Интересно, сколько мужчин с тех пор было в ее жизни? Сколько их, испытавших власть ее опасного очарования? Ее поцелуи трудно забыть. Неудивительно, что Ферндаун потерял голову.

Но он приехал сюда не для того, чтобы реанимировать прошлое, а чтобы оно могло успокоиться с миром.

Поднявшись в свою комнату, Фейт скользнула в постель. Обхватив себя руками, как бы желая защититься от грядущей опасности, она принялась раскачиваться взад-вперед. Почему, ну почему она позволила, чтобы это произошло? Почему она предала все, что считала самым дорогим в жизни? Почему позволила себе забыться и — что важнее всего — почему потеряла самообладание, когда Нэш поцеловал ее? Она как будто впала в состояние транса — полное забвение всего, возбуждение, восторг. И она сама дала ему в руки мощное оружие против себя — дала так безрассудно и легкомысленно, как когда-то вручила ему собственное сердце.

Ей нельзя было сюда возвращаться, но она никогда бы и не приехала в особняк, если б только знала, что встретит Нэша.

Десять лет назад он заявил, что никогда не простит ей смерти крестного, но ни в одном страшном сне она не смогла бы увидеть, какой ужасной окажется его месть.

В кухне Нэш мрачно разглядывал почти нетронутую еду на тарелке. Заставив себя подняться, он выбросил остатки в мусорное ведро и сунул тарелку в посудомоечную машину.

Лосось всегда был одним из любимых блюд крестного. К концу жизни ему становилось все труднее есть самостоятельно — последствие перенесенного инсульта. Нэш помнил, как приехал поздравить Филипа с днем рождения и увидел его сидящим перед тарелкой с лососиной с глазами полными слез из-за собственной слабости.

Потом Нэш кормил его сам, заменяя сиделку. Это было самое малое, что он мог сделать. Филипа он любил как дедушку, которого никогда не видел. Его особняк служил пристанищем для молодого человека, когда он учился в школе, а родители уезжали за границу. Отец Нэша работал в разных странах.

Он был зарубежным корреспондентом лондонской газеты, а мама — фотографом. Их давно уже нет с ним, как и крестного. Они погибли во время восстания в одной из тех стран, откуда вели свои репортажи.

Филип обожал Фейт. Однажды он признался Нэшу, что любит ее как внучку, о которой когда-то мечтал. И крестный доказал свою любовь к девочке, упомянув ее в своем завещании как наследницу. Он изменил условия завещания с ведома и одобрения Нэша за несколько дней до нападения на него. В документе Филип предусмотрел отдельным пунктом сумму для финансирования дальнейшего образования девушки. Нэш был убежден, что, будь крестный жив, он обязательно осуществил бы свое намерение — помог Фейт получить диплом архитектора.

Их троих объединял интерес к архитектуре. Увлечение Нэша памятниками архитектуры и интересными архитектурными сооружениями привело его к приобретению первой недвижимости, еще когда он учился в Оксфорде. На унаследованные от родителей деньги он купил ряд окруженных террасами старинных домов. Причем подвигнули его на это выразительность архитектурного рисунка и необычные детали проекта зданий, относящихся к началу эпохи короля Эдуарда, а не возможность хорошо заработать, сдавая их внаем. Последнее пришло гораздо позже.

Фейт, по крайней мере, не солгала крестному, говоря о своем желании стать архитектором. Нэш, нахмурив брови, вспоминал, с каким трудом Филип боролся с последствиями удара, чтобы удостовериться, что его желание понято правильно: крестный хотел, чтобы завещание осталось в силе. Люди считали его богатым, так как он жил в большом особняке.

Морщинка на лбу Нэша стала глубже. Почти полночь — время спать.

Фейт долго не могла заснуть, напряжение не спадало, мысли, перескакивая с одного на другое, не давали покоя. Потом лиса, пробирающаяся через парк, затявкала, завыла на луну. Задремавшая девушка уже проваливалась в темноту, кишащую мрачными видениями. Они пугали ее, но бежать не было сил. Когда лиса разбудила Фейт, ей показалось, что она, перейдя границу времени, попала в прошлое. Она снова пятнадцатилетняя девочка, которая с облегчением увидела, что лежит в своей удобной постели в «Хэттоне», а не в детском доме. Еще не до конца проснувшись, Фейт села, обхватив руками колени, и вгляделась в темноту за окном. Боже, как она ненавидела интернат. Вернее, то, что ей пришлось пережить там.

Выздоровление мамы шло очень медленно. В сентябре, когда начался учебный год, ей пришлось вернуться в детский дом, чтобы ходить в школу вместе с другими воспитанницами. Школа, в которой проводились занятия для ее возрастной группы, располагалась в близлежащем городке, их возили каждый день туда и обратно на автобусе. Фейт скоро поняла, что и учителя, и все в школе считают девочек из детского дома нарушителями спокойствия в школе.

Когда педагоги убедились, что Фейт хочет учиться и серьезно относится к занятиям, они стали уделять ей больше внимания, отмечая ее успехи, хвалили и поддерживали ее. В результате группа девочек, которая пользовалась в интернате влиянием, стала проявлять к Фейт открытую неприязнь.

Несколько недель они приставали к ней, задирая ее по любому поводу, издевались и высмеивали. Поэтому Фейт была крайне удивлена, когда одна из этих задир пригласила ее пройтись вместе с ними по магазинам в субботу. Решив, что ей делают мирное предложение, вручая оливковую ветвь, Фейт простодушно согласилась. Правда, у нее совсем не было денег, но зато она с радостью помогла одной из девочек — донесла до кассы отобранные той вещи и расплатилась за них по чеку.

Только когда они оказались снова на улице, до Фейт дошла истинная цель «дружеского» отношения к ней. Компания падала от хохота, издеваясь над ней, они все чуть животики не надорвали. Выяснилось, что Фейт им понадобилась на роль приманки. Она отвлекала от них внимание, пока они ловко тянули с прилавка всякую ерунду.

Фейт умоляла их вернуть украденную косметику или заплатить за нее, но это вызвало лишь презрительный смех.

— Чего ради, нам выкладывать деньги, если вещи можно взять и так, — сказали ей.

За растерянной несчастной Фейт следила немигающими глазами девица, которая считалась лидером группы. Она была немного старше остальных, и, если верить сплетням, в ее семье к воровству относились как к обычному бизнесу. Решив, что пора вмешаться и предостеречь новичка, она схватила Фейт за волосы и резко потянула, так что девочка застонала от боли.

— Не вздумай ябедничать, Мисс Примерное Поведение, а если донесешь...

Глаза Фейт наполнились слезами, но она, закусив губу, старалась не показать остальным девчонкам, как ей больно, и не разрыдалась.

— Смотри ж, если донесешь, — продолжала ее мучительница, дергая еще сильнее за пучок пышных волос, — мы все тогда скажем, что это была твоя идея. Да, пари держу, чудной старикашка в том доме чертовски богат, как считаешь? Могу поклясться, там все ломится от ценных вещей. Сколько у него телевизоров?

Покачав головой, Фейт честно ответила:

— Не знаю. — Филип предпочитал читать, а не смотреть телевизор.

— А вот интересно, держит ли он деньги в доме? Даю голову на отсечение, они там. И не говори, что ты не подсматривала и не прихватила себе пару фунтов, Мисс Задери Нос. Не пытайся быть лучше всех, — издевалась она.

— Нет, — протестовала Фейт, радуясь появлению их автобуса. Девица вынуждена была отпустить ее.

— Но помни, — прошипела она, когда они сели в автобус, — только скажешь кому, сама за все ответишь по полной программе...

Окончательно проснувшись и вернувшись в настоящее время, Фейт сжала колени руками.

Тогда ее долго мучила совесть, потому что она так и не рассказала никому из администрации интерната о воровстве в магазинах. Ее остановил даже не страх, по крайней мере, не страх физической расправы. Скорее она промолчала из-за боязни переступить принятые у подростков законы чести, запрещающие сплетничать и доносить. Однако был момент, когда она почти решилась довериться одному человеку.