— Да. Мне действительно необходимо поговорить с тобой немедленно.

Она почувствовала колебания Нэша. Потом, решившись, он с суровым выражением лица направился к кабинету Филипа и рывком распахнул дверь.

— Только не здесь, — возразила Фейт.

— Тогда где? — спросил Нэш. — Как насчет твоей спальни?

Нервы Фейт были напряжены до предела, и она не заметила ни сарказма, ни цинизма в его словах. К тому же она не представляла, что творится с Нэшем, что у него на уме. Единственным желанием Фейт было, как можно быстрее, пока мужество не покинуло ее, воззвать к лучшим чувствам Нэша, просить его...

— Да, — сразу согласилась она, — моя комната подойдет. — И повернулась к лестнице.

Что, черт возьми, с ней произошло? — удивился Нэш и молча последовал за Фейт.

Он немного помедлил, прежде чем перешагнул порог комнаты. Фейт включила свет и смотрела, как Нэш прикрывает дверь. В какую-то минуту она чуть не попросила его оставить дверь открытой, но тут же выругала себя за идиотские мысли.

Можно оставаться девственницей в двадцать пять лет, если на это есть веские причины, но сообщать об этом кому-нибудь и вести себя как трепещущая от страха перед мужчиной кретинка совсем не обязательно.

— В чем же дело? — потребовал разъяснений Нэш. — Я жду. Что у тебя случилось? Неужели это так важно, что нельзя отложить до утра?

— Сегодня вечером Роберт сказал мне, что попечители поместья... то есть ты, — она заставила себя сделать эту поправку, — еще не принял окончательного решения относительно передачи «Хэттона» фонду.

Нэш недоуменно уставился на нее.

— И ты притащила меня сюда ночью, чтобы сообщить об этом?

— Не только. — Фейт опустила голову, чтобы не встретиться с ним взглядом, и тихо произнесла: — Раньше я не знала, что из-за меня положение Роберта стало довольно сложным. Остальные члены правления фонда были против того, чтобы он принял меня на работу. Их это не устраивало по разным причинам.

Она запнулась, прикусив губу, и замолчала. Через какое-то время, взяв себя в руки, продолжила:

— Я не хочу, чтобы у Роберта из-за «Хэттона» появились проблемы, ставящие под угрозу его и без того не простое положение в правлении. Если передача «Хэттона» фонду не пройдет гладко, возникнут препятствия, то в этом буду виновата я.

Страстная вера Фейт в общественную значимость деятельности фонда пересилила ее страх и волнение.

— «Хэттон» может стать идеальным местом для организации помощи людям, как и другие дома, принадлежавшие нашему фонду. Я знаю, Филип одобрил бы нашу работу и не был бы против передачи поместья благотворительной организации. Для меня участие в реконструкции особняка очень важно, и поэтому я бы хотела, чтобы мне разрешили остаться здесь. Я всегда буду благодарна Филипу.

— Благодарна? И ты можешь это говорить? Думаешь, я поверю тебе после всего, что ты совершила? — Голос Нэша не предвещал ничего хорошего.

Лицо Фейт вспыхнуло. Она испытывала большое желание пренебречь возможными последствиями и, отбросив к черту осторожность, гордо заявить Нэшу, что он не прав. И не думать, как он отнесется к ее заявлению. Но она не могла сейчас позволить себе этого.

Взяв себя в руки, Фейт заговорила искренне и прочувствованно:

— Ты никогда не поймешь, как я сожалею о том, что произошло тогда в особняке. Как бы я хотела... — Горло перехватило от волнения, но она справилась с собой. — Но, Нэш, пожалуйста, мы же оба взрослые, и мы оба любили Филипа. Ради его памяти, неужели мы не можем забыть наши разногласия? Ради памяти Филипа и ради того, что он желал бы для «Хэттона»?

— Разногласия? — резко спросил Нэш. — О Господи! По-твоему получается, что у нас была просто небольшая ссора по какому-то идиотскому поводу, а не...

— Я хорошо понимаю, что ты можешь чувствовать ко мне, Нэш, — спокойно продолжила Фейт. — Ты считаешь, я заслуживаю наказания, хотя... — Усилием воли она сконцентрировала внимание на своей задаче. — Я только хочу сказать, что если наказание каким-то образом коснется Роберта, или деятельности фонда, или планов Роберта в отношении этого дома, то тогда...

— И что же тогда? — В тоне Нэша слышался вызов. — Как ты поступишь тогда, Фейт?

— Я сделаю все, чтобы этого не произошло, — ответила она. — Я готова сделать все, что ты захочешь, если только ты не будешь препятствовать передаче «Хэттона» нашему фонду.

Все, что он захочет! Нэш отказывался верить собственным ушам. Фейт предлагает себя в обмен на его молчание.

Слепая ярость — кульминация лет, полных боли и утрат, — увлекала его на опасную орбиту. Вызвавшее ее взрывное устройство, очевидно, приведено в действие поцелуем, который он наблюдал из окна.

Много лет назад Фейт предлагала ему себя со всей невинностью своего возраста, чему он тогда искренне верил. Он думал, это предложение говорит о ее любви. Как же он ошибался! А эти бессонные ночи, когда он безуспешно боролся со своим влечением, не в силах изгнать ее образ из сердца, а ее тень из постели.

Неужели она вообразила, что он согласится, поймав ее на слове? Что клюнет на предложение, которое недвусмысленно говорит о ее продажности? Естественно, даже ради удовольствия преподать ей хороший урок, он не собирается идти у нее на поводу. Хотя вообще он имеет право получать от нее плату в любой форме.

— Интересно, что думает Роберт о твоем... предложении? — вкрадчиво спросил он.

Фейт нахмурилась. Кажется, он невнимательно слушал ее.

— Роберт ничего не знает об этом и не должен знать. — Возможная реакция шефа вызывала у нее тревогу. Если Роберту что-то станет известно, он может ради нее совершить какой-нибудь дурацкий рыцарский поступок и ей не удастся его остановить. В результате его положение в правлении станет более шатким, а этого ей хотелось бы меньше всего.

— Значит, мы заключаем персональное соглашение, так сказать, договор частного порядка? — предложил Нэш.

— Да, — тут же согласилась Фейт, затаив дыхание в ожидании вопроса. Что она будет делать, если он не согласится? Однажды она уже ответила ему, что скорее напишет заявление об уходе, чем нанесет вред репутации фонда и его деятельности. Значит, обратного хода нет.

К ее удивлению, Нэш не задал вопроса, которого она так ждала.

Молчание затянулось. Фейт начала нервно теребить сережку, которая отстегнулась и, упав, покатилась по полу. С легким возгласом досады Фейт опустилась на колени, чтобы поискать украшение.

Видеть ее в такой позе было невыносимо для Нэша, воображение вырвалось на свободу, соблазняя его и заставляя сожалеть о самоотречении. Нэш стиснул зубы. Неужели он когда-то представлял ее невинной девочкой?

Когда Фейт обыскивала пол, ее голова находилась на уровне его паха, а расстояние между ними меньше метра. Намного меньше метра, подумал Нэш, так как она уже придвинулась ближе. Против его желания тело бурно реагировало на ее действия. В ярости на себя Нэш попытался обуздать непроизвольные импульсы и, отвернувшись, скрыл от Фейт свидетельство ее власти.

Он вдруг опять увидел ее обнаженной в своей постели: шелковистая кожа, раскинутые руки...

Десять лет назад он мечтал о том, как нежно и бережно будет обучать ее искусству любви. Теперь он подозревал, что уже тогда она могла бы сама научить его многому. В то время ему было двадцать два года и он считал себя достаточно сведущим в сексуальном отношении, но, после того, как встретил Фейт...

Год, в котором ей исполнялся двадцать один, Нэш провел в Нью-Йорке, время от времени встречаясь с женщиной старше его на несколько лет, которая жила в очень дорогом фешенебельном районе. Она не собиралась обманывать его. Ее интересовал лишь секс, и они занимались им в ее постели, только в ее постели, потому что, сделав очень успешную карьеру, она привыкла, чтобы ее желания исполнялись.

Они планировали вместе провести уик-энд. У ее друзей был дом в Гринвиче, на берегу Лонг-Айленда, в котором они собирались остановиться. За день до их предполагаемого отъезда Нэш получил ежегодный отчет об успехах Фейт. Бумаги прислал посредник, через которого он, во исполнение воли Филипа, переводил деньги на ее образование.