Колин догнал ее и, задыхаясь от напряжения и страха, окликнул. Эмили вздрогнула, обернулась и окинула его взглядом, в котором смешались боль, тоска, удивление и ожидание.

Ему ужасно захотелось обнять ее и, прижав к себе, покрыть поцелуями мокрое от дождя лицо. Но он совсем не был уверен, что Эмили примет его обратно. В конце концов, бледность и печаль во взоре может быть никак не связана с их расставанием. Поэтому Колин, послушавшись голоса разума, просто подошел ближе и сказал:

— Так и простудиться недолго. Иди ко мне под зонт.

И она послушно, как маленькая девочка, взяла его под руку и встала рядом, под спасительное укрытие.

В молчании, полном невысказанных слов и желаний, они дошли до машины Эмили и в полной растерянности застыли возле дверцы, не зная, что делать дальше.

Первой нарушила тишину Эмили.

— Я зашла, чтобы посмотреть на мою скульптуру, — тихо сказала она. — И не нашла ее.

— Ты знаешь от Роджера, что я отвез скульптуру домой, — ответил Колин.

И опять повисла томительная пауза.

— Так что не думай, что я пришла в музей специально, чтобы найти тебя! — внезапно срывающимся голосом воскликнула Эмили. — А то ты еще со своим самомнением и тщеславием решишь, что я за тобой бегаю!

— Никто так не думает. — Колина передернуло — то ли от дождя и холода, то ли от слов Эмили. Внезапно он решился: — Ты могла бы поехать сейчас ко мне и забрать скульптуру.

Она подняла на бледного от волнения Колина большие, полные усталости глаза и чуть слышно ответила:

— Хорошо.

Его сердце на мгновение перестало биться. Колин испугался, услышав «да», но что было бы, скажи Эмили «нет»? Он помог открыть ей машину и сел рядом. Надежда окрепла, но будущее все еще было туманным.

Скоро Эмили уже выходила из автомобиля на лужайке перед домом Колина. Войдя внутрь, они прошли в кухню, почти физически ощущая напряжение, исходящее друг от друга. Чтобы хоть как-то успокоиться, Колин начал суетливо готовить чай, гремя посудой.

— Тебе нужно переодеться во что-нибудь сухое, — окинув взглядом тонкую фигуру гостьи, сказал он.

— Хорошо, — отозвалась Эмили. Поразительно, но за последние полчаса она повторила это слово дважды и больше не проронила ни звука.

К тому времени, когда закипел чайник, молодая женщина уже спустилась вниз, одетая в футболку, которую в спешке забыла месяц назад. Она присела на знакомый диван и молча приняла из рук Колина чашку горячего чая и теплый плед, в который тут же завернулась.

— Включить отопление? — спросил он. — По-моему, ты все еще дрожишь.

— Если и так, то совсем не потому, что замерзла под дождем.

— Как у тебя дела? — спросил Колин и тут же мысленно обозвал себя тупицей за глупый вопрос.

Пока Эмили переодевалась наверху, он попытался взять себя в руки и обдумать стратегию разговора. Но первая же реплика молодой женщины разрушила его планы. И теперь, вместо того чтобы узнать, что именно значил странный ответ Эмили, он смутился и задал самый банальный вопрос.

— Нормально, — бесцветным голосом отозвалась она. — А у тебя? Вижу, музей пользуется большой популярностью.

— Да. Я такого не ожидал.

— Как поживает Робин Мелуни?

— Великолепно. Просил передать, что помнит свою белую подругу и любит ее.

Эмили вздрогнула, услышав последние слова, и пристально посмотрела на Колина. Напряжение, вызванное недосказанностью, достигло предела. Уиллоуби больше не мог прятать истинные чувства за пустотой ничего не значащих фраз. Он страстно хотел узнать наконец, что ждет его впереди: отчаяние и одиночество или радость и долгожданное единение? Все зависело только от Эмили.

Да, его мать говорила, что Эмили, судя по всему, сожалеет об их разрыве. Но Колин не мог — не смел — верить такому счастью. И робел, как пятнадцатилетний мальчишка, впервые признающийся в любви, Он и действительно впервые готов был забыть о гордости и умолять женщину вернуться к нему. И впервые боялся услышать «нет» гораздо сильнее, чем увидеть отравленную стрелу дикаря, направленную на него.

Колин поставил чашку на стол и подошел к дивану. Эмили по-прежнему не сводила с него испытующего взгляда. Он посмотрел в печальные глаза любимой, казавшиеся еще больше на похудевшем, бледном лице, приготовился говорить… И с ужасом обнаружил, что все тщательно заготовленные фразы вдруг исчезли из головы.

— Ты плохо выглядишь, — резко сказал Колин.

И увидел, как задрожали ее руки, держащие чашку. Эмили даже пришлось поставить чашку на стол, чтобы не пролить.

— Это что, новая форма комплимента? — В ее голосе совсем не слышалось гнева, только удивление и печаль.

Колин на мгновение закрыл глаза, как будто боялся увидеть Эмили, презрительно встающую и покидающую его дом. А открыв их, кинулся исправлять ошибку.

— Прости меня, — жарко начал он. — Я хотел сказать совсем другое. Просто вдруг подумал, что ты выглядишь точно так, как чувствует сейчас мое сердце, — одинокой, опустошенной, несчастной, — В голосе Колина слышалось глубокое, искреннее волнение, которое лучше всяких слов показывало, как он себя ощущает. — Я не нахожу себе места, с тех пор как ты ушла. Никогда в жизни мне не приходилось чувствовать себя одиноким. А теперь меня одолевает смертная тоска, когда я смотрю на долгую жизнь, которую должен пройти без тебя. Это невозможно перенести!

Колин догадывался, что Эмили внимательно смотрит на него, ожидая продолжения или хотя бы взгляда, брошенного на нее. Но он отчаянно боялся посмотреть на любимую, боялся прочитать в ее глазах насмешку или жалость.

— Вернись ко мне. — Впервые Колин умолял об этом женщину.

— Зачем? — спросила Эмили. — Тебе ведь больше не нужна сиделка.

— Но мне нужна ты! — чуть ли не закричал он. И, посмотрев наконец ей в глаза, увидел, что Эмили напряжена до предела, а ее взгляд настойчиво требует объяснения только что произнесенным словам. — Без тебя моя жизнь ничего не значит, и это ощущение терзает меня…

Голос Колина прервался, и он резко отвернулся, пытаясь совладать с волнением. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы Эмили не отвергла меня! — мысленно взмолился он. Не дай мне потерять ее во второй раз. Я не переживу этого!

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, обратив лицо к Эмили. — И, кажется, полюбил с той самой минуты, как увидел в агентстве Молли.

— Мне показалось, что сначала ты испытывал совсем другие чувства.

— Нет-нет! Просто я не знал, как себя вести с такой необычной девушкой. И не представлял, каким образом завоевать тебя, поскольку обычные способы обольщения не действовали. Сначала я объяснял такое сильное стремление быть с тобой сексуальным влечением. Но потом понял, что ошибался.

— Что же заставило тебя изменить мнение? — спросила Эмили, все еще не выдавая Колину своих чувств. — В тот вечер ты же хотел, чтобы я ушла, так как стала не нужна тебе.

— Неправда! — горячо возразил он. — Это ты хотела уйти, а я, как последний дурак, отпустил тебя. И так и не сказал, что тогда чувствовал. Я потерял ту, в которую влюбился без памяти и, как казалось, навсегда. А сегодня ко мне заезжала мать и сказала, что видела тебя. Она постаралась убедить меня в том, что ты тоже тоскуешь без меня. Но я боялся в это поверить. Боялся, что безумная, ничем не обоснованная надежда зародится в моей душе. И сейчас это произошло. Не мучь меня, Эмили, скажи, стоит ли мне надеяться или нет?

Колин судорожно вздохнул, без сил опустился на другой конец дивана и, закрыв лицо руками, стал ждать ответа. Эмили, с тихим вскриком, полным внутреннего волнения, бросилась к нему и крепко обняла.

— Конечно, я останусь с тобой, любимый, — счастливо выдохнула женщина, прижимаясь к его щеке.

— Ты любишь меня? Правда? — прерывающимся голосом спросил Колин.

— Да, я очень люблю тебя. И чуть с ума не сошла, когда мы расстались.

— Я тоже. — Он прижал Эмили к себе так сильно, как только мог. — Каждая минута, проведенная без тебя, казалась бесконечной. А одинокие ночи…