Волосы женщины искрились, но глаза оставались темными. «Поганый ублюдок!» — было ясно, что она так и хочет произнести эти слова вслух. Он оценил все перемены, снова вспомнив невинный когда-то взгляд молоденькой девушки с золотистыми глазками. Потом решительно встряхнул головой, отгоняя разные мысли, и зашагал к дому.

Дорогу она найдет сама. Сколь ни плоха была у нее память — ведь легко забыла о морали, об ответственности перед новой жизнью, перед ним, наконец, — вряд ли она могла забыть, как пройти в комнату, где она так долго жила. Да и вещи тоже донесет сама.

Вежливость ни к чему. Он не собирается уступать ей. Если бы она волновалась, нервничала, тогда бы он сделал над собой усилие и постарался бы быть вежливым. Но эта самоуверенная, ухоженная, стильная штучка не получит от него поблажек.

После похорон, когда он будет уверен, что она осознала всю возложенную на нее ответственность, он навсегда покинет Джорджию Блейк.

Ее старая комната. Джорджия оглядела ее с глубоким отвращением. Она всегда ненавидела розовые и персиковые тона, выбранные Вивьен для ее оформления, многочисленные рюшечки и оборочки на шторах и покрывалах, неустойчивую позолоченную мебель, которая, казалось, могла разлететься вдребезги даже от звука шагов. В этой комнате она чувствовала себя как слон в посудной лавке, но слишком сильная неуверенность в себе и постоянное влияние матери не позволяли выразить протест.

Если бы Джейсон хоть чуть-чуть беспокоился о ней, то попросил бы миссис Моуди приготовить для нее одну из гостевых спален.

К счастью, ей придется провести в старой комнате, явившейся когда-то местом ее унижений, не более двух ночей. Еще одним плюсом было то, что все предметы, связанные с тем ужасным вечером, были безжалостно выброшены вон. По приказанию ее матери это сделала экономка.

Джорджия водрузила дорожную сумку на поросячьего цвета покрывало и, стоя перед зеркалом, взъерошила волосы. Потеряв все — Джейсона, ребенка, уважение родственников, право показываться в Литем-Корте, — она отрастила волосы как бы в знак протеста, а еще просто потому, что ленилась подстригать их. Лишние же килограммы сбросила из-за того, что еда совершенно не лезла ей в горло.

Наконец Джорджия решила, как вести себя дальше. Джейсону придется принять ее такой, какая она есть. Наперекор всему. Ведь это мать всегда настаивала, чтобы она переодевалась к ужину в безобразную вечернюю униформу, скрывавшую все, что только можно, которую Вивьен считала самой подходящей для юной девушки.

Может быть, маман наряжала ее таким образом, чтобы мощнее подчеркнуть контраст между собственной элегантностью и подростковой неуклюжестью?

Но все это не должно сейчас ранить Джорджию. К чему вспоминать? Вивьен мертва, прошлое мертво, Джейсон… Джейсону, надо признаться себе, нет до нее дела.

Литем-Корт разбудил в молодой женщине столько неприятных ассоциаций! Ей независимо от того, что подумает Джейсон, очень захотелось сесть за руль своей новой гоночной машины и умчаться прочь.

Она нашла его в столовой, и он тоже не переоделся к ужину, оставшись, в чем был. Значит, былой порядок устарел. В данный момент это огорчило ее. Лучше бы она получила удовольствие от лицезрения стройной и широкоплечей фигуры Джейсона в вечернем костюме.

— Будешь есть?

Он приподнял крышку кастрюли, принесенной миссис Моуди пять минут назад, — картофельное блюдо наполнило комнату приятным ароматом.

— Я не голодна, — ответила Джорджия, а затем сама открыла бутылку красного вина, наполнила бокал и присела со своим бокалом на подлокотник кресла. — Ну, начинай.

Сука! — чуть не вырвалось у Джейсона, но он вовремя прикусил язык. Кто бы мог подумать, что сентиментальная, всегда готовая пойти навстречу Джорджия превратится в такую… такую… Но и раньше, кто мог представить, что юная и влюбленная девушка так просто сделает аборт, даже с ним не посоветовавшись?

Он опустил крышку кастрюли и откинулся на спинку стула. Пришло время поговорить о серьезном: обсудить детали завтрашних похорон, ввести в курс дела о наследстве, прочитать ей лекцию об ответственности, которую несет за собой право на личную собственность. Вместо этого он неожиданно произнес:

— Так вот как ты сохраняешь фигуру. Голодаешь? А в свое время ты поедала все, до чего могла дотянуться.

Его злой взгляд, холодный и жесткий тон немедленно обратили бы прежнюю Джорджию в бегство. Но в своем новом качестве она пропустила их мимо ушей.

— Но я ведь не слишком худа? — Явно провоцируя Джейсона, она медленно провела рукой по своему телу, подчеркивая тем самым грудь, тонкую талию, соблазнительные бедра. — Назовем это стройностью. — Ее ледяной взгляд был обращен на губы Джейсона, неслышно произносившие то ли «сучка», то ли «штучка».

Да, она повзрослела и выглядела весьма сексуально. А ему почему-то больше нравилось то время, когда Блейк была пухленькой, неоформившейся и отдалась ему, оглушенному болезнью, лекарствами и алкоголем.

Воспоминания о той удивительной ночи, так и не стершиеся за прошедшие годы, нарушили стройность его мыслей. Он осушил бокал вина, желая, чтобы в нем оказалось что-нибудь покрепче.

Джорджия продолжала:

— Обычно у меня нормальный аппетит, поверь. Просто мне больше не нужно наедаться, чтобы чувствовать себя комфортно.

В данном заявлении был определенный смысл, он не мог это не признать. Девочкой она вела одинокую и скучную жизнь. Затем мать сбагрила ее в школу-интернат. Джорджия и сама старалась проводить как можно больше времени вне дома, в компании своих друзей, — а все потому, что элегантная и стильная Вивьен не желала, чтобы ее дочка-подросток нарушала ее новый светский образ жизни.

Джейсон помнил, как однажды воскресным утром застал Джорджию на кухне всю красную и в слезах: миссис Моуди ругала ее за то, что она в одиночку прикончила целый противень свежеиспеченного сдобного печенья.

Он сам виноват, что упомянул о ее привычке много есть. Нужно лучше следить за своими словами, такое не должно повториться.

Джейсон спокойно рассказал ей о деталях похорон, а затем сурово добавил:

— Ты не приехала проводить мать в последний путь. Сейчас ты здесь, полагаю, только потому, что отчим упомянул тебя в завещании. Однако…

— Прекрати! — крикнула Джорджия, резко поставив полупустой бокал на стол. Губы ее сжались, она пристально посмотрела на Джейсона. Я была в деловой командировке и ничего не знала о смерти матери, пока Гарольд не прилетел в Нью-Йорк на следующий день после похорон Вивьен и не сообщил мне об этом. Оставь при себе свои гнусные измышления. К тому же не хочу, чтобы ты заблуждался: Гарольд никогда не обсуждал со мной свое завещание.

— Нет? — черные брови Джейсона поднялись, но серые глаза оставались такими же холодными. — О чем же вы беседовали во время ваших интимных обедов? Ты не хочешь мне рассказать? — нейтральным тоном добавил он. — А ты в курсе, что Гарольд хранил все письма, которые ты писала ему из Нью-Йорка?

На что он, черт возьми, намекает? Гнев и обида охватили ее. Да, она была права: Гарольд так никому и не признался в том, что произошло когда-то на самом деле. И Джейсон считает, что если тогда она повела себя определенным образом, то уже после готова была лечь под любого, был бы мужчина…

Все годы разлуки с Джейсоном она работала над собой, избавляясь от любых чувств к нему. И ей казалось, она справилась со столь сложной задачей и приучилась относиться к нему холодно и отстраненно. Показать свои эмоции сейчас, даже гнев, было непозволительной ошибкой.

Она снова наполнила свой бокал и попыталась разжать сомкнутые от бешенства зубы. Джейсон не сможет вывести ее из себя, она ему не позволит.

Овладев собой, она продолжила разговор:

— Если ты нашел мои письма, уверена, что ты, скорее всего, изучал их под микроскопом.

Она надеялась, что это так, очень надеялась. Писем было не так уж много, и речь в них шла только о делах. Джорджия писала их из жалости к старому одинокому человеку, а кроме того, было бы невежливо не отвечать на послания, которые присылал ей Гарольд. Тем более что в них тоже не было ничего, кроме рассуждений о работе и погоде.