Через несколько дней после «народного волеизъявления» газета «Вашингтон пост» и журнал «Тайм» опубликовали придерживаемое до поры сообщение о том, что штаб по избранию Ельцина на второй срок прибегал к услугам американских специалистов в области избирательных кампаний. Таковых было названо пятеро: Джо Шумейт, Феликс Брайнин, Стивен Мор, Джордж Гортон и Ричард Дрезнер. Шестого, Дика Морриса, попавшегося в Вашингтоне с поличным в момент передачи через путану секретной информации из Белого дома, предпочли не упоминать. А она между тем касалась еще одного, седьмого «специалиста» по выборам президентов - Рикардо Франчини, он же Аслан Козиноглу, для которого убивать - услада, хотя накануне избирательной кампании был очевиден умысел свести к минимуму количество возможных жертв и одновременно довести нагнетание обстановки до максимального уровня.

«Тайм» охарактеризовал американских джентльменов как «мастеров технологии подсознательных манипуляций, составляющих основу пикантных политических мыльных опер». Джентльмены работали в обстановке строжайшей секретности, тайно обосновавшись в номере 1120 на одиннадцатом этаже московского «Президент-отеля». Пикантности плыли сюда косяками. Ознакомившись с исходными данными опросов общественного мнения, показывавших, что пять кандидатов опережают Ельцина во всех рейтингах, а сам он может едва рассчитывать на шесть процентов голосов, Дрезднер откровенно сказал Олегу Сосковцу, возглавлявшему тогда избирательный штаб: «Если бы мы были в США, то типу с такими показателями посоветовали бы сменить работу».

Сосковец, опасавшийся, как бы аутсайдер вообще не помер на дистанции от передозировки стадионных сценических эффектов, прыгая козлом при своих инфарктах, только рассмеялся в ответ. А потом признался: «Ваша основная и главная задача - за неделю до выборов предупредить нас и сказать, следует ли их отменить. На тот случай, если вы сочтете, что мы проигрываем».

Это была ключевая фраза, объяснявшая все ложные следы и все официальные версии кремлевской игры в терроризм накануне первого тура. Однако вторая серия взрывов в троллейбусах центральных маршрутов, прогремевших подряд 11 и 12 июля, казалось бы, опровергала версию хладнокровно и цинично создаваемой в Москве обстановки террора с последующим объявлением чрезвычайного положения и отменой выборов. Ведь уже все стало на свои места в сюжетной интриге Гусинского и Березовского, а также примкнувшего к ним Чубайса. Сосковец, Коржаков и шеф ФСБ Барсуков изгнаны как изобличенные злодеи, пытавшиеся подставить ножку «всенародно избранному» аутсайдеру, сам он сохранил монополию на трон, а председатель Центризбиркома Николай Рябов готовился отбыть послом в Чехию, где его не достанут назойливые вопросы оппозиции.

Запад глухо ворчал: приложены максимальные усилия для получения почти нулевого результата. Миллиарды долларов, выделенные с расчетом на «некоторые нарушения норм объективности и правил финансирования избирательной кампании», дали такой расклад объективности, что ради положительного сальдо пришлось спешно причислить усилиями Чубайса еще и тридцать пять градусов Цельсия в качестве электоральных процентов, иначе победа не выпевалась и не вытанцовывалась. И даже при таком раскладе 43 процента получилось - за Зюганова. Кто после этого поверит, что все они станут жить по указам президента?.. Тут снова пошли экономные до трогательной гуманности тротиловые эквиваленты: 200 граммов на троллейбусный маршрут № 12, 200 граммов - на маршрут № 48, 200 граммов - на автобусный маршрут, когда уже в парк ехать. И еще восемь раз по столько тротила позволили нечаянно обнаружить в людных местах. Зачем? А затем, чтобы мыслили, как существуют. Чтобы лето случилось жарким, и чтобы грозы не было. Чтобы забыли, но, чтобы и помнили. Чтобы ничего никому не надо было объяснять. И чтобы каждая буфетчица в Москве знала, где принимают донорскую кровь, которой с приближением выборов всегда не хватает.

Желая любви без ненависти и власти без насилия, электорат покорно брел заложниками в туманную перспективу , освобождающих опытов робота-сапера по прозвищу Вася-маленький. И разум возмущенный давно уже не кипел, а только булькал. И дай бог, чтобы Вася-большой не понадобился, когда картавая, в погребальном аквариуме, бороденка перестанет быть культовой. Все эти актуальные тревоги имели отношение к дону Рикардо как халат в чужой ванной.

Еще более далек был от них шеф-повар ресторана «Токио». Тут он вообще в нулевом градусе смысла. Волнения разрывали закольцованную кухней поварскую жизнь, если, допустим, запаздывал рейсовый самолет «Аэрофлота» из Токио, с которым раз в неделю доставлялись для ресторана хрупкие сушеные рыбки и специи, каких нигде больше в мире нет.

Сложности иного характера возникали в дни, когда в Москву наезжал из Турции или Испании дон Рикардо. В такие дни сильно нервничал метрдотель Кобаяси-сан, хотя это было заметно только по тому, что он почти не мигал - так напрягались мышцы сложно улыбавшегося лица. Важный посетитель со своими «якудза» никогда не уединялся в отдельном кабинете, предпочитая открытые встречи с московскими сотрапезниками. Впрочем, в кабинете не было необходимости, поскольку «якудза» требовали немедленно закрыть ресторан , на неопределенное время, и Кобаяси-сан вынужден был обзванивать постоянных клиентов с извинениями от имени фирмы, а потом делал служебный звонок господину с трудной русской фамилией - Цимбалистов, докладывая ему обо всем, что видел и слышал. Уважаемый господин возглавлял гостиничный комплекс «Россия», куда входил и ресторан «Токио». Цимбалистов-сан неизменно спрашивал: «Что, опять пиранья приплыла?»

- Осень даже, - неизменно отвечал Кобаяси.

- Скажи ему, пусть побыстрее доедает свою «сюсеку» и отправляется в мавзолей Ленина... Нет, ты обязательно скажи ему, что оттуда уберут святые революционные мощи, и он сможет купить себе эту гробницу, она ему скоро пригодится.

- Осень даже, - отвечал Кобаяси-сан и отправлялся проверить, жив ли корм для пираньи, которая ютилась в довольно тесноватом аквариуме. Дон Рикардо любил кормить ее на виду у всех. Не все, правда, переносили это зрелище, когда пиранья в секунды обгладывала живого крольчонка до скелета, и жестокий аттракцион укрыли в отдельном помещении.

Дон Рикардо требовал вернуть на место аквариум, утверждая, как весомый аргумент, что сам он живет, словно пиранья, зато всем открыт и каждому доступен. Но господин Цимбалистов, которому метрдотель передавал претензию, не имел права уступить в этом вопросе. Тут дело такое. Сколько бы ни было охранников у дона Рикардо и каким бы богатством он ни обладал, его, обвинявшегося в США в наркобизнесе, в Бельгии - в отмывании «грязных» денег, в Германии - в контрабанде, и близко не подпустили бы к ресторану «Токио», который регулярно посещали руководители кремлевской администрации, члены правительства, крупные политики и даже члены семьи президента Ельцина. Заведение всегда находилось под присмотром службы охраны президента, и можно не сомневаться, что Франчини быстро нашли бы подходящее место в пределах Матросской Тишины, однако неразрешимой проблемой вставало на пути то обстоятельство, что дон Рикардо как раз и встречался в «Токио» со всеми выше перечисленными должностными лицами и даже с членами семьи президента Ельцина.

Метрдотель ресторана не испытывал приятных чувств от сеансов кормления пираньи, называя ее не рыбой, а речной гиеной, что, безусловно, точнее. Прожорливость этих тварей превосходит всякое вероятие, они нападают на любое животное, не смущаясь его размерами. У крупных рыб отгрызают вначале хвостовой плавник, чтобы лишить возможности управляться, а потом уже терзают все остальное. Даже аллигаторы спасаются бегством от стаи пираний. Причем спасаются, переворачиваясь в воде брюхом кверху, иначе пираньи быстро лишат их этого брюха.

«Работаем!..» - послышалась в динамике негромкая команда из зала, и к прозрачному со стороны Кобаяси декору направился дон Рикардо со своим гостем в окружении охраны. Метрдотель с поклоном распахнул двери, не зная, что с этого дня полетят кувырком все его надежды на благополучное завершение московского контракта, что нетрезвый гость дона Рикардо забудет в ресторане папку с какими-то секретными документами, которую Кобаяси передаст господину Цимбалистову, не интересуясь ее дальнейшей судьбой, а сам господин с трудной русской фамилией будет вскоре растерзан взрывом и контрольными выстрелами в упор, и только год спустя бывший метрдотель ресторана «Токио» услышит про мельком виденные им счета президентской семьи, кои находились в забытой папке, про шумную отставку генерального прокурора России, про то, что там снова гремят взрывы на улицах, в организации которых неофициально обвиняли дона Рикардо, этнического крымского татарина, которого на самом деле зовут Аслан Козиноглу - услышав про все это, ушедшее от него далеко и навсегда, Кобаяси-сан, задумчиво усмехнувшись, скажет по-русски: «Осень даже пираньи...»