в Твери проходят большие музыкальные концерты в день рождения талантливого «сидельца». И на этих фестивалях, постепенно становящихся одним из символов города, собираются толпы любителей шансона — если под этим словом понимать то, что звучит на волнах одноименной московской радиостанции. Для ее любителей Тверь если еще не стала местом массового паломничества, то, несомненно, скоро станет им. И тогда комплексный, зрительно-звуковой образ, который пока что преследовал авторов в городе лишь местами, станет, видимо, всеобъемлющим: эстетика бьющей ключом, энергичной и не всегда лицеприятной российской современности в благородных декорациях дворянского века, смешанных с наслоениями древности и современности. «Централ» будет звучать прямо под церковью Белой Троицы. А в самом просторном, новейшем здании Дворца спорта «Юбилейный» (4 000 м2 закрытых и 10 000 м2 открытых площадей) уже сейчас иногда звучат слова православной проповеди — церковь арендует большие пространства в расчете на увеличивающееся число слушателей. Все вместе, и каждый сам по себе. Жизнь всегда права.

Фото Аркадия Колыбалова

Светлана Воловенская , Михаил Дмитриев , Любовь Хоботова

Многие выводы современной теории эволюции неочевидны и требуют изощренных обоснований. В ней немало нерешенных проблем, и есть области, к изучению которых только приступили. Однако на сегодняшний день это единственная фундаментальная теория в биологии, позволяющая объяснить развитие и разнообразие жизни.

Понятие «эволюция», то есть «развертывание» или «разматывание», постепенное без скачков и перерывов изменение и усложнение какого-нибудь объекта, существовало в науке и до Дарвина . Об эволюции, например, Солнечной системы писали Кант в 1755 году и Лаплас в 1796-м. Естественно, что и биологи примеряли эту идею к своей дисциплине. Первая основанная на ней теория органического мира принадлежала Жану Батисту Ламарку, который предположил, что всем живым существам свойственно стремление к самоусовершенствованию и прогрессу с наследованием приобретенных на протяжении жизни признаков. И хотя с точки зрения современной науки в объяснении причин развития Ламарк был не прав и изменения, которые не затрагивают половые клетки, наследоваться не могут, тем не менее существование самого явления эволюции он доказал вполне убедительно. Были, конечно, и другие теории развития органического мира, ныне практически забытые. Для XVIII и начала XIX века подобный подход, объяснявший происходящие в мире изменения естественными причинами, а не действием высших сил, был новаторским и противоречил общепринятой методологии, суть которой лучше всего изложил англиканский священник Уильям Пэйли. В увидевшем свет в 1806 году «Естественном богословии» он рассуждал так: предположим, что на прогулке в поле мы нашли часы. Ясно, что столь сложный и целесообразный механизм не мог возникнуть самопроизвольно, но был замыслен и изготовлен неким часовщиком. Но Вселенная и жизнь неизмеримо сложнее часов, поэтому должен быть и создавший их Мастер. Популярность этой аналогии в наши дни побудила американского биолога и выдающегося популяризатора дарвинизма Ричарда Докинза продолжить спор с Пэйли и даже дать своей книге, опубликованной в 1986 году, название «Слепой Часовщик». Как объяснить ошибки и неточности в «конструкции» живых организмов, спрашивает Докинз. К примеру, геном человека «содержит огромное количество «мусора», неработающих и даже смертельных генов, как, например, онкогены. Все это мог создать только слепой часовщик, но никак уж не «умный» творец».