— Извините, я на минуту. — Она повернулась к двери.
Рослый парень в шоферской униформе вошел и почтительно остановился у двери.
— Вы не нужны мне до двенадцати. Я отправляться на ленч в «Кок Блю», так что будьте внизу в десять часов. — Затем она добавила, не меняя интонации: — И вы лучше заберите эту штуку, пока вы здесь, вы оставлять это.
Парень подошел к туалетному столику, на который она показывала, взял кованый серебряный портсигар, сунул в карман и опять отошел с совершенным безразличием.
— Это не из «Пять-и-десять», [2]вы знаете, — сказала она ему вслед, как показалось Ломбарду, с некоторой злостью. В ее глазах что-то промелькнуло, и, судя по этому блеску, Вильяму не приходилось на многое рассчитывать.
Чуть поостыв, она опять повернулась к Ломбарду.
— Я как раз говорил, что один из моих друзей однажды пришел на представление с дамой. Поэтому я и пришел к вам.
— Как?
— Я пытаюсь найти эту даму для него.
Она неправильно поняла. Ее глаза вспыхнули новым интересом.
— Ах, роман! Я любить роман!
— Боюсь, что нет. Это дело жизни и смерти. — Как и в разговорах с остальными, он не решался рассказать все подробности, чтобы не отпугнуть ее.
Но ей, по-видимому, это понравилось еще больше.
— Ах, тайна! Я любить тайна, — она пожала плечами, — пока это случаться не со мной.
Вдруг что-то заставило ее замолчать. Очевидно, произошло большое несчастье, если судить по произведенному эффекту. Певица уставилась на крошечную, инкрустированную бриллиантами вещицу, украшавшую ее запястье. Неожиданно она вскочила и принялась громко щелкать пальцами, треск при этом напоминал фейерверк. Служанка поспешно влетела в комнату. Ломбард подумал было, что сейчас его бесцеремонно выставят, чтобы освободить место для следующего посетителя.
— Вы знаете, который час? — язвительно проговорила певица. — Я не говорил вам следить внимательно? Вы очень безответственны. Вы едва не пропустили время. Доктор сказал, на каждый час. Один раз на час. Принесите микстуру…
Прежде чем Ломбард успел сообразить, в чем дело, вокруг него во всю мощь уже бушевал тайфун, которые, по-видимому, случались здесь регулярно.
Скорострельный испанский диалог, душераздирающий визг, горничная, бегающая вокруг комнаты в тщетной попытке поймать Биби, — от всего этого Ломбарду вскоре показалось, что он стоит в центре вращающейся карусели.
Наконец и он присоединил свой голос к общему гвалту.
— Может быть, вам лучше резко остановиться и повернуться в обратную сторону? — закричал он, стараясь перекрыть гвалт.
Этим все и кончилось. Биби с разбегу налетел на горничную, а та влила микстуру в Биби.
Когда с приемом лекарства было покончено и Биби с несчастным видом вцепился в хозяйку, обняв ее за шею обеими руками, так что казалось, будто у нее выросла борода, Ломбард продолжил свои расспросы.
— Я понимаю, мало надежды на то, что вы вспомните одного-единственного человека из того моря лиц, которое вы видите перед собой каждый вечер. Я понимаю, что вы выступали в течение целого сезона, давая по шесть вечерних и по два утренних представления в неделю и всякий раз зал бывал переполнен…
— Я ни разу в жизни не выступать в пустом зале, — сообщила она со свойственной ей скромностью. — Даже пожар не сравняться со мной. Однажды в Буэнос-Айрес театр загореться, так, вы думать, они уходить?
Он подождал, пока она договорит.
— Мой друг и эта женщина сидели в первом ряду у прохода. — Он сверился с клочком бумаги, который достал из кармана. — Слева от вас, когда вы стоите лицом к залу. Так вот, единственная подсказка — это то, что она вскочила с места во время второго или третьего куплета вашей песни.
Ее глаза недоверчиво блеснули.
— Она вскочить? Когда Мендоса на сцене? Это меня интересно. Я не помню, что такое случаться раньше.
Он заметил, что ее длинные тонкие пальцы слегка теребят бархат пижамы, словно она ищет достойный ответ на оскорбление.
— Ее не трогать мое пение? Может быть, она опаздывать на поезд?
— Нет, нет, нет, вы меня не поняли, — поспешил он успокоить звезду. — Кто бы позволил себе такое на вашем концерте?Нет, дело вот в чем. Это было во время номера «Чика-чика, бум». Вы забыли бросить ей букетик, и она встала, чтобы привлечь ваше внимание. Она стояла прямо перед вами одну или две секунды, и мы надеялись…
Она несколько раз быстро зажмурилась, стараясь припомнить этот случай. Она даже заложила длинный палец за ухо, стараясь при этом не испортить прическу.
— Я попытаться вспоминать для вас.
Она старалась изо всех сил. Она делала все, что помогает оживить память, — даже зажгла сигарету, хотя по тому, как неловко артистка с ней обращалась, было видно, что она не такой уж заядлый курильщик. Она просто держала сигарету в пальцах и смотрела, как она горит.
— Нет, не могу, — сказала она наконец. — Очень сожалею. Я стараться изо всех сил. Для меня прошлый сезон как двадцать лет назад. — Она печально покачала головой и пару раз сочувственно поцокала языком.
Он уже хотел было засунуть клочок бумаги в карман и в последний раз взглянул на него.
— О, вот еще что — хотя, боюсь, от этого так же мало проку, как и от остального. На ней была такая же шляпа, как и на вас, так утверждает мой друг. То есть имитация, точная копия.
Неожиданно она выпрямилась, словно эти слова что-то ей напомнили. По-видимому, теперь Ломбарду удалось полностью завладеть ее вниманием, даже если раньше он не сумел ее заинтересовать. Она задумалась. Глаза ее сузились, а потом сверкнули из-под ресниц. Он боялся пошевелиться или даже вздохнуть. Даже Биби, мохнатым клубком свернувшийся на ковре у ее ног, с любопытством поглядел вверх.
Наконец она вспомнила. Она резким движением отбросила сигарету и испустила пронзительный крик, который сделал бы честь самому голосистому попугаю в джунглях:
— А-а-ай! Вот теперь я помню!
Поток испанской речи ничего нового ему не сообщил. Наконец, после долгих излияний, она вновь перешла на английский:
— Эта тварь,которая вставала там! Эта дрянь, которая стоять перед всем залом, в моей шляпе, чтобы все это видели! Она даже попасть в свет прожектора, он освещать ее вместо меня! Ха! Помню ли я это? Будьте уверены, еще как! Вы думать, я забывать быстро такие вещи? Ха! Вы не знать Мендоса!
Она фыркнула с такой яростью, что Биби, казалось, пролетел по полу несколько футов, как сухой лист, хотя, скорее всего, он на всякий случай по своей воле спасался бегством.
И именно этот, самый неподходящий, момент горничная выбрала для того, чтобы явиться опять.
— Сеньорита, портниха уже некоторое время ждет.
Она яростно замахала руками:
— Она будет подождать еще! Я слушаю кое-что, что я не хочу слышать!
Она передвинулась к краю шезлонга, поближе к Ломбарду, и оперлась на одно колено. Казалось, то, что она пришла в такую ярость, было для нее достижением, которым следовало гордиться. Она картинно вскинула руки и, словно дятел, забарабанила ладонями по груди:
— Вы видеть, в каком я состоянии! Видеть, как я до сих пор сердита, даже теперь, спустя столько времени! Посмотрите, что со мной творится!
После этого она с воинственным видом вскочила на ноги, плотно обхватила себя за талию и принялась расхаживать взад и вперед по комнате, то и дело стремительно разворачиваясь и поднимая настоящий ветер своими широкими штанинами. Покинутый Биби скорчился в дальнем углу, повесив голову и обхватив ее костлявыми лапками.
— А для чего она вам нужна, вам и этому вашему другу? — вдруг подозрительно спросила она. — Вы мне еще не сказали!
По ее вызывающей интонации Ломбард понял, что если бы он собирался устроить счастье особы, имевшей наглость присвоить чужой стиль, то никакой помощи от Мендосы он бы не дождался, даже если бы она и оказалась в состоянии помочь ему. Он постарался изложить факты так, чтобы она подумала, что их цели полностью совпадают, хотя это было не так.
2
«Пять-и-десять» (five-and-ten), — магазины, торгующие предметами домашнего обихода и личного пользования, большинство товаров в которых стоят от пяти до десяти центов.