Хилда облегченно вздохнула, опустила взгляд и уставилась на тарелку с супом.

Бертолд сделал то же самое. Ужин проходил в молчании. Фредерика попыталась завязать разговор, но ни Бертолд, ни Хилда не поддержали его.

За супом последовала телятина под жирным соусом, а после нее, слава Богу, нежирный фруктовый салат. Хилде приходилось следить за фигурой. Вообще-то она была стройной от природы, но если набрать десяток лишних фунтов, то можно лишиться ролей на телевидении. А она не была такой наивной, чтобы, будучи принятой в доме миссис Кертис, уже рассчитывать на то, что всю оставшуюся жизнь сможет не работать и посвятить себя воспитанию Петл. Все могло повернуться и совсем по-другому.

Едва Хилда закончила есть фруктовый салат, как в столовую донесся пронзительный детский плач. Хилда моментально вскочила из-за стола.

— Ребенок! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Бертолд устремил укоризненный взгляд на мать, которая тоже поднялась из-за стола.

— На твоем месте я бы постаралась привыкнуть к этим звукам, — посоветовала Фредерика Кертис.

— Мама, сколько раз можно говорить? — Бертолд устало вздохнул. — Это не мой ребенок.

Фредерика рассмеялась. Совершенно искренне. Выходя из столовой, она продолжала смеяться.

Глядя ей вслед, Бертолд покачал головой. Ох уж эти женщины! Их ни за что не переубедить. А теперь еще появилась опасность того, что мать сильно расстроится, узнав, что девочка не ее внучка.

Ведь она просто отказывается слушать какие-либо доводы… даже не верит родному сыну. Предпочитает ложь этой девицы, которая, возможно, действует из лучших побуждений, но которую тоже обманули.

Хилда вернулась в столовую, держа в руках затихшую Петл, завернутую в розовое одеяло.

— Тихо, тихо, дорогая. Да, я знаю, что ты голодна и что памперс пора менять. Мне только надо… Ох! — воскликнула она, обнаружив в комнате только Бертолда. — А где Фредерика?

— Понятия не имею, — неприязненно буркнул он. — Я думал, что она тоже пошла к ребенку.

— Мне надо узнать у нее, где памперсы, которые мы купили. Послушайте, почему бы вам не подержать дочь, пока я найду Фредерику?

В ответ Хилда получила испуганный взгляд.

— Да не бойтесь, она не кусается. — Хилда подошла к Бертолду и чуть ли не насильно вложила ему в руки розовый сверток. — Если заплачет, то походите по комнате и побаюкайте ее. Тогда Петл успокоится.

— Но… но… — попытался возразить Бертолд, однако Хилда, уходя, даже не оглянулась.

Бертолд, поджав губы, стал рассматривать ребенка, лежащего на его одеревеневших руках. Его взору предстали два больших голубых глаза, безусловно очень красивых и умных. В них была безмятежность, а значит, сделал вывод Бертолд, плач был просто своего рода сигналом, означавшим: «Мне скучно, уделите мне внимание».

— Так, малышка, значит, ты тоже обманщица? — пробормотал Бертолд. — Как твоя опекунша. Если она думает, что у нее пройдет этот номер, то глубоко ошибается.

Малышку, по-видимому, напугал грубый мужской голос, ее хорошенькое личико сморщилось, и она захныкала.

Брови Бертолда взлетели вверх. Как такой неприятный звук могут испускать маленькие хорошенькие губки в форме бантика?

Моментально вскочив на ноги, он принялся расхаживать по комнате, интенсивно качая ребенка и даже приговаривая при этом:

— Тихо, тихо, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. На тебя я совсем не злюсь, а вот вся эта ситуация выводит меня из себя. Наверное, ты не привыкла к громким голосам. Или к мужским. Ладно, я буду говорить тише, обещаю…

Однако ни расхаживание по комнате, ни убаюкивание, ни уговоры — не помогали. Плач ребенка только усилился.

— Да, я вижу, что отец из тебя никудышный, — раздался голос Фредерики. Она подошла к Бертолду и забрала у него девочку. — Давай я покажу тебе, как надо обращаться с ребенком.

Уложив сверток с ребенком на свободный конец обеденного стола, Фредерика быстрым и ловким движением упрятала ручки девочки под одеяло и туго запеленала ее.

— Детям нравится, когда их туго пеленают, — пояснила Фредерика. — Тогда они чувствуют себя в безопасности.

Плач моментально стих, два голубых глазика весело уставились на Бертолда с безопасного расстояния.

— Вот видишь? — спросила довольная Фредерика.

— Да, вижу, — пробормотал Бертолд. — Все женщины используют слезы для того, чтобы добиться своего. Прямо с колыбели. Мне надо подняться наверх и позвонить. Скажи нашей гостье, чтобы была готова через пять минут. Я не собираюсь тратить на нее весь вечер. Уже девять, а мне еще надо будет поехать кое-куда.

— И куда же?

Бертолд с раздражением посмотрел на мать.

— Мама, мне тридцать три года, и нечего обращаться со мной как со школьником. Но если ты так уж хочешь знать, то я поеду на свидание к подружке.

— К подружке?

— Совершенно верно.

— Но ты не упоминал ни о какой подружке. По крайней мере… в последнее время.

— А как ты думаешь, почему не упоминал?

— Понятия не имею.

Бертолд решил, что настал момент расставить все по своим местам. Он проявил некоторую слабость, позволив матери сватать ему женщин вроде Алексис Шеридан. Решил не обращать на ее старания внимания, потому что не хотелось разом рушить все надежды матери. Ее и так очень расстроил уход Питера в монастырь.

Но теперь все, с него хватит!

— Мама, тебе известно мое отношение к женитьбе и детям, — решительным тоном начал Бертолд. — Это не для меня. Я знаю, ты надеешься, что в один прекрасный день я изменюсь. Но этого не произойдет. Надеешься, что я со временем влюблюсь. Но я не влюблюсь.

— А твоя подружка знает об этом? — лукаво поинтересовалась Фредерика.

— Знает совершенно определенно.

— Странная подружка.

— Эстер меня понимает. У нас с ней… нечто вроде соглашения.

— Хочешь сказать, что вас обоих интересует только секс?

Бертолд поморщился.

— Ну, я бы не сказал так грубо.

— А как бы ты сказал?

— Мы с ней любовники.

— Нет, это не так. Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь.

Насмешка матери ошеломила Бертолда. Он не видел ничего постыдного в подобных рациональных и разумных отношениях между мужчиной и женщиной. Он никого не обижал этим, и уж тем более Эстер.

— У тебя очень старомодная точка зрения, — буркнул Бертолд.

Он повернулся, чтобы уйти, и увидел в дверях Хилду. В одной руке она держала бутылочку, в другой памперсы.

Интересно, слышала ли она наш разговор? — подумал Бертолд. Если неприязнь в ее взгляде являлась оценкой моего поведения, значит, она слышала о моих отношениях с Эстер.

— Прошу меня извинить, — пробормотал Бертолд, подходя к двери.

Хилда быстро отступила в сторону, пропуская его. Ее суетливость показалась Бертолду просто оскорбительной. Что она возомнила? Испугалась, что если прикоснется ко мне, то может заразиться?

Бертолд едва не рассмеялся. Вот если бы она знала, что я думал о ней в течение всего ужина, тогда да, тогда ей действительно стоило бы испугаться.

К счастью, все мысли о Хилде, похоже, отошли на задний план. Возможно, потому, что он нашел верный способ избавиться от этих мыслей раз и навсегда!

Выйдя в холл, Бертолд стремительно поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Через пять минут он спустился вниз уже гораздо спокойнее. Он обрел душевное спокойствие. Эстер сказала, что будет ждать, можно приезжать в любое время.

Разумная, сексуальная Эстер.

О, если бы было побольше таких женщин!

Хилда сидела молча, вжавшись в кожаное сиденье автомобиля, принадлежащего Бертолду Кертису, и отчаянно пыталась не обращать внимания на охватившую ее тревогу.

Как и следовало предполагать, она не испытывала удовольствия, находясь наедине с этим мужчиной в тесном пространстве автомобиля. Но в данный момент Хилде мешали даже не его широкие плечи. Ощущение неловкости и неудобства возникло еще в тот момент, когда она невольно подслушала разговор Фредерики с сыном.