И теперь ему было сложно вдвойне, потому что само слово «любовь» для него ничего не значило. Он не верил в ее существование. Да, есть желания и страсти, да, он обожает секс, да, он умеет наслаждаться близостью с женщиной и многократно испытывал ревность. Но так же легко он мог покинуть любовницу, не испытывая никаких сомнений, и колебаний, когда понимал, что отношения себя исчерпали. В такую одержимость любовью, какую он наблюдал в Эмили, Антон не верил. Он был готов списать чувства своей жены на аффект, на экзальтацию, на наваждение, от которого она рано или поздно излечится, насытившись и протрезвев. Ему же надлежит всегда сохранять холодную голову.

После ленча Антон Диаз в течение трех часов водил Эмили по огромной яхте, знакомя ее с командой. С каждым он обстоятельно беседовал, чувствуя на себе влюбленный взгляд супруги и удивляясь тому, с каким вниманием она вбирает в себя каждое сказанное им слово.

Он водил ее по техническим отсекам и заставлял выслушивать пространные разъяснения, сознательно подвергая испытанию ее терпение.

Но она была сосредоточенна, как отличница на уроке.

— Что скажешь, Эмили? — спросил он жену в завершение экскурсии, когда не осталось ни одного угла, куда бы они не заглянули.

Она приникла к его груди, обхватила его лицо ладонями и сказала:

— Это вполне подходящая для тебя игрушка. Многие круизные лайнеры меньше твоей яхты. Когда ты причаливаешь, места для других на пристани уже не остается, — пошутила она. — Я обожаю тебя… обожаю, — вновь зашептала она, захлебываясь от переполнявших ее эмоций и дотягиваясь до его губ. Ее даже не смущало, что он испытующе и холодно смотрит на нее, нисколько не облегчая ей задачу.

— Все так, — сухо кивнул он и вновь зашагал по палубе.

— Антон, прости, что задаю слишком много вопросов. Но не мог бы ты мне сказать, куда мы плывем? Я спрашивала капитана, чтобы не утомлять тебя, но он ничего не ответил. Что это значит? Это какой-то секретный план? Ты решил сделать мне сюрприз в честь медового месяца? — затараторила она, семеня за супругом.

— Ты в чем-то подозреваешь меня? — резко остановившись, спросил ее Антон Диаз.

— Нет. Как ты мог такое подумать?

— Не доверяешь мне?

— Что ты, любимый?! Я верю тебе, как самой себе… Даже больше.

— Почему? — спросил он.

— Ты взрослее, умнее, опытнее. И я люблю тебя.

В очередной раз услышав от нее признание, он невольно поморщился.

— Нет никакой тайны в том, что каждый год в конце мая я прибываю в Монако на автогонки «Формула-1». В воскресенье как раз состоится Гран-при, я спонсирую одну из команд-участниц. Предпочитаю лично видеть, как они выступают. А после заезда принимаю участие в посвященной этому событию вечеринке. Так завелось. Понимаешь?

— Да, любимый, я тебя понимаю, — сказала она, и к ее ультрамариновому взгляду вновь вернулось сияние ангельской безмятежности. — Я и не предполагала, что ты энтузиаст гонок. Главное для меня, чтобы в воскресенье мы были вместе, а где — не имеет значения.

Антон посмотрел на нее и, сам не зная почему, неодобрительно покачал головой.

— Я не сказал, что вечерника пройдет на этой яхте, — невзначай добавил он. — А в понедельник мы отплываем.

С минуту Эмили изучающе смотрела на него. Антон смутился под этим взглядом. Богатый и властный, он тушевался от влюбленного взгляда женщины.

— Я не понимаю этого, — внезапно проговорила Эмили.

— Чего именно?

— У нас медовый месяц, а ты устраиваешь вечеринку с незнакомыми мне людьми, — констатировала Эмили. — Я этого не понимаю…

— Ты возражаешь против того, чтобы я общался с друзьями? — с радостью зацепился за намечающееся разногласие Антон Диаз.

— Ни в коем случае, — тотчас отмела она. — Просто это кажется мне несколько странным.

Антон нахмурился.

— Не сердись, любимый. Мне все нравится. Мы совсем недолго знаем друг друга. Подумать только, всего пару месяцев. Но у нас вся жизнь впереди. Что нам этот единственный вечер? — с прежней восторженностью заверила его женщина и, ластясь к мужу, принялась целовать его лицо. — Моя мама не уставала повторять, что влюбилась в моего отца с первого взгляда. А их помолвка состоялась всего через четыре месяца после знакомства. А еще через два месяца они поженились. А до этой любви они оба были невинны! — торжественно произнесла Эмили. — Это была величайшая любовь… Как у нас.

Антон горько ухмылялся, вслушиваясь в ее детскую восторженную убежденность.

— Но только почему ты все делаешь тайком, любимый? Думаешь, я не поддержу тебя, глупыш? — нежно спросила она.

— Глупыш… — задумчиво повторил Антон за ней и внезапно схватил ее за хрупкие плечи. — Очнись, Эмили! — вскричал он. — Да ты единственный глупыш на многие мили вокруг! Бога ради, не можешь же ты действительно верить всему, что тебе говорят, и повторять это за ними. Твоя мать, возможно, и была невинной до встречи с твоим отцом, быть может, она даже умерла невинной. Но Чарльз Ферфакс уж точно невинным не был.

— О чем ты говоришь?! — испуганно спросила его Эмили.

— Я знаю, о чем говорю, — гневно заверил ее Антон и отошел к краю борта.

Он пытался унять свое волнение. В его планы не входило открывать свои карты перед Эмили прежде срока.

Эмили бесшумно подошла к нему и положила ладонь ему на спину. Она робко спросила, делая длинные паузы между словами:

— Ты… знал… моего… отца?

— Нет. Я никогда с ним не встречался. Но я хорошо знаком с плодами его деяний! — яростно отчеканил он, уперев взгляд в золотистую морскую гладь.

— Не знаю, какие у тебя причины так сердиться на него. Но точно знаю, что моя мама никогда не лгала, — твердо произнесла Эмили.

— Зато Чарльз лгал за десятерых, — едко бросил он. — Должно быть, твоя мать была столь же наивна, как и ты, раз ему удалось уверить ее в своей неискушенности. А искушен он был немало. И женился на ней вовсе не по причине вселенской любви, которую вам, женщинам, хочется видеть в мужском внимании. Его привлек титул, деньги, влияние ее родных! — безжалостно выпалил он, резко повернувшись к ней.

Антон увидел бледное лицо с трясущейся нижней губой и покрасневшие, набухшие слезами глаза молодой женщины. Он успел ухватить ее запястье прежде, чем она влепила ему пощечину.

— Ах ты, стерва! Ты посмела поднять на меня руку! — процедил он, выкручивая запястье испуганной женщине. — Не в силах выслушать правду о своем святом семействе?!

— Да, у меня есть семья. И мне безразлично, святы они или нет, мне плевать, что ты о них думаешь. Но порочить их память я тебе не позволю, — яростно проговорила она, с трудом освободившись из тисков его рук.

От Эмили повеяло таким арктическим холодом, что Антон шагнул в сторону. Его взгляд сделался спокойным и вновь устремился к морскому горизонту.

Эмили стояла поодаль и растирала саднящую руку, опасливо поглядывая на мужа.

— А хочешь знать, почему у меня нет семьи? — не глядя на супругу, отчетливо спросил он.

Эмили молчала.

— Из-за похоти твоего папаши, — объявил Антон.

— Ты не знаешь моего отца. Ты не можешь о нем судить, — твердо проговорила женщина.

— Да, я не знал твоего отца при его жизни, но я узнал о нем после его смерти. И я возненавидел его.

— Для ненависти должны быть причины, — тихо проговорила Эмили.

— У меня была сестра, сводная, — перебил ее Антон. — Сестру звали Зуки. Она была молода и красива. Восемнадцать лет. Совсем еще дитя. Но на свою беду она повстречала Чарльза Ферфакса. И он отнял у нее сначала невинность, а затем и жизнь. Зуки забеременела от него. А через пять месяцев узнала о его женитьбе на твоей матери. Зуки убила себя и свое дитя. Решай теперь сама, был твой отец невинен или не был?

— Все это ложь. Ложь! — закричала Эмили. — Мой отец всю жизнь был верен маме.

— Ты, как все женщины, любишь себя обманывать, приписывая любимым мужчинам высокие качества. Даже моя мать, потеряв дочь, долгие годы не желала принять тот факт, что Зуки стала жертвой предательства Чарльза Ферфакса. С одиннадцати лет я слышал от нее только то, что сестры не стало из-за несчастного случая на дороге. И только перед самой своей смертью она решилась рассказать мне о том, как это произошло. Но если ты думаешь, что слова умирающей матери — единственное свидетельство вины Чарльза Ферфакса, ты ошибаешься. Сохранилась еще его короткая и подлая переписка с моей сестрой. Письма я обнаружил уже после смерти мамы.