– Смотри!

Руби с размаху упала на кровать, затем встала, выразила восхищение желтыми цветастыми шторами и такой же скатертью на столе, потом вновь некоторое время критически рассматривала себя в зеркале платяного шкафа.

– Ты же не против спать одна? – спросила ее Эмили. – Наверное, ты привыкла спать в одной комнате с другими девочками?

– Ненавижу общие спальни! – с чувством произнесла Руби. – Нас заставляли ложиться в постель ужасно рано и лежать тихо, даже если мы не могли заснуть. Летом в этом не было ничего страшного – можно было читать под простыней, – но зимой, когда рано темнеет, ничего нельзя рассмотреть. Монашки всегда забирали у нас керосиновую лампу. – Девочка вопросительно улыбнулась Эмили. – А вы разрешите мне зажигать лампу и читать в постели? Все-таки я ваша подруга!

Эмили рассмеялась:

– Руби, ты можешь читать хоть всю ночь напролет. Можно обойтись и без керосиновой лампы – просто включи в комнате свет, выключатель рядом с дверью.

– Святая дева Мария! – изумленно выдохнула Руби, когда и без того светлую комнату залил дополнительный свет из люстры под потолком. – А как это так?

– Это электричество, и, пожалуйста, не проси меня разъяснить тебе, что это такое. Если хочешь, можешь сама посмотреть в энциклопедии. Это такая книга, ты найдешь ее и словарь в комнате, которая раньше была кабинетом моего мужа, – быстро добавила Эмили, увидев, что Руби открыла рот, чтобы спросить, что такое энциклопедия. – Может, спустимся вниз и посмотрим, что миссис Аркрайт оставила нам к чаю?

Ночью, направляясь к двери своей спальни, Эмили остановилась у комнаты Руби и положила руку на дверную ручку. Она собиралась войти и проверить, все ли в порядке с девочкой, но так и не сделала этого. Руби могла грустить, возможно даже, она плакала. Эмили никогда не умела утешать других людей – даже своих собственных сыновей в детстве. За нее эту задачу выполняла няня, а уже в семь лет мальчиков отправили в школу-интернат. Если, приезжая домой, они и нуждались в сочувствии, то никогда этого не показывали. И даже когда Эдвин лежал при смерти, Эмили не знала, что ему сказать.

Убрав пальцы с дверной ручки, она пошла в свою комнату.

В эту же ночь настоятельница монастыря долго не могла заснуть, что вообще-то было для нее редкостью. Сесилии вспомнился эпизод из далекого прошлого, когда Эмили было восемь лет, а ей самой десять. Утром в Сочельник каждая из них обнаружила у своей кровати куклу. Это были огромные куклы, размером больше новорожденного младенца и одетые, как взрослые женщины, – в пышные шелковые платья, отороченные кружевами, вычурные шляпки и нижнее белье, а на шее у кукол даже были крошечные ожерелья. Кукла Эмили была блондинкой в розовой одежде, а кукла Сесилии была темноволосой и разодетой в синее.

Посмотрев на обеих кукол, Эмили плаксивым, жалобным голосом объявила, что она хочет куклу в синем. Сесилия сначала сопротивлялась, но в конце концов уступила, предпочтя мирное Рождество кукле, которая принадлежала ей по праву. В конце концов, кукла в розовом тоже была миленькой. Они обменялись подарками, Эмили успокоилась, и остаток дня они посвятили игре с куклами.

Когда няня уже укладывала девочек в постель, Эмили вдруг разразилась слезами и заявила, что кукла в розовом нравится ей больше. На этот раз Сесилия отказалась меняться: она уже привыкла к своей кукле и даже дала ей имя Виктория – в честь королевы Великобритании. Эмили начала визжать, и няня взмолилась:

– Ну пожалуйста, отдай ей куклу в розовом – в конце концов, ей подарили именно ее!

– Хорошо, пусть забирает обеих. Мне не нужна кукла в синем!

Весь следующий день Эмили играла куклой в розовом, а потом забросила ее ради какой-то другой игрушки. Кукол положили в шкаф, и с тех пор Сесилия их не видела – по крайней мере не помнила, чтобы видела.

Подобные случаи имели место много раз, но эпизоде куклами запомнился Сесилии особенно хорошо. Эмили всегда хотела получить вещи в свое нераздельное владение, но, поиграв с ними некоторое время, неизменно теряла к ним интерес.

Мать настоятельница сама не знала, в котором часу она наконец погрузилась в беспокойный сон. Когда в пять часов утра сестра Энджела постучала в дверь, Сесилия резко проснулась, прервав необычайно яркий и красочный сон – сон о двух куклах, в синем и в розовом. Ей снилось, что Эмили бросила кукол в рощице неподалеку от того места, где они жили, и она отправилась спасать их. Куклы лежали лицом вниз рядом с деревом, посреди кучи прошлогодних листьев, а когда Сесилия перевернула их, то увидела, что у обеих кукол было худое бледное лицо Руби О'Хэган.

Монахиня встала с постели, опустилась на колени на жесткий каменный пол и начала молиться.

Руби всегда просыпалась раньше Эмили. Она садилась в постели, потягивалась и поворачивалась к окну – посмотреть, просвечивает ли солнце сквозь желтые шторы. Затем девочка спрыгивала с кровати, умывалась – в углу ее комнаты был установлен маленький умывальник – и надевала одно из платьев, которые Эмили купила ей в Ливерпуле и Саутпорте.

Из этих двух городов Ливерпуль понравился Руби больше. Ей пришлись по душе большие людные магазины, суета и постоянный гам. Еще ей очень понравились трамваи – казалось, по улицам Ливерпуля разъезжают сотни этих дребезжащих, выпускающих снопы искр и издающих громкие звонки громадин. Руби завидовала пассажирам трамваев черной завистью и мечтала прокатиться в одном из них – Эмили передвигалась только на машине. Ливерпульские здания были просто великолепны – зерновая биржа, таможня, здание магистратуры и Сент-Джордж-Холл [2], который нравился Руби больше всего и, по словам Эмили, был известен во всем мире изяществом своих очертаний.

Сама Эмили предпочитала Саутпорт. Не то чтобы Руби невзлюбила этот город, но она находила его слишком маленьким и чересчур шикарным. К людям, которые здесь жили, она инстинктивно испытывала неприязнь – Эмили сказала, что причина этого заключается в ее воспитании.

– Что это значит? – поинтересовалась девочка.

– Монастырь позаботился о том, чтобы ты хорошо осознавала свое место в жизни, – объяснила Эмили. – Тебя и твоих подруг воспитывали так, чтобы вы даже не мечтали о чем-то большем, нежели место главной поварихи или брак с дворецким. «Шикарные люди», как ты их называешь, не нравятся тебе потому, что в их присутствии ты чувствуешь себя неполноценной.

– Ничего подобного, – возразила Руби. – Просто мне не нравится то, как они задирают носы, глядя на людей, не таких шикарных, как они. Между прочим, я не хочу быть поварихой или выходить за дворецкого.

В ответ Эмили лишь пожала плечами, что Руби восприняла как согласие с ее аргументами. Судя по всему, с самомнением у девочки был полный порядок.

Как-то утром, месяца через четыре после приезда в Киркби, она проснулась и залюбовалась тем, как в окне ее спальни танцуют лучи августовского солнца, превращая комнату в грот из золотистого света. Выбравшись из постели, девочка раздвинула шторы и стала рассматривать задний двор – окруженную цветочными кустами большую квадратную лужайку, фруктовый сад, теннисный корт и маленький огородик в конце. Дальше росли березы, серебристые листья которых, как слышала Руби, осенью становятся золотыми. Никакого другого жилья видно не было – ближайший дом располагался более чем в миле от Брэмблиз.

«Чем бы сегодня заняться?» – подумала девочка.

Несколько недель тому назад Эмили предложила ей в сентябре начать ходить в школу, сообщив, что в некоторых школах девочки могут учиться до шестнадцати и даже до восемнадцати лет. В ответ Руби скорчила гримасу и заявила, что и так знает достаточно. Эмили ответила, что она вольна поступать, как ей заблагорассудится.

Эмили вообще практически ничего ей не запрещала. Руби могла ложиться спать когда угодно, хоть под утро, могла не есть овощей, брать две порции пудинга, выходить из дому и возвращаться в любое время. Это было хорошо, но не совсем – не хватало строгих правил, которые девочка так любила нарушать в монастыре. Руби даже заподозрила, что Эмили все равно, что она делает, и со временем это подозрение лишь усиливалось: похоже, ее «подруга» утратила всякий интерес к тому, чтобы возить Руби куда-либо, будьте поездки по магазинам или просто автомобильные прогулки. У хозяйки Брэмблиз появились новые друзья – Роуленд-Грейвзы, вернувшиеся из Индии и поселившиеся в нескольких милях от Киркби, в Ноусли. Новые соседи постоянно устраивали вечеринки: бридж-пати, коктейль-пати, театральные пати, а также вечеринки без повода, но на всю ночь. Теперь Эмили постоянно приходилось заниматься своей прической и покупать новую одежду – она ездила в гости почти каждый день, причем даже если было жарко, куталась в меха. Несмотря на это, по возвращении домой она всегда была рада поговорить с Руби.