С этими словами он резко опустил вертикальные ставни, расположенные за решеткой. Придя в ярость, Руби забарабанила кулаками по решетке, но это ничего не дало. Она вышла на улицу, но вторая дверь уже была закрыта, а лысого мужчины не было видно. Сколько она ни стучала в дверь, никто так и не вышел.

Уже во второй раз за день девушка почувствовала себя карликом, которого каждый может пнуть ногой, – сначала ее унизила миссис Хаулетт, а теперь этот тип. По лицу Руби полились, смешиваясь с каплями дождя, слезы ярости. Она понимала, что, даже если найдет человека, который поручится за нее, ей нельзя возвращаться за часами. Если мужчина из ломбарда обратится в полицию, там сразу узнают имя, выгравированное на часах: Руби О'Хэган, которая недавно сбежала из Брэмблиз в компании некого Джейкоба Виринга. С часами можно было распрощаться.

Ей оставалось только одно: вернуться в Фостер-корт. Там она по крайней мере могла высушить одежду и отдохнуть. Руби вспомнила о грязном матрасе, о выцветшей подушке, и к ее горлу подступила тошнота. Девушка подумала, не вернуться ли в Брэмблиз, – правда, ей пришлось бы идти туда пешком. Но зато она будет жить в своей бело-желтой комнате и носить красивые ночные рубашки – которые она, конечно же, забыла захватить в Ливерпуль. Если у нее спросят, кто такой Джейкоб Виринг, она поклянется, что не имеет об этом ни малейшего представления. После всего того, что произошло между Эмили и Биллом, женщина будет отчаянно нуждаться в компании Руби – ее разбитое сердце потребует лечения.

Но Руби просто не могла бросить Джейкоба. Если бы она это сделала, то не смогла бы заснуть ни в первую ночь, ни в следующие. Воспоминания о предательстве терзали бы ее весь остаток жизни. Джейкоб нуждался в ней намного больше, чем Эмили, более того, он любил ее, а она – его. Руби почувствовала угрызения совести из-за того, что несколько часов назад, потеряв терпение, ушла из Фостер-корт. Вероятно, Джейкоб начал волноваться из-за ее долгого отсутствия.

Все магазины уже закрылись, улицы почти опустели. Мимо катились трамваи, переполненные счастливыми людьми, которые возвращались по домам либо ехали куда-то, чтобы весело провести вечер. Шлепая по лужам, все еще возмущенная тем, как с ней обошлись в «Овертонс», Руби завистливо провожала их взглядом. Ее ноги были совсем мокрыми, и ей было уже все равно, куда ступать. Она прошла мимо паба с объявлением «Требуется уборщица» на окне, но потом остановилась и вернулась. Когда она жила в монастыре, уборка получалась у нее неплохо – впрочем, как и все остальное. Монахини были недовольны не тем, как она делала свою работу, а тем, как она к ней относилась. Руби никогда не скрывала, что ей не по душе все то, что ее заставляют делать, и что, если ей придется зарабатывать такой работой на жизнь, она наверняка будет нравиться ей еще меньше.

– Я совсем не против заниматься уборкой и всем остальным для себя, но не для кого-то еще, – заявляла Руби с надменным выражением лица, которое выводило монахинь из себя. Ей была противна сама мысль о том, что цель ее существования на этой земле – делать жизнь других людей более комфортной.

Но теперь приходилось плюнуть на свои принципы и предложить свои услуги в качестве уборщицы в пабе «Молт-Хаус». На вывеске с названием можно было прочесть и имя владельца – Фредерик Эрнест Квинлан.

Чувствуя, как к ней возвращается уверенность в себе, Руби расправила плечи, вошла во вращающуюся дверь и очутилась в большом, ярко освещенном помещении с глянцевым полом и круглыми полированными столиками. Вдоль одной из стен была расположена барная стойка, за которой висело длинное зеркало с позолоченными краями, отражавшее зал. Кроме того, в зеркале отражалась спина барменши – женщины среднего возраста, которая была на добрую голову ниже Руби. На барменше был лиловый вязаный свитер, в ушах висели серьги с камнями, а волосы были такого же цвета, как окантовка зеркала, – правда, Руби смогла разглядеть, что корни волос были черными. Несмотря на искусно наложенный макияж, у женщины был усталый вид – хотя вечер только начинался и в зале сидели лишь четыре посетителя, все мужчины.

– Я хотела бы поговорить с мистером Квинланом, я по поводу работы уборщицей, – сразу перешла к делу Руби.

– Мистера Квинлана нет, – ответила женщина. – Но я его жена, так что можешь поговорить со мной. Мне действительно нужна уборщица, причем как можно скорее.

– Я могу начать хоть прямо сейчас.

В пивную вошел очередной посетитель. Подойдя к стойке, он сказал:

– Марта, милая, пинту самого лучшего пива. А где Фред?

С недовольным видом женщина ответила:

– А ты как думаешь? В кровати, дрыхнет.

– Наверное, голова болит? – понимающе усмехнулся посетитель, взяв бокал с пивом.

– Только мужчина может считать смешным то, что хозяин заведения пропивает прибыль, вынуждая жену вести все дела самой, – заметила миссис Квинлан, когда клиент уже уселся.

– Так, значит, он пьет? Это ужасно, – с сочувствием произнесла Руби.

– Скажи! – воскликнула женщина, обрадованная тем, что хоть в ком-то встретила понимание. – До полудня он еще кое- как держится, но к трем часам, когда паб закрывается на перерыв, Фред обычно уже пьян, как сапожник, и остается только тащить его в кровать. Часам к девяти он, скорее всего, опять спустится сюда, чтобы продолжить вливать в себя пиво, – а значит, завтра с утра будет не в силах стоять на ногах и мне придется убирать здесь все одной. Я работаю по четырнадцать часов в день, и сил у меня почти не осталось. Вот почему мне нужна уборщица. Работать надо по утрам, с восьми до десяти, за это я плачу полкроны в неделю. Фред говорит, что это слишком много, но если вспомнить, сколько денег он пропивает за неделю… Смешно!

– Это точно, – согласилась Руби. – Так как насчет работы?

– Ах да! – Миссис Квинлан впервые за время разговора присмотрелась к Руби повнимательнее. Увиденное явно понравилось ей – как и то, что девушка не одобряла поведения Фреда.

– Сколько тебе лет? – спросила миссис Квинлан.

– Шестнадцать.

– Будем считать, что я этого не слышала. До восемнадцати лет тебе нельзя работать в заведениях с лицензией. Вообще-то ты не имеешь права даже заходить сюда.

– В таком случае мне восемнадцать. Кстати, меня зовут Руби О'Хэган.

– В таком случае, Руби, ты принята на работу, – быстро проговорила миссис Квинлан, слегка оживившись. – По воскресеньям можешь не приходить – я буду убирать здесь сама. Так что начнешь с понедельника.

– Давайте так: вы платите мне три шиллинга в неделю, и я буду работать также по воскресеньям. И еще, миссис Квинлан, я бы хотела, чтобы вы платили мне ежедневно, – заявила Руби, почувствовав, что ее работодатель – добросердечная женщина, которая вряд ли воспримет ее слова в штыки.

– Я не против, милая. Я даже могу заплатить тебе вперед, – сказала Марта Квинлан, открывая кассу. – Вот тебе шесть пенсов за завтра. У тебя честное лицо, и мне кажется, что ты меня не обманешь. Да, и еще – зови меня Мартой, как все.

Получилось! Она нашла работу. Кроме того, дождь наконец прекратился, а в кошельке у Руби было десять пенсов. Когда она вышла на улицу, то учуяла восхитительный запах, от которого у нее потекли слюнки.

Рыба с картошкой фри! Можно было купить в кафе две порции по пенсу каждая и отнести все это на Фостер-корт, но Руби решила, что будет лучше, если она приведет Джейкоба сюда. Они съедят свои порции, а потом пойдут гулять – свежий воздух пойдет им только на пользу.

Но, войдя в их жалкую комнатушку, девушка увидела, что Джейкоб крепко спит. Он так и не разделся и тихо похрапывал, зарывшись лицом в желтую подушку. Его колени были поджаты, а одна рука прикрывала лицо. Красивый костюм был весь измят.

Сразу забыв о чувстве голода, Руби сняла влажную кофту, аккуратно сложила ее, положила на стул, легла рядом с Джейкобом и обняла его за талию. Прошло не более минуты, а она уже спала.