Дожидаясь, пока подсохнет первый слой, она вернулась в дом и приготовила кофе. Дом казался неестественно тихим. Она опустила на стол кофейник, и глаза ее затуманились от воспоминаний о том времени, когда Джессика была девочкой, а дом наполнен ее щебетом, слезами, смехом.

Задолго до того, как Джессика, поступив в университет, уехала из дому, Лейси твердо решила, что не превратится в навязчивую мать, что не будет возражать, когда Джессика однажды вырастет и покинет родной дом. Ей казалось, что она привыкла к этой мысли.

Но теперь слезы, застилающие ей глаза, говорили совсем о другом.

Нечего изображать из себя страдалицу, ругала она себя. Это все потому…

Потому что утверждение Льюиса в жизни Джессики возмущает тебя.

Лейси попыталась поставить себя на его место. Вообразить, каково это – внезапно обнаружить, что у тебя есть взрослый ребенок. Она беспокойно мерила шагами кухню. Она не желает испытывать к своему бывшему мужу сочувствие и сострадание. Не желает признавать, что для него было настоящим потрясением узнать, что Джессика – его дочь.

Жизнь Лейси и так достаточно сложна, чтобы брать на свои плечи еще и эту тяжесть.

Где сегодня Льюис? Опять с Джессикой?

Она вдруг со стыдом сообразила, что сначала подумала о Льюисе и лишь во вторую очередь – о Джессике. Она выпила свой кофе. Ей следовало бы уже вернуться в сад, к работе, а не топтаться тут, у окна, предаваясь навязчивым мечтам и позволяя Льюису завладеть своими мыслями, сознанием, сердцем. Но если уж быть до конца честной с собой – разве он не оставался там всегда, какие бы усилия она ни прилагала, чтобы освободить свои чувства от памяти о нем?

Эти ночи, полные мечтаний о нем… Мучительная боль, слабость и одиночество снова завладели всем ее существом, как случалось всегда, когда память возвращала ее в былую жизнь с ним.

Она просто дура. Так цепляться за воспоминания, не имеющие под собой никакой реальной основы, за любовь, которой вовсе не было… во всяком случае, со стороны Льюиса.

Слезы застилали ей глаза. Она поспешно сморгнула их. Скамейку уже вполне можно покрывать вторым слоем.

Лейси как раз собиралась выходить, когда в прихожей прозвенел звонок.

Джессика. Наверно, Джессика, радостно вскинулась Лейси, но тут же поняла, что дочь вряд ли стала бы звонить, поскольку у нее свой ключ. Поморщившись при виде своей замызганной одежды, Лейси выскочила в прихожую и подбежала к входной двери.

Она открыла ее и на мгновение ослепла от яркого солнечного света, поэтому смогла увидеть лишь неясный, расплывчатый силуэт. Он шагнул через порог и тихо проговорил:

– Надеюсь, я тебе не помешал, но я…

Льюис. Собственной персоной. Какого черта он здесь делает? Вдруг она решила, что поняла. Первое потрясение уступило место гневу, и Лейси, задыхаясь, перебила его:

– Но ты просто не в силах был не прийти и не похвастаться – не так ли? Так вот, ты опоздал. Я уже говорила с Джессикой. Зачем ты это делаешь, Льюис? Ты ее не хотел. Ты не хотел детей вообще. Ты сам сказал, что сделал для этого… Биологически, возможно, Джессика и твой ребенок, но морально, духовно она только моя дочь, и если ты думаешь, что я буду спокойно стоять в стороне и смотреть, как ты обижаешь ее…

– Обижаю?

В его голосе она услышала гнев. Этот гнев пробился через ее собственную муку, заставил ее на мгновение замолчать и взглянуть на него. Льюис выглядел усталым, измученным, почти больным. Она вспомнила тяжелую процедуру, которую ему пришлось перенести недавно. В душе издеваясь над собой, она все же не смогла сдержать волну беспокойства за него, которая пересилила и шок от встречи с ним, и злость, бушующую внутри ее.

– Обижаю, – чуть мягче повторил он. – Неужели ты в самом деле думаешь, что именно это у меня на уме?

Глаза ее почему-то защипало от слез.

– А разве нет? – горько переспросила она.

– В конце концов, меня-то тебе ничего не стоило обидеть.

Вся краска схлынула с ее лица, потом вернулась жарким пламенем. Господи, что заставило ее так выдать себя? Она затаила дыхание, ожидая, что он с радостью ухватится за эту оплошность, начнет издеваться над ней, насмехаться над тем, что она ему открыла. Но вместо этого он вздрогнул и напрягся как от удара бичом, и она услышала низкий, глухой от горьких чувств голос:

– У меня не было выбора. Я…

– Ты полюбил другую. Да… Я знаю. – Ее затошнило. Меньше всего ей хотелось обсуждать прошлое. Идиотское замечание. Чтобы переменить тему, пока у нее еще остались хоть какие-то силы держать себя в руках, она отвернулась и мрачно спросила: – Зачем ты встречался с Джессикой, Льюис? Когда ты пришел ко мне в прошлый раз, ты утверждал, что твоей единственной заботой было рассказать все о возможной врожденной болезни.

Он молчал так долго, что она вынуждена была обернуться и посмотреть ему в лицо.

Он не сводил с нее тяжелого, грустного взгляда. Его глаза, такие знакомые, так точно запечатленные ее памятью, потемнели от сострадания и жалости.

Злость вернулась к ней, смешанная с мучительной болью и грузом того, чего она не желала знать. Но ей уже было известно, что произошло на самом деле. И как бы отчаянно она ни старалась скрыть от себя правду, это не поможет.

Гордость заставила ее высоко поднять голову и сквозь зубы произнести:

– Ну ладно, Джессика сама нашла тебя. А чего ты ждал? Разумеется, ты ее интересуешь.

И конечно, ей хотелось бы узнать… – Голос Лейси сорвался, и ей пришлось замолчать. Только не смотреть на него, только не позволить ему увидеть свою слабость! Ей нужно продолжать, нужно доказать ему, что поступок Джессики не кажется ей предательством по отношению к ней самой… к их любви. Что она достаточно зрелый человек, чтобы все принять и все понять.

Лейси лихорадочно подыскивала нужные, спасительные слова, и вдруг – о чудо! – ей показалось, что она нашла их, и тогда она бросила ему в лицо:

– Тебе ли не понять ее чувства? Ведь и ты хотел найти отца… узнать его поближе. Ты не можешь винить за это Джессику.

–  Яне виню ее, Лейси. Ни за что. Нет, ее я не виню.

То, как он сделал ударение на слове «ее», печаль в его голосе… Лейси насторожилась.

– Что ты пытаешься этим сказать? – вспыхнула она. – Что ты винишь меня? Что мне не следовало рожать ребенка? Так тут не обошлось и без твоего участия – или эта маленькая подробность вылетела у тебя из головы?

– Лейси, успокойся. Я пришел не ссориться с тобой, – устало прервал он. – Послушай, может, мы присядем и обсудим все разумно?

– Так, как мы обсуждали твое заявление о нашем разводе? – никак не могла успокоиться Лейси. – Ты вообще невероятно разумный человек, верно, Льюис? Тебе так здорово удается разложить все по полочкам, по ящичкам, закрыть на ключ – и убрать с глаз долой то, что тебе больше не требуется. Насколько я могу судить, нам с тобой обсуждать нечего. Когда ты появился здесь, чтобы рассказать мне… чтобы спросить меня о Джессике, ты обещал, что не станешь обращаться к ней как к дочери, не будешь становиться между нами.

– А что мне, по-твоему, было делать, Лейси? Она же сама нашла меня. Неужели я должен был оттолкнуть ее?

Голос его был спокойным и негромким, но в нем слышалась мука.

Эта мука заставила Лейси замолчать. Она же не подросток, очертя голову бросающийся в водоворот душевных страстей. Она взрослая женщина, способная понять, что на свете нет однозначных ответов на все вопросы, что невозможно все поступки разделить на правильные и неправильные.

Слезы опять заволокли ей глаза, гнев оставил ее, уступив место слабости и незащищенности.

– Я просто не знал, что Джессика уже рассказала тебе. Я пришел, чтобы… – начал было Льюис.

– Сообщить, что произошло. Похвастаться… – Она даже не пыталась скрыть боль и укор, прозвучавшие в этих словах.

– Это нечестно. И это неправда, – тут же прервал ее Льюис. – Да разве я когда-нибудь…

– Обижал меня? – Бледная улыбка скользнула по губам Лейси. – Я что, действительно должна отвечать на этот вопрос?