— Помнишь, как ты столкнула меня с лестницы за то, что я была слишком упрямой и вспыльчивой дочерью?

— Я не толкала тебя с лестницы, девчонка, ты сама упала.

— И кто же в этом виноват?

— Я верну тебе твои деньги, если ты собираешься злорадствовать по поводу того несчастного случая, — отрезала она, и я была рада, что моя строгая мама вернулась. — Если бы не эти проклятые объедки, которые называют пенсией, — продолжала она, — мне бы не пришлось тебя беспокоить…

— Ты меня совсем не беспокоишь, мам. Я же могу тебе помочь, для меня это в радость. Я люблю тебя.

Она глубоко вздохнула.

— Я тоже люблю тебя, малышка. Только позаботься там о себе. Когда у тебя будет выходной?

— Мне еще предстоит разобраться с этим. Я дам тебе знать, хорошо?

— Очень хорошо, спокойной ночи, мое милое дитя.

— Спокойной ночи, мам.

11

Шарлотта

Видно, от усталости и стольких за день эмоций, спала я крепко, но услышала, как скрипнула моя дверь.

Глаза на мгновение распахнулись, но я ничего не увидела, поэтому закрыла их и отвернулась, слишком измученная, чтобы задаваться вопросом. Затем почувствовала, как кровать подо мной прогнулась, будто кто-то прилег рядом. Мое сердце подскочило к горлу, и я резко открыла глаза. Сквозь темноту вперлась в сверкающий взгляд незнакомца.

Его рука метнулась к моему рту, заглушая крик, я всмотрелась в его глаза и поняла, что он не причинит мне вреда. Он был израненным человеком, и я почувствовала, как в моем сердце воцарился покой.

Я протянула руку и коснулась его лица. Оно оказалось прикрыто маской, которая стала теплой от его кожи, поблескивая в мягкой темноте. Он не сопротивлялся, поэтому я осторожно сняла маску, но было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо как следует. Его глаза, не отрываясь смотрели на меня. Моя рука потянулась к выключателю настольной лампы, но он, поймав, остановил ее. Его рука оказалась большой и сильной. На ладонях были мозоли.

Затем последовал поцелуй. Сначала нежный, потом все более и более страстный, пока его поцелуй не выстрелил дозой экстаза в самую мою сердцевину между ног. Я приподняла руки вверх. Пальцами одной руки нащупала его волосы, а другой — обвила за плечи, словно боялась, что он исчезнет.

Он оторвал свои губы, чтобы прижаться к моей шее. Это прожгло меня насквозь. Я опустила руки, напиваясь его сладкими ласками, хотя в голове звучал сигнал тревоги. Что ты делаешь, Шарлотта? Ты не знаешь этого человека. И все же я не испытывала ни страха, ни чувства беспокойства.

Его руки прошлись по моим пижамным штанам. Судорожный вздох сорвался с губ, когда кончик его языка опустился мне на пупок. Где-то глубоко внутри меня зародился смех. Я начала корчиться от нетерпения. Он раздвинул мои ноги и наклонил голову между ними.

— Господи, Шарлотта. Ты такая красивая. И такая чертовски мокрая, — прохрипел он.

Я узнала этот голос, поэтому подалась вперед. Он не был незнакомцем. Я знала голос этого человека.

Он опустил голову, я все еще пыталась разглядеть его лицо, но оно было почти полностью скрыто темнотой. Когда он взял мой набухший бугорок своими бархатными губами и с чувством стал его сосать, будто это была сладость, я чуть не выпрыгнула из кровати. Из меня лились соки.

Мои руки сжали простыню в кулаки, а тело выгнулось дугой. Я умудрилась даже выдернуть простыню из-под матраса, как только его горячий, влажный язык дотронулся до меня, словно я была плавящейся лавой. Я застонала от восторга.

— Ш-ш-ш... детка, — прошептал он и зажал мне рот рукой.

Я не могла прийти в себя, его язык вошел внутрь, и я ухватила его за волосы.

Я была уверена, что мои стоны перешли в крики на грани истерики. Слава Богу, что его ладонь прижималась к моему рту. Я попыталась что-то сказать, но не могла связно составить слова, из моего горла раздался приглушенный животный звук. Странный. Смущающий.

Я хотела кончить... я хотела, чтобы все это закончилось... прежде чем я окончательно обезумлю.

Мои пальцы потянулись к распухшему бугорку, чтобы помочь этому процессу, но прежде чем я успела добраться до него, он прихватил его зубами, слегка прикусив. Я почувствовала боль, которая оказалась тем самым спусковым крючком, к которому я так стремилась. Из моего горла вырвался крик. Затем из влагалища полились горячие сливки, не в состоянии сдержаться.

— Твою мать! — Пробубнила я ему в руку.

Я кончила, но сводящая с ума жажда большего не желала останавливаться. Мне хотелось большего. Намного большего. Неудовлетворенная, я пошевелила ногами и обернула их вокруг его головы, поймав его рот в ловушку своей киской.

«Кто он? Да, кто он такой, черт возьми?»

Мне необходимо было это узнать. Причем узнать сию минуту. Я наклонилась и притянула его голову ближе. Но было слишком темно, и я почти ничего не смогла разглядеть. Мне необходимо было увидеть его лицо на свету.

Когда я проснулась, моя рука тянулась к выключателю.

Я села в кровати, тяжело дыша, на лбу выступил пот. Первые слабые лучи утреннего солнца уже лились в открытое окно. Я в шоке посмотрела на себя. Мои трусики промокли насквозь. Воспоминание о боли и оргазме было до сих пор настолько явным, словно все было наяву, я оглядела комнату, уверенная, что здесь есть этот мужчина, который находился во сне между моих ног.

Никогда раньше мне не снились настолько реалистичные сны. Моя киска продолжала все еще пульсировать. Я взглянула на часы на своем телефоне и вскочила на ноги. Завтрак Закари был назначен ровно на 8.00, но до этого мне нужно было принять ванну и одеться для первой половине дня.

Было уже 7: 30 утра, я плохо начала свой первый рабочий день.

12

Шарлотта

Быстро одевшись и даже не приняв душ, я поспешила в комнату Закари. Я обнаружила его крепко спящим. Как можно нежнее и аккуратнее разбудила его. Он, казалось, ничуть не удивился, открыв глаза, даже одарил меня ангельской улыбкой. Поскольку я все еще была для него практически незнакомкой, подумала, что он может заплакать или запротестовать, когда я начну его одевать, но он покорно стоял, позволяя мне надевать на него вещи.

Собственно говоря, он почти ничего не говорил.

Меня это несколько нервировало, потому что большинство детей наоборот, не могут остановиться, постоянно болтая. Дети болтают без умолку, им все очень интересно. В первый же рабочий день меня обычно засыпают разными вопросами личного характера. «Замужем ли я? Есть ли у меня дети? Почему? Хочу ли я детей, и так далее, и тому подобное.»

Вопросы от Закари. Ни одного.

Кроме того, он почти старался не смотреть мне в глаза. Быстро позавтракав тостами и яичницей, которую он съел без особого аппетита, почти машинально, я решила, что вести его гулять в сад не стоит. Ему была просто необходима умственная стимуляция. Возможно, от других детей или от нового окружения. По моему мнению, его могло подстегнуть поиграть в песочнице с другими детьми, скатиться с горки пару раз, может даже перекувырнуться.

Я спросила миссис Блэкмор, есть ли в деревне детская площадка, и у нее чуть глаза не вылезли из орбит. Прежде чем она успела открыть рот и напомнить мне о без апелляционном списке правил, я заявила, что разговаривала вчера с мистером Кингом, и он настоял, чтобы я отвела ребенка погулять. Я не стала упоминать, что получила от него разрешение погулять в саду. Несмотря на выражение страха на ее лице, она договорилась с шофером, который готов был отвезти нас через час.

Мы сели в маленький голубой «Роллс-Ройс». И на лице Закари появилось оживление, не долго и слишком сильное, но я все же посчитала это прогрессом.

— А куда мы едем?

— В парк на детскую площадку, — сказала я с улыбкой.

Он повернул голову и стал смотреть в окно. Когда мы проезжали мимо старомодной кондитерской, я велела водителю остановиться. Согласно моему списку «делай и не делай», все цветные сладости были строго под запретом.

— Пошли, — сказала я и, несмотря на спокойный взгляд шофера, повела ребенка в магазин.

На двери висел колокольчик, который звякнул, когда мы вошли внутрь. Еще до того, как за нами закрылась дверь, наш нос наполнился сладким запахом сладостей во всех его видах. Глаза Закари стали огромными, как блюдца.

— Мне нельзя есть сладости, — мрачно сообщил он мне, — они вредны для меня. — Его глаза умоляли меня сказать, что на этот раз можно.

— Тебе нельзя есть ничего с консервантами, добавками и искусственными красителями, — ответила я, — но мы обязательно что-нибудь здесь найдем и съедим. — Я подмигнула ему. — Почти полезную пищу.

Впервые с тех пор, как мы встретились, его губы растянулись в настоящей детской улыбке.

Мы вышли из магазина с большим леденцом на палочке, сделанным из органических соков, и пакетом зефира, в котором, как заверила меня продавщица, не было никаких искусственных красителей или консервантов.

Детская площадка была небольшой, и на ней находились двое детей со своими матерями. Дети были меньше по возрасту Закари. К моему удивлению, он даже не взглянул на них. Я повела его к горкам, которые были свободными. Надеясь, что эти дети присоединятся к нему, но они почему-то не подошли, поэтому я улыбнулась и посмотрела на матерей малышей. Матери улыбнулись мне в ответ. Закари трижды спустился с горки, остановился и посмотрел на меня.

— Я уже закончил.

— Может, пойдем поздороваемся с другими ребятами?

— Нет.

Тогда я усадила его на качели, и качала, а он наслаждался. Когда он накачался, просто сказал:

— Спасибо. Я закончил.

Я подвела его к песочнице, он, казалось, был очарован синими и красными пластиковыми формочками. Начал строить замок из песка. Но когда к нему подошли другие дети, Закари тут же встал и подошел ко мне.

— Что же это такое? Разве ты не хочешь завести друзей? — Спросила я, но он не сказал ни слова. Он просто остался стоять рядом со мной, отказываясь присоединиться к остальным. Он был слишком робким для пятилетнего мальчика. Я помнила, что через час у него занятия с преподавателем по чтению, поэтому мы отправились домой.