Я прислонился к стене и спросил: «Кто здесь? Кто вы?»

Это был мужчина, я понял по голосу. Немного погодя, когда мои глаза попривыкли к темноте, я разглядел что-то белое, вроде носового платка, на том месте, где должно быть лицо. Из-за этого голос звучал глухо, но я хорошо его слышал.

Сначала он назвал мое имя и сказал, где я работаю; он, кажется, знал обо мне все. Потом он спросил, помню ли я леди в оранжевой шляпе, которую видел в театре прошлой ночью.

Я ответил, что, если бы он не заговорил об этом, я бы сам не вспомнил, но когда он навел меня на мысль, то теперь да, помню.

Тогда он сказал — тем же спокойным голосом, даже ничуть не взволнованным: «Как вам понравится, если я вас застрелю?»

Я ничего не ответил, просто не мог говорить. Он взял мою руку и положил на что-то холодное, что он держал в руке. Это был пистолет. Я подскочил, но он заставил меня ощупать эту штуку, чтобы я не сомневался. Он сказал: «Это для вас, если вы кому-нибудь скажете об этом».

Он немного подождал, потом опять заговорил. Он сказал: «Или, может быть, вы предпочтете пятьсот долларов?»

Я услышал, как зашуршала бумага, и он что-то сунул мне в руку. «Здесь пятьсот долларов, — сказал он. — У вас есть спички? Не бойтесь, я разрешаю вам зажечь спичку, так что можете посмотреть». Я так и сделал, и это действительно были пятьсот долларов. Затем я поднял было глаза на его лицо, но успел разглядеть только платок, и он тут же задул спичку.

«Теперь вы не видели эту леди, — сказал он. — Там не было никакой леди. Не важно, кто вас спросит, говорите „нет“, всегда говорите „нет“, и останетесь живы». Он подождал минуту и затем спросил: «Теперь, если вас спросят, что вы должны сказать?»

Я ответил: «Я не видел этой леди. Там не было никакой леди». Я дрожал с ног до головы.

«Теперь идите наверх, — приказал он. — Спокойной ночи». Через платок его голос звучал как из могилы.

Я с трудом дошел до своей квартиры. Когда мне удалось войти, я тут же заперся изнутри и старался не подходить к окнам. Как раз перед тем я выкурил сигарету с «травкой»: сама знаешь, как это бывает. — Он опять рассмеялся безжизненным, металлическим смехом, который внезапно оборвался. — Я проиграл эти пятьсот долларов на скачках на следующий же день, — жалобно добавил он. Потом он беспокойно задвигался, столкнув ее с ручки кресла, на которой она примостилась. — Ты напомнила мне эту историю, ты заставила меня говорить о ней. Из-за тебя мне опять страшно, меня трясет, как много дней подряд после того. Дай мне еще сигарету, я хочу немного встряхнуться. Я совсем скис, мне надо сделать пару затяжек.

— Я не ношу с собой марихуану.

— В твоей сумке наверняка что-нибудь найдется. Из тех, что мы курили там. Ты же была там со мной, ты, наверное, кое-что прихватила. — Очевидно, он считал само собой разумеющимся, что она тоже покуривает марихуану.

Сумка лежала тут же, на столе, и, прежде чем Кэрол успела дотянуться и помешать ему, он открыл ее и вытряхнул все содержимое.

— Нет! — закричала девушка, внезапно почувствовав тревогу. — Это ерунда, не смотри!

Но он уже прочитал то, что было написано на клочке бумаги, который она не успела выхватить у него из рук. Она совсем забыла об этом листке, полученном от Берджесса. В первый момент парень лишь простодушно удивился, не осознав полностью, что это значит.

— Эй, да ведь это про меня! Мое имя, и где я работаю, и даже…

— Нет, нет!

Он оттолкнул ее.

— И звонить по первому номеру в участок, а если там нет, то звонить…

Она видела, как подозрение начало проступать на его лице, наползать на него, словно туча. Оно надвигалось откуда-то из глубины зрачков, неотвратимо, как гроза. Затем оно сменилось чем-то более опасным; в его глазах появился и застыл безрассудный страх, навеянный наркотическими галлюцинациями; страх, который стремится разрушить то, что его породило. Зрачки стали медленно расширяться, уже нельзя было разобрать, какого цвета у него глаза.

— Тебя специально подослали, ты не случайно пришла туда ко мне. Кто-то следит за мной, я не знаю, кто, если бы я только мог вспомнить, кто — кто-то хочет застрелить меня из револьвера, кто-то говорил мне, что меня застрелят из револьвера! Если бы я только вспомнил, чего я не должен был делать. Ты заставила меня!

Кэрол никогда раньше не имела дела с наркоманами, она знала о марихуане только понаслышке. Она понятия не имела о том, как наркотики разжигают такие эмоции, как подозрение, недоверие, страх, особенно если все это уже сидит в глубине сознания. Глядя на него, она думала, что перед ней существо, совершенно лишенное разума. Течение его мыслей было непредсказуемо, их направление становилось все опаснее, и она не знала, как смягчить, как направить их в другое русло. Она не могла достучаться до его сознания, потому что была нормальна, а он — на какое-то время — нет.

Он с минуту постоял в недоумении, склонив голову, глядя на нее сверху вниз из-за насупленных бровей.

— Я рассказал тебе что-то такое, чего не должен был рассказывать. О, если бы я только мог вспомнить, что именно! — Он растерянно потер лоб ладонью.

— Нет, ты не рассказывал, ты ничего мне не рассказывал, — попыталась она его успокоить. Она поняла, что лучше немедленно уйти отсюда, и инстинктивно почувствовала: нельзя, чтобы он догадался об этом намерении. И вот очень медленно, короткими незаметными шажками, она стала пробираться к выходу. Руки она держала за спиной, так чтобы можно было нащупать дверь и попытаться открыть ее прежде, чем он догадается, чего она хочет. В то же время Кэрол не отрываясь смотрела ему в глаза, пытаясь удержать его взгляд и таким образом отвлечь его внимание от своего медленного отступления. Ей стоило невероятного напряжения двигаться так ужасающе медленно. Так человек пятится от свернувшейся кольцами змеи, опасаясь, что, если он сделает слишком быстрый рывок, это скорее заставит ее броситься, а если он будет чересчур мешкать…

— Нет, рассказывал. Что-то такое, чего нельзя было рассказывать. А теперь ты пойдешь и кому-то скажешь. Кто-то следит за мной. И они придут и доберутся до меня, как обещали…

— Нет, честное слово, ты мне ничего не говорил, тебе только кажется, что ты говорил.

Вместо того чтобы успокоиться, он приходил все в большее возбуждение. Ему казалось, что ее лицо как-то съежилось. Кэрол уже не могла больше скрывать от него свои попытки ускользнуть. Она стояла у самой стенки, ее руки, незаметно вытянутые за спиной, отчаянно пытались нащупать дверной замок, но вместо этого натыкались на гладкую отштукатуренную поверхность. Она выбрала неверное направление, нужно было двигаться в другую сторону. Краешком глаза она увидела темный проем двери, до которой оставалось несколько ярдов. Если бы он только еще секунду-другую оставался там, где стоит…

Незаметно двигаться в сторону оказалось еще труднее, чем назад. Она осторожно ступала на один каблук и, перекатываясь на нем, поворачивала всю ступню, затем проделывала то же самое другой ногой, ставила их рядом и при этом старалась не сделать ни единого движения верхней частью туловища.

— Разве ты не помнишь? Я сидела на ручке твоего кресла и теребила твои волосы, вот и все, что я делала. A-а, не надо! — простонала она в отчаянии, едва успев увернуться в последнюю минуту.

Прошло лишь несколько секунд с того момента, как начался этот смертельный менуэт. Ей казалось, что прошла целая ночь. Если бы только у нее нашлась хотя бы одна из тех дьявольских сигарет, может быть…

Медленно продвигаясь боком, она случайно задела легкий столик или подставку, и какой-то маленький предмет упал на пол. Едва слышный, приглушенный стук — и она невольно выдала себя. Он заметил движение; этого было достаточно, лавина тронулась. Казалось, его натянутые нервы только этого и ждали, дав наконец волю тому, что, как она инстинктивно чувствовала с самого начала, должно было последовать с минуты на минуту. Он вышел из оцепенения и, словно неуклюжая восковая фигура, сошедшая с постамента, двинулся на нее, вытянув руки и сильно кренясь в сторону.