Эвелин почувствовала, что он никогда не простил бы ей, если бы узнал, что она слышала все это.

— Пожалуйста, — уже умолял Квентин, и ее сердце снова сжалось. — Ну, пожалуйста… Нет.

Эвелин не могла больше выносить эту пытку. Если она останется тут, то непременно не выдержит, откроет дверь и скажет ему, что это всего лишь ночной кошмар, постарается успокоить. И тогда…

Она сглотнула, пытаясь собраться с мыслями. И тогда… Что тогда?

Тогда они посмотрят друг на друга и каждый увидит перед собой чужого человека. И оба почувствуют себя очень глупо. А Квентин возненавидит ее за то, что она слышала то, чего не должна была слышать.

Эвелин не могла допустить это. Прежде чем услышать еще одно горестное восклицание, которое могло бы заставить ее сделать то, о чем она впоследствии пожалеет, она подобрала повыше подол халата и поспешила к себе.

Ночью ей мешали спать кошмары. Но, к собственному удивлению, все утро она проспала и встала довольно поздно.

Эвелин встала, открыла окно, чтобы в ее заспанной голове прояснилось. Стояло ясное, солнечное осеннее утро. От вчерашних туч не осталось даже облачка. Пейзаж за окном был просто великолепен.

Да, природа пережила дождь и была вознаграждена за свое терпение. Опуская окно, Эвелин подумала, что должна усвоить этот урок.

Она надела джинсы и водолазку и постаралась настроиться на оптимистический лад, хотя ее сердце тревожно билось: она страшилась встречи с Квентином, опасаясь, что после ночного кошмара его раздражительность еще больше усилится.

Когда она собралась с силами и спустилась вниз, Квентин и Конни сидели друг против друга за столом, накрытым к завтраку. Перед ними стояли почти пустые тарелки, а атмосфера была явно накаленной. В воздухе чувствовался запах пережженного кофе.

Эвелин сразу же поняла, что что-то не так. Конни выглядела просто восхитительно в просторном платье солнечного желтого цвета, но лицо ее было хмурым и недовольным. Доедая тост с джемом, она то и дело бросала исподлобья мрачные взгляды на Квентина. А тот с невозмутимым видом читал газету, не обращая внимания на недовольство Конни.

Эвелин захотелось застонать. Что еще случилось? Но, вместо этого, она с улыбкой поздоровалась.

— Эвелин, — тут же затянула Конни высоким и печальным голосом, который дрожал, как у обиженного ребенка. — Квентин не хочет везти меня к врачу, а у меня сегодня назначена консультация!

Эвелин бросила быстрый взгляд на Квентина. Тот спокойно встретил его.

— Я не смогу. У меня важная встреча.

Конни сердито топнула ногой и отбросила нож, едва не разбив тарелку.

— Вот видишь? А ведь он знал, что сегодня у меня визит к врачу.

— Не вижу причин для волнений и споров. Разве тебя не может отвезти Эвелин? — Его взгляд не отрывался от газеты.

— Квентин, но ведь ты всегда возил меня к врачу сам. — Конни положила руку на его локоть, ее длинные тонкие пальцы с оранжевыми ногтями казались еще красивее на фоне серого шерстяного пиджака. — Всегда сам.

— Потому что больше было некому. — Квентин демонстративно убрал руку Конни со своего локтя. Затем, словно пытаясь смягчить свои слова, добавил: — Зато теперь здесь твоя кузина. Она может тебя отвезти. Не правда ли, Эвелин?

— Конечно, отвезу. — Эвелин старалась, чтобы ее голос был полон энтузиазма. — Это будет здорово. Ты покажешь мне город. Вчера мы же видели только детские магазины.

Последнее она сказала намеренно, чтобы воскресить в памяти Конни вчерашний день, когда они как сумасшедшие носились по магазинам. Еще двадцать четыре часа назад Конни без устали превозносила щедрость Квентина Блейна и его внушительный банковский счет.

Но Конни не желала униматься. Она скрестила руки под грудью, отвернулась и обиженно уставилась в стену.

Это было глупо и по-ребячески, и у Эвелин появилось желание отшлепать ее. Конни откровенно покушалась на время и внимание Квентина, и, хотя Эвелин сочувствовала ее одиночеству, ей было неприятно видеть, как нахально ведет себя кузина.

Неужели она думает, что этим примитивным способом может привлечь внимание такого мужчины, как Квентин? Эвелин чувствовала, что ему это откровенно противно. Он отложил газету и приготовился к спешному отступлению. Неужели Конни этого не понимает?

— Квентин, — в последней попытке заныла Конни, — а вдруг что-то случится? — Она озабоченно посмотрела на свой живот, словно намекая, что это что-то может произойти прямо сейчас. Ее голос звучал едва слышно, но с отчетливой патетикой. У Эвелин усилилось желание отшлепать эту бездарную артистку.

— Что, к примеру? — Квентин был настроен скептически, он тяжелым взглядом следил за рукой Конни, которой она поглаживала свой прикрытый желтым шелком живот. Она недовольно поморщилась, когда ребенок заметно шевельнулся, испортив этим проявлением здоровья весь спектакль.

— К примеру… — Конни закусила нижнюю губу, — к примеру, я чувствую боли. Мне страшно, Квентин. Доктор Фергюсон сказал, что это плохой признак. Вдруг у меня начнутся роды? Ведь еще слишком рано.

Эвелин пораженно следила за сменой эмоций, отражавшихся на лице Квентина. Сначала на его лице появилось возмущенное недоверие, затем его губы презрительно поджались. Он понимал, что Конни пытается им манипулировать, и его это бесило. Эвелин ждала, что сейчас он скажет Конни что-нибудь резкое по поводу ее поведения.

Но так же ясно она увидела сомнение, мелькнувшее в его глазах. Они потемнели, став почти черными. У него был вид человека, который знает, что идет прямо в ловушку, но не может ничего с этим поделать. Здравый смысл подсказывал ему, что на капризы Конни не стоит обращать внимания, но забота о ребенке заставила его сжать зубы и признаться себе, что он не в силах вырваться на свободу.

Эвелин только сейчас поняла значение того, что хотел сказать ей Квентин тогда, в кабинете. Да, у Конни на руках все козыри.

Это правда, думала она, и потому очень опасно. Для убитой горем юной вдовы Конни слишком хорошо просчитывает свои карты. И прекрасно понимает ценность козырей, которые у нее на руках. Что бы там ни выдумывал Квентин, абсолютно очевидно — будущий ребенок очень важен для него. При одной мысли о том, что дитя покойного брата в опасности, он весь побелел и его прежняя невозмутимость улетучилась.

Еще до того, как Квентин заговорил, Эвелин поняла, что он сдался. Для этого ребенка он сделает все. Все, что угодно.

Эвелин вдруг увидела ситуацию под другим углом. Она переводила взгляд с Конни на Квентина, и ее сердце билось учащенно. Какой может быть выход из создавшегося положения? Скоро родится ребенок, но ведь это не ребенок Квентина, как бы тот им ни дорожил. А Конни его невестка, а не жена…

Эвелин часто задышала, а потом у нее и вовсе перехватило дыхание. Насколько далеко намерен Квентин зайти ради этого ребенка? Какую цель преследует Конни? Куда это их приведет? К алтарю?

Нет! Лучшего сценария для драмы не придумаешь. Брак абсолютно разных людей, которые не любят и не уважают друг друга, которых не связывает даже дружба, не говоря о страсти…

— Так ты отвезешь меня? Пожалуйста. — Конни поняла, что победила. Эвелин читала это в ее глазах. — Ну пожалуйста… ты же понимаешь, как мне нужна твоя поддержка. Правда?

Квентин кивнул.

— Понимаю, — сказал он, и от того, как прозвучали эти слова, Эвелин поежилась.

Триумф Конни длился недолго. Квентин скрылся в ту же минуту, как привез невестку домой. Он скороговоркой сказал, что ему нужно сделать несколько звонков, и поспешил уединиться в кабинете.

Эвелин видела, что в нем борются презрение к Конни и волнение за будущего ребенка. Ей подумалось, что ее кузина еще, возможно, пожалеет о своей маленькой победе. Квентин был пленником Конни в течение двух часов, но это был опасный заключенный — возмущенный и не смирившийся.

А Конни, которая определенно не заметила всех этих нюансов, снова надулась как мышь на крупу и, пожаловавшись на головную боль, отправилась в постель.