Люси яростно намалевала на чистом листе испуганного селезня с лицом Морта и выглядывающую из кустов Веронику в образе лисы. Вышло похоже — но облегчения не принесло.
Зеленоглазый демон по имени Ревность терзал сердце Люси Февершем…
Вернулась Вероника ближе к ночи, сияя, как начищенный соверен.
— Я так и знала, что ты все врешь! Он стал настоящим мачо! Эти твои шуточки — толстый, лысый… Я рассказала Морту, он смеялся.
— Вот спасибо! Ты в курсе, что я арендую унего этот дом?
— Он не обиделся, не волнуйся.
— Ну конечно!
— Если что, я за тебя его попрошу. МНЕ он не откажет. Нив чем.
Люси с бессильной яростью смотрела на порхающую по комнате сестричку, а Вероника заливалась соловьем.
— …Он был чертовки мил, даже странно — после стольких лет все помнить. Сегодня мы устроим ночь воспоминаний. Он пригласил меня на ужин. Да, ты тоже можешь пойти, так он сказал.
— Нет, спасибо. Мне голову лень мыть.
— Я скажу, что у тебя болит голова.
Люси прислушалась к себе. Вероника накликала, не иначе. В висках колотится тупая боль, которой еще предстоит разлиться по всей ее бедной головушке…
Казалось, куда уж хуже — но при виде Вероники в вечернем платье Люси стало совсем плохо. Павлиньи перья и шелк, слегка прикрывающие совершенное тело в стратегически значимых местах… После ухода Вероники Люси пригорюнилась и всплакнула.
Хорошо, что только самую малость, потому что через полчаса в дверях появилась невозмутимая Сара со стаканом воды и двумя большими таблетками в руках.
— Говорят, у тебя голова болит? — Д-да…
— Тогда пей, потом посиди пять минут и бегом одеваться.
— Не пойду я никуда!
— Пойдешь как миленькая, потому что я не собираюсь весь вечер улыбаться этой стерве и смотреть, как она выпрыгивает из платья, чтобы увести у тебя мужика.
— Это ты про мою сестру?
— Нет, про мою прабабушку! Так, посмотрим, что нам выбрать… Вот это зеленое, волнами. Отличный контраст — строгая элегантность и безупречный вкус против рождественской елки с глазками.
— Сара, я не хочу…
— Боишься проиграть?
— Ну и боюсь!
— Я все равно притащу тебя, хоть связанную, хоть в ночной рубашке. Быстро вымыла голову и оделась! Сейчас я тебя подкрашу… слегка, чтобы глазки опухшие было не видно… Ресторан все же…
— Какой ресторан? Разве вы не в доме?
— Еще чего! Она же ночевать напросится. Морт заказал нам столик в бывшем баре своей мамы. «Герб Февершемов», да?
— О господи… Там же будут люди…
— Люси, ты совершенно одичала, вот что я тебе скажу. Естественно, будут, времени всего десять. Мальчишки играют дома, Презент спит на крыльце, прислуга за всем проследит. В ванную!
Через полчаса Люси, накрашенная и наряженная, сидела в машине Сары и страдала. Зеленое шелковое платье сидело отлично, и тонкая золотая цепочка пришлась кстати, но ехать в ресторан, где блистает Прекрасная Вероника…
— Ой, Сара, а Морт… он не удивится моему появлению?
— Ой не могу! А кто меня за тобой послал, как ты думаешь? Голова болит… придумала бы что поинтереснее…
— Почему он сам не пришел?
— Он хотел, но я отговорила. Все же хозяин вечеринки. Там будут еще Олаф и архитектор из Глазго, хороший парень.
— Ну да. Мое отсутствие нарушает четкую схему рассаживания за столом…
— Что она несет, боженька! Все, приехали. Иди борись.
— Я не хочу.
— Надо! Вся жизнь — борьба.
Морт поднялся ей навстречу и улыбнулся. — Американский аспирин творит чудеса? Привет. Я рад тебя видеть. Вероника проворковала:
— Чудесное исцеление болящих…
Джош Радецки галантно встал и выдвинул для Люси стул.
— Садись со мной, Люси, пусть Сара поревнует.
Сара громко хмыкнула.
— Люблю оптимистов! Как ты думаешь, зачем молодой красотке вроде Люси принимать ухаживания лысеющего немолодого мужика вроде тебя? Только из жалости, никак иначе.
— Чего это вдруг — немолодого? Я всего на год старше Морта.
— А выглядишь хуже. Вероника опять вмешалась:
— Ну девушка тоже уже не первой свежести, к тому же просватана… Как, вы не знали? Джереми Ривердейл готовится ввести в дом молодую жену с готовым ребенком. Мама на седьмом небе. Ривердейлы — прекрасная семья, наши соседи, бывшие, разумеется.
Люси случайно посмотрела на Морта — и опешила, наткнувшись на бешеный взгляд его почерневших от ярости глаз. Впрочем, голос Морта был спокоен:
— Действительно сюрприз. Поздравляю, не знал.
Сара негромко и тревожно поинтересовалась:
— А я знаю этого Джереми? Люси, ты не рассказывала…
— Он мой старый друг. Ничего больше, но… Веронике больше нравится считать, что я пристроена в хорошие руки. Она такая отзывчивая, наша Вероника.
— Да, и платье ей очень идет. Жаль, что не нашлось ее размера — того и гляди выпадет из декольте… Люси, не сиди ты как мышь под метлой. Действуй!
— Легко сказать…
Морт бросил на Люси свирепый взгляд и едва ли не рявкнул:
— Налить тебе что-нибудь? Люси начала злиться.
— Да! Виски! Чистого!
Он посмотрел на нее странным и тоскливым взглядом — и отвернулся к Веронике.
Старшая сестрица была в ударе. Даже Сара и Джош смеялись ее шуткам, архитектор из Глазго напоминал кролика, имевшего неосторожность влюбиться в удава, а невозмутимый Олаф, успевший выпить бутылку джина, неподвижным взором смотрел в одну точку, находившуюся ровно в середине декольте Вероники…
Разговор перешел на детей. Вероника была категорична — дети современной женщине только мешают. Сара немедленно нахмурилась и ринулась в бой:
— Я с вами совершенно не согласна, Вероника! Тедди стал для меня всем и полностью изменил мою жизнь.
— Для вас — вполне возможно. Но вот сидит моя младшая сестренка. Ее жизнь практически загублена, и, я уверена, она со мной согласится.
Люси медленно, маленькими глотками, выпила порцию виски. В голове шумело, перед глазами плыл туман, но звуки вдруг стали отчетливее. Архитектор неожиданно заинтересовался:
— Я и не знал, что у вас есть дети, Люси. Сколько же?
— Только один. Билли. Сын. Мой сын. Морт немного помягчел лицом и заметил:
— Ты мог видеть его в усадьбе, Дерек. Светленький мальчик, довольно высокий для своих лет. Они дружат с Тедди…
Вероника взмахнула сигаретой.
— А я, наоборот, считаю, что в девять лет можно было бы быть и повыше. Впрочем, детство у малыша было тяжелое. Он ведь родился незадолго до моего совершеннолетия. Я почему помню — Люси не была на празднике, ее к тому времени уже сослали от публичного позора. Глупость ужасная, ведь потом она все равно вернулась, с ребенком на руках, и все обо всем узнали…
Густой, вязкий туман. В этом тумане отчетливо слышен только голос Вероники — пронзительный, громкий, веселый. Я люблю тебя, сестричка. Несмотря ни на что, оказывается, люблю. Ты и в самом деле никогда меня не осуждала и открыто смеялась над мамой и ее подругами, кудахтавшими о фамильной чести. И Билли ты любишь, а он — ты не поверишь! — любит и жалеет тебя. Он считает, что ты очень доверчивая и простодушная.
Он прав. Ты простодушна до такой степени, что все окружающие считают тебя змеей.
Не смотреть на Морта. Не смотреть. Сейчас он может убить. И совершенно правильно. Нельзя лгать.
Лгать невыгодно. Рано или поздно ты запутаешься во вранье, ошибешься — и тебя поймают врасплох.
Голос Морта доносится сквозь туман. Очень спокойный, вежливый голос…
— Значит, девять… И кто же все-таки его отец? А, Люси?
Вероника вновь опередила ее:
— Семейное предание гласит, что это был молодой итальянец, впоследствии трагически погибший, я забыла от чего. Я в эту чушь никогда не верила, потому что еще у троих моих подружек в точности такая же история, а это уже неестественно. Итальянцы вполне здоровые ребята. Здесь какая-то тайна. Люси, не хочешь открыть ее именно сегодня?