Через лужайку перед домом прыгал крольчонок, который спешил укрыться от ее собачьей банды. Впрочем, ни одной из такс все равно не удалось бы за ним угнаться: все они были исключительно толстыми и ленивыми созданиями, тем более что сейчас продолжали где-то мирно спать. Только вот кролик ничего об этом не знал.

К счастью, кроликов в этом году немного. Иногда они объедали ценные растения, хотя больше всего от их нашествий, конечно же, страдал огород. Кто-то из соседей посоветовал Фионе травить или отстреливать пушистых нахалов, но она так и не смогла. У нее никогда духу не хватало просто так убить живое существо, пусть оно и сожрало всю молодую капусту.

Фиона направилась было к своему магазину «Кладовая природы», однако затем передумала и свернула к оранжереям. У Фионы их было две. Новую она построила несколько лет назад. В летний сезон она пустовала: часть растений была пересажена в сад, часть отнесена в магазин на продажу.

Старая оранжерея досталась ей от матери. Оборудование — отопление, кондиционер, система автоматического полива — было здесь не так совершенно, как в новой. Зато на стене здесь еще висели садовые ножницы матери и ее старый расшитый передник. Фиона хорошо помнила, как они с сестрами играли и бегали здесь, в то время как их мать сажала и поливала растения. Рита всегда относилась к тому типу матерей, которые считают, что дети должны принимать самое активное участие в жизни, а не наблюдать за ней с безопасного расстояния. Сестры часто уходили с отцом в поля. Фиона же никогда к ним не присоединялась.

Она обожала составлять компанию матери, наблюдать за тем, как Рита ухаживает за растениями, как сушит их и составляет из них различные лекарственные сборы. Мать всегда любила говорить, что нужно внимательно прислушиваться к потребностям каждого растения, понимать, что им нужно. Это как с вещами, только растения живые. Рита была жизнерадостным, эмоциональным человеком, неисправимым романтиком. Она была женщиной в полном смысле этого слова. И только мать знала об истинных причинах развода Фионы с Симпсоном.

Стоило Фионе вспомнить, как мать обняла ее и принялась утешать, точно маленькую девочку, как на глаза у нее наворачивались слезы. Фиона не стыдилась плакать. Она делала это довольно часто, но сейчас было еще определенно слишком рано для такого взрыва эмоций. Поэтому ей оставалось лишь закатать рукава и приняться за работу. В жаркую летнюю пору в оранжерее было не так уж много растений — только те, над которыми в данный момент экспериментировала Фиона. И работа могла помочь, отвлечь ее от мрачных мыслей, заставить успокоиться. Ей определенно потребуется быть спокойной к тому моменту, как проснется Колин, чтобы продолжить играть свою роль и ничем не показать, насколько она выбита из равновесия. Колин — совершенно чужой человек, пусть и чертовски притягательный, и ему незачем знать о ее проблемах.

Фиона оборвала несколько сухих листиков, проверила влажность почвы и собралась было развернуть длинный тонкий шланг для полива, как вдруг услышала звук открывающейся двери. На пороге стоял Колин. В расстегнутой рубашке и старых поношенных джинсах он показался Фионе таким же неотразимым, как и прошлой ночью, при свете свечей. Его появления она никак не ожидала, но быстро взяла себя в руки.

— Черт возьми, неужели я тебя разбудила? — огорченно воскликнула Фиона. — Я ведь так старалась вести себя тихо! Я была уверена, что после такого долгого путешествия ты захочешь как следует выспаться.

— Меня разбудила не ты, а телефон. — Ах да, Фиона совсем забыла, что в спальне, где спал Колин, тоже есть телефон! И он весьма немелодично затрезвонил, когда Симпсон позвонил. — Обычно такие ранние звонки не предвещают ничего хорошего. У тебя все в порядке?

— Да, лучше не бывает, — спокойно ответила она, но уже в следующую секунду не сдержалась и шмыгнула носом. Все-таки она слишком мало пробыла в оранжерее, чтобы успокоиться и с улыбкой разговаривать с Колином так, будто ничего не случилось.

Она ничего не могла с собой поделать: слезы сами наворачивались на глаза. В юности она ужасно стеснялась своей импульсивности и эмоциональности. Позже оказалось, что из этих качеств можно извлечь свою пользу. Мужчины страшно пугались, едва завидев слезы. Они предпочитали не связываться с эмоциональными женщинами, и это было Фионе на руку. Чаще всего.

— Эй! — Вместо того чтобы запаниковать, как все нормальные мужчины, Колин медленно подошел к ней. От него пахло едва-едва вчерашним одеколоном и теплым сонным мужчиной, и это расстроило Фиону еще больше. — Что произошло? Плохие известия? Плохое утро?

— Просто дурное настроение, ничего больше, — отмахнулась она.

— Кто-то умер? — продолжал настаивать шотландец.

— Нет. — Замотала она головой.

— Это был какой-то идиот, с которым ты недавно рассталась? — предположил Колин.

— О боже, нет! — воскликнула Фиона.

— У тебя что-то болит? — продолжал расспрашивать он. — Еще одна пчела?

— Нет. Ничего не случилось. — Ну как же он не понимает, что следует просто больше не спрашивать! На редкость упорный мужчина.

— Но кто-то же звонил, — не отставал Колин.

— Да. — Фиона не выдержала. В конце концов, это не секрет, а она испытывала жутчайшую потребность прямо сейчас рассказать хоть кому-нибудь. Хоть фикусу в углу, хоть Колину Макбрайту. — Мой бывший муж решил сообщить мне, что у них с женой родился ребенок. Уже второй. Сын. Они очень счастливы. И я рада за них. — Она смахнула слезу.

Да уж. Теперь Колин точно решит, что она ненормальная: радуется и одновременно плачет. И не дай бог, он примется утешать ее или говорить какие-нибудь глупости, которые говорят мужчины, когда женщина в их присутствии рыдает из-за совершеннейшей, на их взгляд, ерунды.

Ничего такого Колин не сделал.

Не обращая ровно никакого внимания на ее непоследовательное поведение, он прошел мимо Фионы, слегка задев ее плечом. А потом оглянулся и с любопытством принялся разглядывать горшки и растения в них. Он нюхал цветы. Пробовал землю на вкус. Да, он на самом деле пробовал ее на вкус.

Ну как она могла не отвлечься от грустных мыслей?

— Ты что, всегда ешь землю? — спросила Фиона с улыбкой и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Да. Существует множество лабораторных тестов, позволяющих определить ее состав, но иногда вкус и обоняние могут дать более достоверную картину. Когда я пробую почву на вкус, то сразу чувствую, кислая она или нет. — Он прошел чуть дальше и снова остановился. — А это и есть твои эксперименты с розовыми кустами?

— И не только с розами.

Она еще не успела успокоиться, поэтому снова впала в состояние безудержной болтливости. Это было словно оправдание за недавние внезапные слезы.

— Когда после развода я снова вернулась в родительский дом, то не знала толком, что мне теперь делать. Родители уже вышли на пенсию и переехали во Флориду. Все же отец не хотел продавать эту ферму, потому что предполагал, что кто-то из нас, его дочерей, еще захочет здесь пожить. Ну вот, я сюда и приехала. С поиском работы я могла не торопиться, потому что при разводе бывший муж выплатил мне солидную сумму. Он оставил себе наш прежний дом и отдал мне половину его стоимости. Впрочем, я считаю, что это была своего рода компенсация.

— Действительно? — сказал Колин нейтральным тоном.

— Да. Он очень виноват передо мной. И он это знает. — Фиона решительно свернула с опасной дорожки, куда могли завести эти рассуждения. — Как бы там ни было, вернувшись сюда, в эту оранжерею, я вдруг вспомнила, как я ребенком помогала здесь матери, как мы сажали вместе цветы. Я понятия не имела, чем буду заниматься после развода, и «Кладовая природы» показалась мне неплохим вариантом. Разводиться это как… как что-то разрушать, понимаешь, о чем я? Поэтому мне захотелось что-то создать. Что-то вырастить. Короче говоря, целенаправленно что-то строить, вместо того чтобы сносить.

— Да я смотрю, у тебя это дело спорится! — Он прикоснулся к одному из розовых бутонов.