Эвелин удивил едва сдерживаемый гнев, зазвучавший в его голосе. Она прижалась к спинке стула, точно пытаясь избежать потока злобы и презрения, исходившего от Квентина. Вдруг она поняла, что Конни говорила ей правду. Квентин действительно презирал Конни и не скрывал этого. И в это мгновение, под тяжелым взглядом Квентина, Эвелин осознала, что ничто не сможет помешать ей поехать к Конни в Вермонт.

— Я поеду к Конни, — быстро, чтобы не передумать, сказала она. — Кажется, ей действительно нужен друг.

3

Когда Квентин приезжал в «Лесную сказку», ему казалось, что так должен чувствовать себя человек, который возвращается домой. Или почти так. Даже капризы взбалмошной Конни не могли испортить ему настроение. Квентин выехал из города и повел машину по извилистой дороге. На душе у него посветлело. Над головой смыкались ветви дубов, кленов и грабов. Он уже почти у цели.

Скорее бы. В последние дни Квентин провел много времени за рулем и в кресле самолета, и теперь у него побаливала спина. Он с радостью свернул на подъездную дорожку и припарковался на стоянке возле гостиницы.

Не выходя из машины, он любовался потрясающе красивым закатом, тонувшими в оранжевом свете осенними деревьями.

Отель «Лесная сказка» был расположен в самом чудесном месте на земле. В любое время года, при любом освещении пейзаж был прекрасен. Квентин все силы бросил на то, чтобы вернуть себе эту жемчужину. Ему хотелось сидеть вот так каждый вечер, любоваться закатом и сознавать, что все это принадлежит ему.

С легким шумом стекло дверцы автомобиля опустилось, и в лицо ему ударил чистый лесной воздух. Квентин выключил двигатель и откинулся на сиденье, наслаждаясь покоем.

Господи, как же он устал. Но пора возвращаться домой. Он и так в последнее время слишком часто оставлял Конни одну. И всякий раз боялся, что с ней что-то случится… Боялся. Ему было отвратительно это слово. Он не привык произносить его по отношению к себе.

Именно поэтому он чувствует себя теперь таким усталым. Похоже, страх отнимает все силы. Да к тому же бесконечные разъезды… Квентин заморгал, почувствовав, что засыпает. Хорошо было бы проспать всю ночь тут, под раскидистыми деревьями. Квентин не мог припомнить, чтобы раньше когда-нибудь испытывал страх. До тех пор пока его дяде не пришлось продать «Лесную сказку» и судьба «Блейн хоутел» не оказалась под угрозой. А раньше… жизнь была такой легкой, словно развивалась по некоему сценарию с запрограммированным счастливым концом.

И все же, даже когда дядя Эдвард едва не разорил компанию, Квентин испытывал не страх, а гнев и решимость все исправить. Он не сомневался, что сможет сделать это. Ему было даже интересно играть по-крупному и быть уверенным в выигрыше.

Пошевелившись на сиденье, Квентин попытался размять ноющую спину. Боль он может вытерпеть. А страх — нет. Страх и эти проклятые кошмары по ночам.

Квентин резко выпрямился, завел мотор и отправился в обратный путь. Почему он не может смотреть на сложившуюся ситуацию, как на игру, которую тоже нужно выиграть? Нужно вернуть тот сценарий, для которого он рожден. Может, после того, как он купит «Лесную сказку», после того, как ребенок Талберта появится на свет, кошмары прекратятся.

Он испытывал раздражение, что теперь все в его жизни зависит от этого ребенка. Он же слишком разумен, слишком практичен, чтобы верить в чудо, которое исцелит его. Кроме того, если все действительно зависит от этого ребенка, значит, по логике, теперь все зависит от Конни, от ее бесконечных капризов и перепадов настроения… Мысли о Конни заставляли его с большей силой давить на педаль тормоза, дабы оттянуть момент «счастливой» встречи. Но вот и дом, стоящий на холме в окружении могучих кленов.

Квентин свернул на гравийную дорожку и остановился у входа. Все, пора идти. Домработница Марта взяла выходной. Значит, Конни теперь одна. Остается надеяться, что сегодня она не в плаксивом настроении. Или, Боже упаси, не злится. В такие моменты она отказывается сказать хотя бы слово, демонстративно смотрит в одну точку и шумно вздыхает, чтобы показать, как ее гнетет печаль.

Квентин взял кейс и захлопнул дверцу машины. Впрочем, неважно, что у нас сегодня в программе, рыдания или вздохи ведь у него есть хорошая новость.

Слава Богу, через пару дней здесь будет Эвелин Флауэр.

Эвелин добралась до дома Блейнов только к полудню. В субботу она отвезла Дженнифер в колледж в Чикаго. После объятий и смеха сквозь слезы сестры попрощались. Эвелин было тяжело расстаться с Дженнифер. Всю дорогу в Вермонт все вокруг казалось ей мрачным и безрадостным.

Может, это и хорошо, что ей пришлось поехать на северо-восток. Времени горевать не останется. Она прилетела сюда самолетом, и, когда в иллюминаторе увидела желто-коричневые горы, у нее на душе стало легче. Здесь действительно оказалось красиво.

Это похоже на отпуск. Эвелин так давно не была в отпуске, что успела забыть, какой чудесный эффект оказывает перемена обстановки. Маленькая машина, которую она взяла напрокат, быстро домчала ее до Эдаманта.

Немного поплутав по городку, Эвелин разыскала дом Блейнов. Она не сразу смогла рассмотреть его, так органично он вписывался в окружающий пейзаж. Современный и очевидно дорогой, он словно прятался в осеннем парке и походил на сказочный домик.

Присмотревшись, Эвелин обнаружила, что дом очень большой. На каждом этаже — а всего их было три — одна из стен была стеклянной, и в ней отражались клены и небо.

Казалось, дом дышал покоем. Дженнифер очень понравилось бы здесь, лучшего места для раненой души не найти, подумала Эвелин.

Она сделала глубокий вдох, и ей показалось, что она вдыхает не воздух, а само умиротворение. Теперь Эвелин была рада, что приехала.

Но радость оказалась недолгой. Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Эвелин подняла глаза и увидела, что на открытой веранде стоит Конни и вся трясется от ярости.

— Ненавижу тебя! — обращаясь к кому-то в доме, визжала она голосом, похожим на клекот разгневанной птицы. — Тебе на меня наплевать! Тебе даже на ребенка наплевать! Ты занят только собой! Квентин Блейн, я вас ненавижу! — Ее голос оборвался, и она бессильно опустилась на деревянный пол, закрыв лицо руками. — Ненавижу, — рыдала Конни. — Ненавижу тебя…

Эвелин выскочила из машины и через две ступеньки помчалась по лестнице, ведущей к входу. Она подбежала к Конни и крепко обняла ее. В эту минуту на веранду из комнаты вышел Квентин Блейн. Эвелин осуждающе посмотрела на него.

— Что здесь происходит? — спросила она. Она так волновалась за Конни, что даже забыла поздороваться. — Что вы ей сделали?

Она погладила Конни по голове, потом снова посмотрела на Квентина в ожидании ответа. Но он ничего не сказал, и по его глазам тоже ничего нельзя было прочесть. Что же все-таки было в его взгляде? — мелькнуло у Эвелин в голове. Одиночество?

Наконец слезы Конни высохли. Она сидела с каменным лицом на своей постели и теребила вышитое атласное покрывало. Каким-то чудом ее роскошные светлые волосы, собранные в высокую прическу, не растрепались даже после безудержных рыданий. Она аккуратно вытерла тушь, растекшуюся под глазами. Эвелин с удивлением отметила, что в несчастье кузина стала еще красивее. Вздохнув, Конни откинулась на подушки, положив ладонь на свой живот, довольно большой для семи месяцев. Но беременность шла Конни. Большой живот только подчеркивал стройность ее ног и изящество рук.

— Эвелин, он просто садист. Он не дает мне ни копейки из денег Талберта, и только потому, что ему нравится меня мучить.

Эвелин, которая сидела на постели, утешая ее, пересела в кресло.

— Будет тебе, Конни. Это уже смахивает на мелодраму, тебе не кажется?

— Нет, не кажется. Он хочет, чтобы я жила тут как рабыня и чтобы мне приходилось выпрашивать каждую малость. Каждый кусок хлеба, каждую тряпку. Все.

Эвелин обвела взглядом большую уютную комнату, явно недавно отремонтированную. Мебель, обитая голубым сатином, прелестные гардины в цветочек, повсюду бесчисленные баночки и флакончики с дорогой косметикой. Что-то не похоже на тюрьму… А на самой Конни было красивое синее платье для беременных, определенно из натурального шелка. Она вовсе не походила на обиженную сиротку. Но Эвелин уже пришлось не раз убедиться, что иногда люди расплачиваются за удобства не только деньгами. Бывает, за красивые платья платят подчинением, полной зависимостью, что для натур свободолюбивых совершенно непереносимо. Человек, который щедро оплачивает дорогой шелк и безделушки, может быть очень жестоким. Взять хотя бы отца самой Эвелин. Он давал ее матери все необходимое в материальном смысле, но в эмоциональном — не давал ничего. Это все равно что дать умирающему от жажды в пустыне чековую книжку и сказать, что вернешься проведать его через пару дней.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: