— Папа, он очнулся и видит нас.

— Хорошо. А теперь еще шесть капель с водой, после чего я поговорю с его отцом. Молодой человек, — обратился он к брату Марка, — займите мое место. Поддерживайте своего брата и постарайтесь не дать ему заснуть. Поговорите с ним. Заставьте его отвечать вам.

— Выпейте, — сказала Рахиль, поднося чашку к губам Марка.

— Отвратительный вкус, — слабым, хриплым голосом отозвался он.

— Прекрасно. Вы можете говорить. Значит, дело пошло на поправку.

— Рахиль, если он опять вернется в прежнее состояние, дай ему еще шесть капель, — сказал Исаак. — Я буду внизу, поговорю с его отцом. Паренек, который нас привел, еще в доме? Мартин?

— Да, господин, в прихожей.

— Я хочу поговорить с твоим отцом. Пожалуйста, отведи меня к нему.

— Люди говорят, что вы можете летать, — сказал Мартин, когда они с Исааком спускались по узкой лестнице.

— Неужели? Боюсь, это не так. Как видишь, я хожу на двух ногах, как все другие люди, и порой преодолеваю большие расстояния, когда у меня много пациентов.

— Значит, вы не волшебник? — разочарованно спросил мальчик.

— Нет, не волшебник. У меня есть кое-какие познания в медицине, которые я честно почерпнул у стариков, более искушенных в этой науке, чем я.

— Вот мой отец, — сказал мальчик, очевидно, потеряв всякий интерес к гостю. Врачи не столь притягательны, как волшебники.

Исаак протянул руку и нащупал дверь. Сделав шаг вперед, он остановился, чтобы изучить комнату. В ней пахло свежей шерстью, и в воздухе, касавшемся его щеки, витали мелкие ворсинки. Между стенами и потолком эхом отдавался стук ткацкого станка, указывая на значительные размеры комнаты по сравнению с крохотными клетушками в остальном части дома. Ткач сидел, подобно пауку, в просторном центре своей вселенной — мастерской.

— Господин Рамон, — произнес Исаак, — я был у постели вашего сына.

— Он еще жив? — спросил Рамон и провел челноком по нитям.

— Когда я пришел, он был на волосок от смерти и по-прежнему находится в серьезной опасности. Но я думаю, он поправится. Кто-то должен все время находиться с ним рядом и давать ему стимулирующие средства, пока он не придет в себя и не сможет сам ходить. У вас есть надежная служанка?

— Бонаната? Хорошая девушка, но не знаю, сможет ли она ухаживать за больным. А кто тогда будет готовить нам еду? С тех пор как моя жена умерла от чумы, нам приходится изворачиваться самим.

— Возможно, вы могли бы отойти от станка на несколько часов, чтобы позаботиться о сыне, — резко сказал Исаак. — Кажется, ваши сыновья не справятся с этой задачей.

— Я не могу бросить станок на весь день, — ответил Рамон. — И даже на полдня. И не могу позволить, чтобы мой сын бездельничал все это время. Мартин в свободное от уборки и сортировки позаботится о брате. Если он выживет, так тому и быть. Мы все в руках Господа.

— Вам безразличен собственный сын?

— Я ведь послал за вами. Но Марк всегда причинял больше беспокойства, чем его братья. Правда, он хорошо управляется со станком, — ворчливо добавил Рамон. — И умеет красить пряжу в такие превосходные цвета, что я мог бы продавать ткань ко двору. Но кому в этом городе нужны подобные товары? — Он снова взялся за челнок. — Однако он всегда недоволен. Готов бросаться деньгами, уходить из дома и делать всякие глупости. Очень тяжело жить с человеком, который вечно жалуется. — Ткацкий станок снова заработал, и Исаак покинул комнату.

Он вновь поднялся по лестнице, чувствуя усталость не от физического труда, а от безумия и бессердечности людей, и ощупью нашел путь в крошечную спальню.

— Папа, — сообщила Рахиль, — ему намного лучше. Он разговаривал и пытался пройтись по комнате.

— Ходить по этой комнате всегда было нелегко, — заметил Марк. — Здесь даже блоха с трудом проберется между кроватями.

— Замечательно, — сказал Исаак, — ты уже шутишь, а значит, скоро поправишься. Выпей еще чашку микстуры, которую даст тебе Рахиль, и походи, пока твои ноги и руки хорошенько не разомнутся. Через некоторое время тебе будет можно немного поесть, но обожди до завтра, прежде чем возвращаться к привычной жизни. Можешь сказать отцу, что я не советую тебе сразу приступать к работе. А пока тебя развлечет твой брат.

Когда Исаак с Рахилью вернулись из крошечного домика ткача, Юсуф уже ждал их, бледный от дурного предчувствия.

— Господин, пожалуйста, простите меня. Я не думал, что понадоблюсь вам.

— Я уже собиралась послать его к ткачу, — извиняющимся голосом сказала Юдифь, — но тут услышала ваши голоса.

— Мы спасли жизнь его сына, — довольно произнесла Рахиль. — Он погрузился в такой глубокий сон, что едва дышал.

— Рахиль, — заметил отец, — не стоит хвастаться раньше времени. Когда мы услышим, что юноша может бегать или танцевать, тогда и порадуемся. Ты держалась молодцом, но его жизнь в руках Всевышнего.

— Да, папа, — с ноткой недовольства в голосе ответила Рахиль.

— А тебе, Юсуф, я же наказал быть здесь, — сурово продолжал Исаак. — Ты мог нам понадобиться, но прежде всего я хотел, чтобы ты видел, как поступают в подобных случаях.

— От тебя ужасно пахнет, Рахиль, — заметила Юдифь. — У тебя все платье забрызгано. И твоя блуза, Исаак. Вам обоим следует переодеться.

— Его вырвало на меня, — объяснила Рахиль. — Это не моя вина.

— Я этого не говорила, — отрезала Юдифь. — Переоденься.

— Подождите, — остановил их Исаак. Казалось, низость ткача затронула их всех, и туча гнева нависла над двором. — Я был несправедлив. Рахиль хорошо потрудилась и спасла жизнь очень доброго и достойного юноши. Она испачкала свое платье ради самого благородного дела. И будь ты с нами, Юсуф, ты бы много почерпнул и смог бы помочь. Но расскажи мне, где ты провел утро?

— Я встретил друга.

— Правда? Старого друга?

— Нет, нового. Он из Валенсии и говорит на моем языке. Он покупал на базаре благовония и лекарственные травы для своего хозяина. Его зовут Хасан.

— Он раб? — спросил Исаак.

— Да, — обеспокоенно ответил Юсуф. — Торговцы похитили его у семьи и привезли в Барселону.

— Юсуф, тебе не подобает общаться с рабами и подобными…

— Тише, милая Юдифь, — перебил жену Исаак. — Это были неспокойные времена, и многие невинные люди из достойных и уважаемых семей были похищены и проданы в рабство.

— Его хозяин — ученый, — продолжал Юсуф. — Из Монпелье. Он говорит, что может вызывать духов. По крайней мере так утверждает хозяин Хасана. Сам Хасан духов никогда не видел.

— Бедный ребенок, — произнесла Рахиль, — какая тяжелая участь.

— Он не выглядел очень уж несчастным, — заметил Юсуф. — Но это потому, что он копит деньги, чтобы купить себе свободу. Он уверен, что сможет вернуться к своей семье. — Юсуф на мгновение замолчал. — Не думаю, что он понимает, насколько трудным это может оказаться.

— Где юный господин Саломо? — спросил Исаак. — Разве у тебя не должен быть урок?

— Он извинился и сказал, что сегодня не придет, — объяснила Юдифь. — Неважно себя чувствует.

— Тогда Юсуф до обеда может почитать мне об использовании лекарственных растений. А потом я хочу, чтобы ты сходил в дом ткача и узнал, как дела у юного Марка. Я объясню тебе, на что обратить внимание.

— Да, господин, — серьезно ответил Юсуф. — Госпожа Рахиль не пойдет со мной? — тревожно спросил он.

— Рахили не подобает посещать дом, где живут четверо мужчин и всего одна служанка, только в твоем сопровождении, — объяснил Исаак. — Ты согласна, дорогая?

— Четверо мужчин? — переспросила Юдифь. — Живут одни? Сколько же лет служанке?

— На вид двадцать, мама, — ответила Рахиль. — Хотя может быть и тринадцать.

— Ты никогда не должна переступать порога этого дома без отца. — С этими словами Юдифь отправилась распорядиться насчет обеда. — И переоденься, — крикнула она с лестницы.

В четверг утром Исаак шагал по широкой мощеной улице за воротами дома, не чувствуя солнечного света, не замечая суматохи и присутствия Юсуфа и Рахили. Он размышлял о тревогах молодой матери, чья радость от появления на свет малыша внезапно сменилась слабостью и оцепенением. У нее не было ни лихорадки, ни подавленного настроения, как часто случается, и силы ее не были истощены до предела. Но накануне вечером она поймала Исаака за рукав блузы.