Там Роберт и нашел ее. Он обошел дом сбоку и приостановился, когда увидел, что она сидит на облупившихся досках с закрытыми глазами и лицом, приподнятым к солнцу. Длинная толстая золотая коса переброшена вперед через плечо, и на затылке открылась изящная соблазнительная впадинка. На ней был не самый изысканный наряд, просто вылинявшие джинсовые шорты и свободная белая сорочка, но пульс у него забился быстрее, пока он рассматривал грациозный изгиб ее плеч, восхитительную округлость тонких рук, роскошные очертания ног. Порозовевшая от солнца кожа, подобно сочному персику, испускала золотистое сияние. Глаза Роберта, все его тело загорелись при взгляде на Эви. Рот буквально наполнился слюной, так что пришлось сглотнуть. Никогда он не испытывал такого настоятельного вожделения ни к одной женщине. Больше всего хотелось просто наброситься на нее и овладеть ею прямо здесь и сейчас, без раздумий и ухищрений.

Эви не догадывалась о присутствии Роберта, пока пол не задрожал у него под ногами. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть, кто ее навестил, в глазах у нее не было испуга, а только ленивое любопытство, сменившееся теплым радушием. «Даже обычный пятилетний ребенок в большом городе более насторожён, чем здешние люди», — подумал Роберт, усаживаясь рядом с Эви и начиная снимать туфли.

— При-и-и-ве-е-е-т, — сказала она, воплощая радостную безмятежность в одном этом слове, растянутом настолько, что за то же время Роберт мог бы произнести его дважды.

Он обнаружил, что улыбается в ответ, действительно улыбается, губы изгибаются мягкой линией, а сердце колотится в груди. Он хотел ее с того момента, как впервые увидел. Но несколько раз совершенно неожиданно попадал в плен ее обаяния. Сейчас он остро чувствовал и то, и другое, даже более того — он был околдован.

Он кружился на неисчислимом множестве танцплощадок, держа в своих объятиях несметное количество красивых женщин. Тех женщин, которые могли позволить себе быть изнеженными и носить самые дорогие наряды и драгоценности, женщин, которые ему искренне нравились. Он занимался любовью с этими женщинами нежно, медленно, в роскошной обстановке. Он овладевал женщинами, когда в каждую встречу возбуждающий риск добавлял остроты ощущениям. Но он никогда не чувствовал себя более очарованным, чем сейчас, сидя рядом с Эви на облупившихся старых досках под раскаленным полуденным солнцем, омывающим все вокруг ослепительным светом. От духоты по спине и груди Роберта стекал пот, а все его тело пульсировало от полноты жизни. Даже в кончиках пальцев он ощущал пульс. Потребовалось все его немалое самообладание, чтобы удержаться и не опрокинуть Эви, раздвигая ей ноги так, чтобы он смог проникнуть в нее.

Но, кроме этого, при всей интенсивности желания он испытывал странное удовольствие от ожидания. Он возьмет ее. Но сейчас он попал под обаяние ее медленной улыбки, был очарован сиянием ее кожи, теплым женским запахом, с которым не сравнятся никакие духи. Просто сидеть рядом с ней означало быть ею плененным, и это было все, чего он желал.

Сняв туфли, Роберт закатал штанины брюк цвета хаки и сунул ноги в воду. Вода была теплой, но по контрасту с его кожей освежающей. Он почувствовал себя почти комфортно.

— Еще нет семи часов, — указала Эви, но при этом улыбнулась.

— Я хотел убедиться, что ты не струсила.

— Нет еще. Дай мне пару часов.

Несмотря на поддразнивание, Роберт был уверен, что она его не подведет. Эви могла нервничать, даже слегка сопротивляться, но она согласилась и сдержит свое слово. Недостаток энтузиазма перед встречей с ним мог бы показаться оскорбительным, если бы Роберт не знал, насколько сильно она физически откликается на него. Каковы бы ни были причины, по которым Эви остерегалась его, ее тело не обращало на них внимания.

Она лениво болтала ногами, глядя на водовороты вокруг своих лодыжек. Подумав минуту, разумно ли поднимать вопрос, так сильно ее беспокоящий, она все же решила спросить.

— Роберт, позволял ли ты когда-нибудь кому-либо по-настоящему приблизиться к тебе? Существует ли хоть кто-нибудь, кто действительно тебя знает?

Всего лишь долю секунды она ощущала его молчание, а затем он легко ответил:

— Я пытаюсь приблизиться к тебе с того момента, как впервые увидел.

Эви повернула голову и обнаружила, что Роберт смотрит на нее, а его сверкающие зеленые глаза холодны и непроницаемы.

— Это была хорошая уловка, но как раз сейчас ты продемонстрировал, что я имела в виду.

— Я продемонстрировал? Что именно? — проворчал он снисходительно, наклоняясь вперед и прижимаясь губами к ее обнаженному плечу.

Она не позволила, чтобы короткая жгучая ласка отвлекла ее.

— То, как ты уклоняешься от личных вопросов, не отвечая на них. Как удерживаешь всех и каждого на расстоянии вытянутой руки. Как наблюдаешь и манипулируешь, и никогда не выдаешь своих истинных мыслей и чувств.

Роберт выглядел удивленным.

— Ты упрекаешь меня в том, что меня трудно понять, в то время как сама ты открыта не более чем Сфинкс?

— У нас обоих есть свои средства защиты, — с готовностью признала Эви.

— Допустим, я переадресую тебе твой же вопрос? — Роберт пристально посмотрел на нее. — Позволяла ли ты когда-нибудь кому-либо приблизиться к тебе и узнать тебя по-настоящему?

Ее пронзила внезапная острая боль.

— Конечно. Моей семье… и Мэтту.

После этого Эви погрузилась в молчание, и Роберт увидел печаль, пробежавшую по ее лицу, подобно облаку, заслоняющему солнце. Снова Мэтт! Что такого особенного было в восемнадцатилетнем парне, что двенадцать лет спустя одно упоминание его имени заставляет ее огорчаться? Роберту не нравилось то, что он чувствовал: неистовую ревность и обиду на мертвого мальчика. Но, по крайней мере, воспоминания о Мэтте отвлекли Эви от неудобных расспросов.

Теперь она казалась довольной тем, что сидит в тишине, болтая в воде ногами и наблюдая за изменениями узоров солнечного света по мере того, как светило ниже опускается по небу. Внезапно поглощенный своими собственными мыслями, Роберт оставил ее наедине с ее размышлениями.

Его встревожила ее проницательность. К несчастью, она была совершенно права. Он всегда чувствовал необходимость скрывать большую часть самого себя. Личность, которую он демонстрировал миру — этакий состоятельный изысканный бизнесмен, — не была поддельной. Просто она представляла малую часть целого, ту часть, которую он выбрал, чтобы выставлять напоказ. Получалось очень неплохо, идеально для заключения сделок, ухаживаний и соблазнения женщин, которых он хотел. И это открывало ему доступ в те части света, где его бизнес был не вполне таким, каким выглядел.

Никто из его ближайших партнеров не подозревал, что он не только холодный сдержанный руководитель. Они не знали о его склонности к приключениям или о том, как он наслаждался опасностью. Не знали о чрезвычайно рискованных услугах, которые он из чистого патриотизма оказывал различным правительственным учреждениям и ведомствам. Обо всех непрекращающихся специальных тренировках, которым подвергал себя, чтобы оставаться в форме, о его отточенных навыках. Не знали и о его взрывном темпераменте, поскольку он жестко держал себя в руках. Но Роберт хорошо знал себя, знал свои смертоносные способности. Всегда казалось, что лучше скрывать незаурядные стороны своей личности, никогда не давать воли той воистину разрушительной силе, которая жила в нем. Если это означало, что никто никогда по-настоящему не знал его, то Роберта это устраивало. Это обеспечивало определенную безопасность.

Ни одна женщина никогда не проникала в кипящую глубину его чувств, не заставляла его терять контроль над собой. Он никогда не хотел полюбить женщину в истинном, романтическом значении этого слова, оказаться открытым и незащищенным перед ней. Роберт планировал, что когда-нибудь женится, и его жена будет чрезвычайно счастлива. Он станет всячески заботиться о ней и проявлять уважение, доставлять удовольствие в постели и баловать за ее пределами. И жена никогда не захочет чего-то большего. Он будет нежным, любящим мужем и отцом, и ей не доведется узнать, что в действительности она ничуть не затронула его, что его сердце уцелело в своей защитной скорлупе.