Венгерскому уху трудновато привыкать к звучанию монгольской речи, вернее сказать, к произношению. Монголы очень любят «глотать» гласные, начиная со второго слога, особенно в длинных словах, где эти фонемы почти не звучат. Слово «джаргалант» (радость) произносят примерно как «джарглнт». Трудно привыкнуть и к звучанию некоторых фонем, которые для простоты обозначаются в книгах как «ё» и «ю». На диалекте халха говорит более 70 процентов населения Монгольской Народной Республики. В настоящее время он положен в основу создаваемого общемонгольского языка. На этом диалекте «ё» произносится как нечто среднее между «ё»и «о», а «ю» звучит почти как «у». Так, имя великого монгольского революционера было бы правильнее транскрибировать Сюхе-Баатар, но, европейское ухо восприняло его как Сухэ-Батор, и таким оно вошло в историю. Люди, говорящие на ойратских диалектах Западной Монголии (например, в окрестностях Кобдо), очень ясно и хорошо произносят звуки «ё» и «ю». венгерское слово «ёкёр» (вол) здесь произносят «юкхр», а на диалекте халха оно звучит почти как «ухр».

Один из учеников склонял имена существительные. Он отдельно назвал падежные окончания мужского и женского родов. Род существительных зависит не от их значения, а от того, какие гласные встречаются в слове. В существительных мужского рода могут быть только гласные нижнего ряда: «а», «о», «у», женского рода — «э», «ю», «ё». «И» встречается и там и здесь. Такой же принцип и в венгерском языке, только мы называем это не родами, а нижним и верхним рядом гласных, а само Явление — гармонией гласных. То же самое наблюдается и в родственных монгольскому языках — тюркских и маньчжуро-тунгусских. Последние вместе с монгольским принято называть алтайскими. Из-за этой примечательной общности языков и по ряду других признаков некоторые лингвисты выделяют так называемую урало-алтайскую языковую семью. Но все эти теории малосостоятельны. В языках уральской группы (угро-финны и самоеды) и алтайской (тюрки, монголы и маньчжуры-тунгусы) очень мало общих слов. Заимствованы ли они в далекие времена или представляют собой пережитки общего еще более древнего языка, в настоящее время не установишь. Больше того, родство языков угро-финской группы, видимо, доказано, чего нельзя сказать о языках алтайской группы; внутренние связи между ними до сих пор еще спорны.

Миловидная молоденькая учительница ничего этого, конечно, не знала, сообщая детям, что их ответы слушают люди, говорящие на родственном языке. Некоторые представители монгольской интеллигенции твердо убеждены в родстве между монголами и венграми, а поверхностному наблюдателю может показаться, что в этих двух языках существует целый ряд общих слов. В качестве примера можно привести уже упомянутое венгерское слово «ёкёр», или «батор», означающее по-венгерски «храбрый» или «храбрец», а по-монгольски «богатырь». То же самое можно сказать о слове «эрдем» (заслуга), одинаково звучащем как на венгерском, так и на монгольском языках, и о слове «кеек» (синий), которое халха произносят как «хох», а ойраты как «кхёкх». Откуда такие совпадения? Наука уже дала ответ на этот вопрос: венгры заимствовали от тюрков слова, которые также входят в общий словарный фонд монгольского и тюркского языков. Итак, монголы и венгры очень дальние родственники, если вообще можно говорить о родстве.

Отвечавший у доски мальчик ничего подобного, конечно, никогда не слыхал, но если он когда-нибудь попадет в университет, то узнает и об этом. Очень приятно смотреть на школьников в монгольской национальной одежде. Загорелые до черноты, они стекаются к школе верхом на конях. Чтобы разбирать предложения и склонять существительные, они прискакали сюда из степных юрт, расставшись со своими стадами. Так было вчера и сегодня, так будет и завтра.

В полдень мы присутствуем на торжественном обеде, а вечером созывается большое собрание в нашу честь. Оно должно состояться в Большом театре. Но когда мы туда приходим, оказывается, что митинг произойдет на окраине города под открытым небом, потому что театр не в состоянии вместить всех желающих встретиться с нами. Когда Кара заканчивает свой доклад на монгольском языке, один из присутствующих встает с места и просит его произнести несколько слов по-венгерски, чтобы услыхать звучание нашего языка. Приветствуя собравшихся на своем языке, я постарался включить в текст как можно больше слов, по звучанию близких к монгольским, и мою короткую речь сопровождал гром аплодисментов. Тут же решаем, что, если нам придется еще выступать с докладом и речами, всегда будем вставлять в них несколько венгерских слов.

Вечером идем в театр. Здание драматического театра в Кобдо построено в 1951 году. Играют профессионалы. Вместе с обслуживающим персоналом в театре работает в общей сложности 120 человек; в его репертуаре более 20 пьес. Сценическое оборудование и освещение на современном уровне.

Сегодня в театре идет сатирическая пьеса из жизни крупного государственного хозяйства, высмеивающая различные неполадки. Комические ситуации вызывают у зрителей звонкий смех.

Во время антракта нас приглашают в кабинет директора. На столе стоят вазочки с конфетами. Нас просят отведать, но не успеваю я протянуть руку к одной вазочке, как меня тут же останавливают:

— Не из этой! Возьмите из той… Конфеты здешнего производства.

В голосе говорившего сквозят горделивые нотки. Через несколько минут я замечаю, что один из собеседников по рассеянности протянул руку к привозным конфетам, но тут же ее отдернул и укоризненно прошептал:

— Нет, я лучше нашу съем!

Думаю, что рабочие местной конфетной фабрики не меньше гордятся своим театром.

Кёхалми договаривается с директором, что завтра он покажет ей театральные костюмы. В Драматическом театре много подлинной национальной одежды.

На другой день утром беседуем с пожилым урянхайцем. Просим его пригласить к нам по одному представителю от каждой народности, живущей в окрестностях Кобдо. Урянхаец принадлежит к так называемой монголо-урянхайской группе. Урянхайцами монголы когда-то называли некоторые тюркские племена. Часть урянхайских племен полностью омонголилась, и лишь на самом юге в окрестностях Кобдо живут еще немногочисленные представители этой народности, в частности наш новый знакомый.

29 мая мы едем машиной на берег озера Хара-Ус-Нур, где живут дзахачины. Останавливаемся в аиле, состоящем из пяти юрт. Все его обитатели принадлежат к одной большой семье: трое братьев и три сестры вместе с потомством. Из трех женщин две овдовели и вернулись к братьям, а у третьей вообще нет мужа. Всего в пяти юртах — с гордостью объясняют они нам — живут 34 ребенка. Старшая 67-летняя сестра принимает нас в старинном дзахачинском платье. Оделась она так не по случаю нашего приезда, о котором ничего не знала. Старшая женщина в семье — это мы наблюдали и в других аилах — обычно носит старинный дзахачинский костюм, а остальные одеты в монгольское платье. Дзахачинские национальные костюмы — одни из самых красивых в Монголии. Нас зазывают в юрты. Церемонии приема гостей здесь придают очень важное значение. Случалось, что хозяева долго совещались с сопровождавшими нас лицами, кто из двоих старше, Кара или я, и кому, следовательно, надо первому поднести угощение. Кёхалми всегда оставалась последней: до женщин очередь доходит лишь после того, как насытились мужчины, В одной из дзахачинских юрт я вижу в углу двуструнный музыкальный инструмент и спрашиваю, кто играет на нем. Мне объясняют, что молодая женщина, живущая в этой юрте, — знаменитая танцовщица из далеких краев; ее танцам и аккомпанируют на этом инструменте. Вскоре появляется сама танцовщица. Я замечаю, что она беременна, и отказываюсь от своей просьбы, даже прошу, чтобы на этот раз обошлось без «представления», но не могу убедить хозяев. Старуха, вероятно, свекровь танцовщицы, начинает перебирать струны, а невестка танцует на небольшом пространстве между дверью и очагом. Еще до начала танца в юрту битком набились любопытные соседи; в полном молчании с напряженным вниманием следят они за движениями танцовщицы. Именно тут-то я и понимаю, что монгольский танец — пантомима труда. Танцовщица просыпается, причесывается, пьет, готовит еду, ест, скачет на коне. В танце принимает участие лишь верхняя часть туловища: плечи и руки. Движения рук необычайно пластичны; начинаются они в кистях, переходят к предплечью, а затем в игру включаются локти и, наконец, плечи. Движения то плавные, то порывистые, всегда торжественны. На меня этот танец производит впечатление обрядового, отнюдь не развлекательного. Глядя на присутствующих, я еще больше укрепляюсь в таком мнении. Маленькая девочка лет шести-восьми подражает в углу танцу матери. Потом и ее заставляют танцевать. Смущенная, она делает несколько простых движений, но смысл их тот же: торжественное воспроизведение труда.