— Отвезу. Соглашайтесь, мисс Данс!

Кэтрин обожгло, будто огнем. «Мисс»… Как давно ей не говорили «мисс». Она поразилась собственной реакции: как?! На ней не написано, что она замужем, что она — собственность Дэвида? Смешно и горько.

— Кэтрин. Или уж доктор Данс. – Она через силу улыбнулась. — Кстати, а как же пикник, куда меня приглашал Грэй? Или вы собираетесь раздвоиться?

— Н-нет, но… можно сначала в музей, как у нас тут говорят, на динозавров, а потом на пикник.

— Отличная идея! — воскликнул подоспевший Грэй. — Великолепная! Сэм, ты просто гений.

— Скажите, пожалуйста, а друзей вы выдумали — или они и вправду существуют? — серьезно спросила Кэтрин.

— Существуют, — ответил Сэм с таким обреченным видом, что Кэтрин поняла: если и существуют, то ни о каком пикнике слыхом не слыхивали.

— Не верю, — вздохнула Кэтрин. — И какой пример вы подаете своему юному другу и моему сыну?

Сэм, судя по выражению лица, хотел найти у Тома поддержку — но не нашел. Равно как не нашел и Тома. Грэй втихомолку утащил его куда-то и оставил Сэма наедине с Кэтрин.

Кэтрин даже посочувствовала Сэму. Тот с шумом втянул воздух. Со стороны казалось, что по мере поступления кислорода в легкие его кровь отступает к щекам. Почему — непонятно.

— Может быть, прогуляемся? — предположил он севшим от волнения голосом.

— Давайте, — легко согласилась Кэтрин. Она знала, что далеко Сэм ее не уведет и зла ей не причинит.

Они неторопливо двинулись по дорожке, которая вела к дому. «Вот тебе и прогулка», – подумала Кэтрин.

Сэм тер ладонью кадык, словно ему что-то сильно мешало дышать.

— У мисс Грэхем великолепный розарий, как вы думаете? — начал он.

— Сэм, у нас ничего не получится, – сказала Кэтрин без обиняков. Зачем мучить беднягу? Ей эти простые слова ничего не стоят, а ему не придется пыхтеть и лезть из кожи вон, чтобы изобразить из себя что-то такое, что ей понравилось бы. — Точнее не так: между нами ничего не будет.

— Я не в вашем вкусе? – печально спросил он.

— Во-первых, я сейчас не ищу ни с кем романтических отношений. Мне это не нужно. Во-вторых — да. Не в моем. Я уверена, что вы замечательный человек, добрый, и веселый, и еще даже не знаю какой, но при всех ваших мыслимых и немыслимых достоинствах я вижу в вас прежде всего нового друга моего сына. Но никак не своего потенциального партнера.

— Ну что ж я такой невезучий? — вопросил он шепотом. К кому обращался — неясно, может быть, к небесам.

— А вот это глупости. Если вы положили глаз на уставшую женщину, у которой за плечами неудачный брак и куча проблем, то тут вопрос не в вашем невезении, а в моем… — Она улыбнулась. — И не стоит делать из этого трагедию. Даже я не делаю.

— У вас необыкновенный сын.

— Это правда. — Кэтрин улыбнулась, согретая изнутри оправданной материнской гордостью. – И знаешь что, Сэм? Я не могу предложить тебе ни руку, ни сердце, но вот дружбу — запросто и с огромным удовольствием. Думаю, дружбу Тома ты уже завоевал.

Сэм просиял так, что чуть не ослепил Кэтрин улыбкой. Видно было, что ему еще немножечко больно, но мир стремительно расцвечивается новыми красками.

— Я буду очень-очень рад! Это… это… — Казалось, он сейчас заплачет.

— У тебя нет друзей, кроме Грэя? — догадалась Кэтрин.

— Нет, – честно ответил Сэм.

— Теперь — есть. А если Грэй будет возражать — ему придется иметь дело со мной!

Сэм смотрел на нее счастливыми глазами, и вскоре такими же глазами стали смотреть на нее подошедшие Том и Грэй.

И только мисс Грэхем осталась недовольна: она уже придумала, какое платье сошьет себе на свадьбу Кэтрин и Сэма.

В понедельник Кэтрин собиралась на работу, мучимая странной тревогой. Эта тревога заставила ее задолго до звонка будильника открыть глаза, будто присыпанные песком. Она минут тридцать стояла под душем, включала то горячую, то холодную воду, намыливала себя тем ароматным гелем и этим, но тревога не утихала. Она высушила волосы феном, тщательно подобрала одежду (переоделась три раза), аккуратно нанесла макияж…

В кухню она вышла в таком виде, что не стыдно было бы идти и на собственную свадьбу. Или развод.

С тех пор как Сэм, оговорившись, назвал ее «мисс», она затосковала. Ей очень хотелось бы освободиться от Дэвида. Вообще. Развестись, стать снова свободной женщиной, вернуть девичью фамилию, в конце концов! Лучше носить фамилию своего отца, чем бывшего мужа-садиста.

Проблема в том, что развод ей не светит. В ближайшее время, по крайней мере. И когда это «ближайшее» время закончится, неизвестно.

Подать на развод — это значит дать знать о себе Дэвиду. Протянуть ниточку, по которой он ее непременно найдет. Нить Ариадны, которая приведет к ней чудовище, минотавра. Кажется, она что-то напутала с мифом, но в ее положении это простительно.

Кэтрин глубоко вздохнула. Даже если она когда-то и станет настолько сильна и независима, чтобы осмелиться связаться с Дэвидом и подать на развод, она его вряд ли добьется. Усмешка. Как добиться расторжения брака с одним из самых удачливых адвокатов в своем городе? С его-то связями и деньгами…

В то, что Дэвид даст ей полную свободу по доброй воле, Кэтрин верила не больше, чем в то, что она когда-нибудь станет княгиней Монако. Помечтать приятно, но рассчитывать на такое наивно, если не сказать — глупо.

Она приготовила плотный завтрак. Когда-то Кэтрин прочитала в одной из очень толковых книг о здоровом образе жизни, что завтрак должен быть самым главным приемом пищи. Тогда она решила, что непременно попробует. Когда-нибудь.

А почему все новые и интересные вещи нужно откладывать на это неопределенное «когда-нибудь»? Которое к тому же, вероятнее всего, никогда не наступит!

Да, сегодня она слишком рано встала и теперь необыкновенно голодна, обычной тарелкой хлопьев, тостами и омлетом не обойтись. И это счастливое стечение обстоятельств, благодаря которому одно «когда-нибудь» все-таки наступило. Но бессчетное множество их, этих «подходящих моментов», так и не придет. И приползет ее жизнь к концу, выцветшая от однообразия, тусклая, блеклая — стыдно за такую.

Она делает всегда только то, что уже когда-то делала. Ну почти всегда. По крайней мере, раньше они с Дэвидом путешествовали, причем по новым маршрутам, а недавно она сбежала от него… И это уже хорошо. Но что будет дальше? Она готовит одни и те же блюда, говорит одни и те же слова, наблюдает, лечит, оперирует пациентов с одними и теми же болезнями, носит одну и ту же одежду, а если покупает новую, то она похожа на старую. Почти все ее время уходит на повторение того, что уже когда-то было — сделано, сказано, подумано. «Все как всегда». Но… господи, ей уже тридцать, в лучшем случае ей осталось два раза по столько же! А сколько она успеет? А сколько она не успеет? Она горько усмехнулась. А сколько она не успеет, если будет и дальше делать все так же, как уже когда-то делала? Сколько ее «когда-нибудь» никогда не наступит? Сколько всего интересного и нового с ней не случится?

Что это — кризис тридцати лет или пробудившееся сознание?

Она будет дурой, если это забудет. Если, уже осознав все, проживет жизнь, где вместо живописных полотен и неповторимых гравюр — трафаретные рисунки. Где сегодня неотличимо от вчера и очень похоже на завтра. Ну уж нет!

Кэтрин разбудила Тома спортивным свистком, который в субботу подарил ей в качестве талисмана Грэй. Никогда не делала ничего подобного!

— Мама, я столько не съем! – в ужасе выдохнул он, увидев салат и отбивные с пюре. Чего он так испугался, непонятно.

— А ты попробуй, — предложила она. — Ты ведь не проверял. К тому же ты мужчина, тебе нужно мясо.

— Я хочу мясо на обед…

— Мужчины не хнычут.

— Я еще маленький!

— Правда? Я напомню тебе об этом, когда в следующий раз попросишь посмотреть телевизор до одиннадцати.

Том с достоинством принял поражение и с удивительным аппетитом начал уплетать салат. Кэтрин, удовлетворенная, последовала его примеру.