— Эви, — прошептал он.

— Нет, — сказала она голосом чуть более хриплым, чем обычно, и резко отстранилась. — К сожалению, я не могу принять ваше приглашение.

Затем к причалу подошла лодка, и Роберт наблюдал, как ее золотая голова повернулась, а лицо осветилось улыбкой, когда она узнала клиента. Ярость остро всколыхнулась в нем: как охотно она улыбалась другим, а на него едва обращала внимание.

Она подняла левую руку в знак приветствия, и Роберт в шоке уставился на тонкие пальцы.

Эви носила обручальное кольцо.

Эви пыталась сконцентрироваться на бухгалтерских книгах, лежащих на её столе, но никак не могла сосредоточиться на доходах и расходах. Перед её внутренним взором, заслоняя цифры, то и дело возникало смуглое лицо. Каждый раз, когда Эви думала о светлых хищных глазах, у неё сводило живот, а сердце начинало бешено биться. Страх. Пусть он и был вежлив, Роберт Кэннон мог скрывать свою истинную природу не больше, чем пантера. В некотором роде девушка интуитивно чувствовала, хотя и не знала, откуда взялось это ощущение, что он представляет для неё угрозу.

Инстинкт подсказывал ей скрыться от него, отгородиться стеной. Она слишком долго боролась, чтобы сделать свою жизнь спокойной, и не может позволить этому темному незнакомцу разрушить то, что построила. Ее жизнь текла ровно, очень неторопливо, и Эви возмущало это вторжение в гладкую череду дней, которую она создала для себя.

Она посмотрела на маленькую фотографию, стоящую на верхней полке старомодного шведского бюро. Это была не одна из ее свадебных фотографий: она никогда не разглядывала их. Этот снимок сделали летом перед их последним годом в средней школе, они тогда собрались группой и целый день провели на воде: катались на водных лыжах, бездельничали, возвращаясь на берег только для того, чтобы приготовить еду. Беки Уотс принесла фотокамеру своей матери и снимала их в тот золотой летний день. Мэтт гнался за Эви с кубиком льда, пытаясь забросить его в вырез её блузки, но когда он наконец поймал её, она стала сопротивляться и заставила его выронить лед. Руки Мэтта обвивали её талию, и они смеялись. Беки окликнула: «Эй, Мэтт!» — и сделала снимок, когда они оба автоматически посмотрели на неё.

Мэтт. Высокий, едва переросший юношескую неуклюжесть и только начинающий мужать. Копна темных волос, спадающих ему на бровь, кривая усмешка, блеск ярко-голубых глаз. Он всегда смеялся. Эви не удостоила бы и взглядом девочку, которой была тогда, но видела, как Мэтт обнимал её, связь между ними проглядывала даже в тот беспечный момент. Девушка взглянула на тонкий золотой ободок на левой руке. Мэтт.

За годы, прошедшие с тех пор, у нее больше никого не было. Эви никого не желала, никем не интересовалась и не испытывала искушения. Конечно, существовали люди, которых она любила, но в романтическом смысле её эмоциональное уединение казалось настолько полным, что она вообще не сознавала, если мужчина испытывал к ней интерес… пока на её пристань не явился Роберт Кэннон и не оглядел её глазами, похожими на зеленый лёд. Хотя его лицо оставалось бесстрастным, Эви чувствовала, что его внимание направлено на нее, как лазер, ощущала горячий сексуальный характер его интереса. Это и что-то ещё. Кое-что более опасное.

Он ушел сразу же после того, как осмотрел лодку, но скоро вернётся. Она не испытывала никаких сомнений на этот счёт. Вздохнув, Эви встала и подошла к французским дверям. Девушка видела, как звездный свет, мерцая на воде, льётся на причал. Тёплый ночной ветерок, влажный, ароматный, овевал её. Маленький дом стоял прямо на берегу реки, от веранды мостки вели к её частному доку и сараю для хранения лодок. Эви села в одно из кресел, стоявших на террасе, и водрузила ноги на перила, мирное течение реки навевало покой.

Учитывая постоянный стрёкот насекомых, крики лягушек и ночных птиц, плеск рыб, шелест деревьев, низкий ропот реки, летние ночи не несли тишины, но в этом шуме чувствовалась безмятежность. Луны не было, поэтому на черном небосводе ясно виднелись звезды; хрупкий, мерцающий свет отражался на воде миллионами крошечных алмазов. Главный рукав реки изгибался в шести футах от ее дома, поток ерошил поверхность воды волнами.

Ближайшие соседи Эви находились примерно в четверти мили, скрытые за маленьким мысом. Единственные здания, которые она могла видеть со своей веранды, стояли на другой стороне озера на расстоянии более чем в одну милю. Озеро Гантерсвилл, созданное в конце тридцатых годов, когда TVA [8]построила плотину на реке, было длинным и широким, изогнутой формы со множеством маленьких заливов. Озеро усеивали многочисленные островки, покрытые деревьями.

Эви провела здесь всю свою жизнь. Здесь были её дом, семья, друзья. Предки Эви жили здесь почти двести лет, её корни глубоко вросли в эту землю. Она знала, как один сезон переходил в другой, знала пульс реки и никогда не хотела находиться в другом месте. Жизнь здесь была её крепостью. Однако теперь её крепости угрожали два разных врага, и она должна бороться, чтобы защитить себя.

Первая угроза приводила её в ярость. Лэндон Мерсер занимался чем-то опасным. Она плохо знала этого человека, но благодаря чутью редко ошибалась в людях. В Мерсере было что-то скользкое, он сразу не понравился Эви, когда впервые арендовал одну из её лодок, но она несколько месяцев ни в чем его не подозревала. Постепенно всякие мелочи заставили Эви насторожиться: то, как он всегда тщательно озирался прежде, чем покинуть причал. Было бы понятно, если бы он смотрел на речное движение, но вместо этого Мерсер следил за парковкой и шоссе. И на его лице после возвращения всегда отражалась смесь триумфа и облегчения, как будто он сделал что-то незаконное и избежал неприятностей.

И его одежда всегда как-то не соответствовала. Он явно старался одеваться небрежно, как, по его представлению, одевались рыбаки, но у него не получалось. Мерсер брал с собой удочки и маленькую коробку с едой, но Эви могла бы поклясться, что он никогда их не использовал. И, конечно, никогда не возвращался с рыбой, а на леске болталась каждый раз та же самая блесна. Эви знала об этом, потому что на тройнике не хватало одного крючка. Нет, Mерсер не ловил рыбу. Итак, почему он носил с собой снаряжение? Единственное логическое объяснение состояло в том, что Мерсер использовал его как маскировку: если бы кто-то увидел его, то ничего бы не заподозрил.

Но так как Эви была очень внимательна ко всему, что угрожало её территории, она задалась вопросом: зачем ему понадобилась маскировка. Он встречался с замужней женщиной? Она отклонила эту возможность. Лодки были шумными и заметными, и тот, кто хотел скрыться от чужих глаз, вряд ли использовал бы лодку. Если дом его любовницы стоял отдельно, то лучше подошел бы автомобиль, потому что тогда Meрсеру не пришлось бы волноваться о капризах погоды. А если у дома были соседи в пределах видимости, то пришвартованная у причала лодка привлекла бы ненужное внимание; люди на реке имели склонность замечать чужие лодки. Любовное свидание посреди озера также не лучшая затея, принимая во внимание речное судоходство.

Наркотики. Возможно, маленькая коробка с едой полна кокаина вместо еды. Если у него отлаженная система, то торговля посреди реки была бы безопасной: водный патруль не мог подобраться к нему незаметно, и, если бы все же приблизился, все, что Мерсеру нужно сделать, это выкинуть наркотики за борт. Самым опасным для него являлся момент, когда он находился на суше: его могли поймать с товаром. Вот почему он никогда не осматривал парковку, когда возвращался: при нем уже ничего не было. Для всех он только что немного насладился рыбалкой.

У Эви не имелось веских доказательств. Дважды она пыталась следовать за ним, но потеряла его во множестве бухт и островков. Но если Мерсер использовал одну из её лодок, чтобы продавать или передавать наркотики, то подвергал опасности бизнес Эви. Мало того, что лодку могли конфисковать, для пристани это станет ужасной рекламой. Владельцы лодок откажутся от аренды её боксов, ведь на озере Гантерсвилл достаточно пристаней, так что они всегда смогут найти другое место для своих судов.