— Брэнд Мэрфи, где ты был?!

Этот строгий голос, доносящийся из спальни, был последним, что хотелось бы слышать Брэнду в данный момент. Он доехал до своего дома на берегу озера Остин в рекордно короткий срок, прорвался сквозь бури и грозы, преодолел массу неприятностей, а тут…

— Брэнд! Бэби, иди сюда.

Он сбросил мокрый дождевик прямо на ковер и отправился к бару за выпивкой. Налил текилы на три пальца и сразу выпил почти половину. Обжигающее пойло отвлекало от боли душевной. Брэнд отправился в спальню.

Ванесса лежала на его постели. На ней было только красное шелковое неглиже, тощие ноги призывно раздвинуты. Она перекатилась на бок, сверкнули кроваво-красные ногти.

— Иди сюда, бэби. Расслабься.

— Я весь мокрый.

— Я тоже…

Почему-то стало противно. Брэнд молча отправился в ванную. Вот уж чего ему сейчас точно не хочется, так это того, чего хотелось еще полчаса назад. И не с Ванессой. С Ширли…

Он резко поставил бокал, текила выплеснулась на пальцы. Ванесса возникла откуда-то сбоку, подплыла вкрадчиво, взяла его руку и стала облизывать его пальцы, один за другим, неотрывно глядя ему в глаза.

— Проклятье!

Ванесса с удивлением взглянула на Брэнда. А тот сердито отдернул руку и выставил ее за дверь со словами:

— Извини, но я хочу принять душ и согреться.

— Я жду, бэби. Обещаю, тебе будет жарко…

Тугие струи жалили его кожу, а он видел перед собой Ширли, ее нежную грудь, мокрую от дождя, ее горящие страстью темные глаза, ее обнаженное тело, словно созданное специально для него, Брэнда…

Брэнд яростно намыливался, словно пытаясь смыть ранящие воспоминания, но вместо этого образ Ширли становился все отчетливее, будто она стояла под душем рядом с ним, и горячая вода струилась по ее шелковой коже, как дождь сегодня ночью.

Где она сейчас? Что делает? Тоже принимает душ?

Он включил холодную воду. Он хотел смыть воспоминания о Ширли. Его будущее ждет за дверью ванной. Ванесса ждет.

— Как поживает твой феминистский проект, мой мальчик?

— В стадии разработки. Но я ценю ваше внимание, сенатор.

Брэнд притормозил, встретившись с одним из старейших политиков штата, отвесил слегка преувеличенный поклон и отправился дальше.

Уязвленный такой дерзостью и прытью ветеран нахмурился и пробормотал что-то о молодых оболтусах, которые переполнены новыми идеями, да только не могут воплотить их в жизнь.

Брэнд с самого начала повел себя неправильно, нарушив традицию, освященную веками, и сенатор никогда ему этого не простит. Брэнд не собирался извиняться и подстраиваться под здешние правила игры — он пришел в политику, а не в бордель.

— …губернатор подтвердил, что подписал постановление об освобождении вдовы Арбетнейла…

Брэнд навострил уши, сам не зная почему. О вдове Арбетнейл разговаривали трое его коллег, которых он знал только заочно; сейчас они склонились друг к другу, словно шекспировские ведьмы, и оживленно перешептывались. Обычное занятие для обитателей капитолия. Сплетни и слухи рождаются именно здесь, а отсюда разлетаются по всему Остину. Брэнд напряг слух.

— Я ничего об этом не читал.

— А вы ее видели?

— Лично нет, но в новостях, когда шел суд…

— Как думаете, Серкис скажет что-нибудь?

— Он уехал. Говорят, из страны. Недоступен…

Голоса стали тише, и Брэнд потерял к разговору всякий интерес.

Через секунду он чуть не налетел на Билла, который благоразумно отскочил в сторону. Брэнд с ходу упер советнику в грудь жесткий палец.

— Что нового насчет нашего автора?

— Ничего. Я звоню надзирателю чаще, чем любимой девушке, но на него кто-то явно давит.

Я так думаю, по крайней мере, потому что он молчит, как зарезанный. Вряд ли он так печется о защите прав своих подопечных, скорее напуган. Или подкуплен.

— Возможно. Но почему?

— Высокопоставленный заключенный? То есть, заключенная? Но ты говоришь, ее освободили, а я не слышал, чтобы в последнее врем из Гейтсвилля выходил кто-то, хоть мало-мальски известный. Я еще поспрашиваю.

Брэнд нахмурился. Что-то вертелось в голове, что-то как раз на эту тему, но он никак не мог сообразить…

Билл отвлек его от напряженных раздумий.

— Ты куда делся прошлой ночью?

— Решил выгулять «Харлея».

— Тебя Ванесса искала.

— Знаю. Нашла.

— Неужели приперлась прямо к тебе домой? Слушай, Брэнд…

Билл неожиданно увлек Брэнда в нишу и горячо зашептал:

— …мне кажется, что ты должен подумать насчет вашей помолвки. Точнее сказать, передумать. Говорят, она сует свой нос не только в твою квартиру…

Брэнд брезгливо поморщился.

— Я знаю.

— Знаешь? Знаешь, что она наняла какого-то ушлого частного детектива, чтобы он отправился в МакКейми и вытряс информацию о твоем прошлом из тех, кто ею обладает?

— Я знал, что она обо мне узнавала, но не знал, что она наняла профессионала.

— А ты думал, Ванесса сама попрется в наш старый вонючий городишко? Тетя Филь встревожилась, и Лу тоже. Почему ты не расскажешь Ванессе все, как есть, и не покончишь с этим?

— Ванессе незачем знать, откуда я приехал.

— Поверь мне, именно это ее и интересует более всего. Она сделала инвестиции в тебя, естественно, ее волнует все, что может навредить ее вложению. Компромат, нехорошие друзья, подозрительные связи. Просто скажи ей правду и посоветуй оставить эту тему.

— Не сейчас. Она может воспользоваться этими сведениями, чтобы разрушить мою жизнь.

— О чем ты говоришь? Ты же собрался на ней жениться? С какой стати ей вредить тебе?

— Хорошо, скажем так: было бы стратегически неверно рассказывать ей обо всем именно сейчас.

— Стратегически? Ты уверен, что мы говорим об одном и том же? Я имел в виду брак. Святое таинство. Союз двух сердец…

— Для парня, который обожает политическое регби, ты слишком романтичен, Билл.

— То, что я беспокоюсь за своего друга, еще не делает из меня романтика.

— Послушай, у нас с Ванессой вполне деловые отношения. Вполне логичным шагом для обоих является что? Правильно, стать партнерами. Она будет прекрасной женой. Есть другие идеи?

— Оставь в покое свои амбиции хоть на мину-ту. Нельзя всю жизнь посвятить исключительно политике и карьере. В один прекрасный день все закончится, и с чем ты тогда останешься? С кучкой пепла? Вот если у тебя сначала семья, а потом карьера, тогда падения, которые время от времени случаются с каждым из нас, тебе не страшны. Потому что у тебя есть тот, кто тебя поддержит в трудную минуту. Вдвоем легче перенести любую беду.

— Я родился на беду, Билл. Я сам — беда. Я жил так, я так умру. Некоторые вещи не меняются.

Теперь они появлялись все чаще и мучили его сильнее. Лица. Призраки.

Он с трудом оторвал взгляд воспаленных, красных глаз от сверкающей глади воды Карибского моря, повернулся и побрел по песку, оставляя глубокие следы. Он шел, закрыв глаза, чтобы не видеть лица, те самые, что все время смотрели на него из воды.

Это только отражение, говорил он себе. Это облака отражаются в синей воде. Птицы пролетают над лагуной. А почему их отражения так похожи на лица тех двоих… Кто знает?

Они умерли, погибли, но погибли не от его руки, Серкис все время себе об этом напоминал. Впрочем, как бы и от его… Это ведь его интриги довели их до смерти.

Его страсть к деньгам, к чужим секретам, к власти толкнула Дженни в объятия Рона. А потом его, Серкиса, желание замять всю эту историю, да еще ее собственное ощущение вины… и последнее ее решение.

Под зажмуренными веками встал еще один призрак. Шерилин. Впервые с тех пор, как ее освободили. Она смотрела на него, сломленная и жалкая, почему-то сквозь тюремные решетки. Она была таким же призраком, как и те двое, ее прежняя жизнь погибла в тот момент, когда Барри Серкис ужом проскользнул в ее комнату, выкрал ее платье и испачкал его в крови ее мужа. И еще потом, когда Серкис сделал все, чтобы суд не вынес оправдательный вердикт.