— Подождите, Серкис. Значит, вы и ваша жена были на той вечеринке в ночь убийства?

— Мы были приглашены. Я сказал Дженни, чтобы… чтобы… чтобы…

— Чтобы — что?

— Чтобы она соблазнила Рональда.

— Вы сами ее на это толкнули?!

— Да, моя идея. Очень легко. У Арбетнейлов много денег. Я спланировал наверняка: Дженни соблазнит Рона, они станут любовниками, а потом я, якобы, узнаю об этом и пригрожу скандалом. Пригрожу все рассказать Шерилин. И он заплатит. Это было мое самое лучшее дело. Миллион долларов, слыхали? А потом мы с Дженни уехали бы отдохнуть. Сюда, на полуостров, где за деньги можно купить все…

Дженни не хотела это делать, ей нравилась Шерилин, но я ее заставил. Она была послушной, делала все, что я велел. Рон запал на нее.

Она была красивая и такая… покорная. Умела хорошо любить мужчину. Они трахались один раз… потом был прием у Арбетнейлов. Я назначил Рону встречу в библиотеке, чтобы там пригрозить ему разоблачением. Я же не знал, что Дженни пойдет за мной и вмешается в разговор. Она больше не хотела, она чувствовала себя виноватой, особенно, когда Шерилин постучала в дверь и прервала нас… Она не знала, что в библиотеке с Роном я и Дженни…

— Что было дальше?

— Дальше Рон приказал нам убираться. Такой высокомерный, такой неприступный, Рональд Арбетнейл! Обращался с нами, как с мусором. Я потом понял, что совершил ошибку. Не с Роном, с Дженни.

— Какую?

— Она в него влюбилась, а он обзывал ее такими словами…

Брэнд чувствовал, что надо торопиться. Он не мог это внятно объяснить, но ощущение чего-то ужасного давило, словно неподвижный воздух перед самой грозой.

— Мы ушли из библиотеки, но я не мог бросить это дело. Надо было переговорить с ним еще раз, с Роном. Мы спрятались наверху, дождались ухода гостей, дождались, когда слуги разойдутся по комнатам. Я видел глаза Дженни, видел, что она в ярости, и потому послал ее к машине. Наверное, там она и взяла пистолет. Во всяком случае, мы с Роном разговаривали, когда она вдруг появилась в коридоре, наставила на него пистолет и потребовала, чтобы он извинился передо мной и перед ней за то, как он нас называл. Рон был уверен, что она блефует, он отказался, он смеялся над ней, и Дженни выстрелила ему прямо в грудь. Это судьба. Он умер мгновенно. Я потом уже понял, Дженни стреляла не в Рона. Она стреляла в свою вину…

— Но почему же никто в доме не слышал выстрела?

— Дворецкий глух, как пень, а прислуга веселилась в своем крыле. Шерилин спала… я подсыпал ей в шампанское «микки-лак», это снотворное, шлюхи его используют, чтобы обобрать клиента без помех. Я знал, что разговор будет нелегким, и не хотел, чтобы она снова нам помешала. Правда, она продержалась дольше, чем я рассчитывал, но потом все же отправилась спать…

Вы думаете, я планировал это убийство, а я вовсе его не планировал. Я никогда не был святым, но крови я не проливал. Никогда! Когда Рон упал, я испугался, что Шерилин слышала выстрел. Я должен был срочно придумать что-то, чтобы переложить вину на нее, чтобы она не могла обвинить нас с Дженни. Я быстро увел Дженни в машину, а сам поднялся к Шерилин, взял ее платье и окунул его в кровь Рона. Все сработало, представляете? Даже лучше, чем я мог бы это придумать заранее. Только вот Дженни…

Она тоже умерла в ту ночь, моя Дженни. Ее душа умерла. А тело продержалось еще три года. Наверное, надо было ей позволить сделать это. Покаяться и пойти в тюрьму. Наверное, так было бы лучше. Теперь неважно. Я слишком сильно ее любил, чтобы позволить сделать это тогда, а потом — потом я выполнил ее последнее желание, и теперь ее душа должна успокоиться. Как вы думаете, Дженни ведь не стала бы настаивать, чтобы я непременно шантажировал губернатора, верно? Она просто хотела, чтобы Шерилин вышла на свободу.

Серкис впервые повернулся к Брэнду, и безумие выглянуло из его неестественно светлых глаз

— Я выполнил ее желание. Я освободил Шерилин. Секрет губернатора похоронен в могиле Дженни, а губернатор освободил Шерилин. Теперь моя очередь…

Брэнд не успел среагировать. Вялый и расторможенный Барри Серкис вдруг весь подобрался каким-то неуловимым образом, потом его исхудавшая рука молниеносно метнулась к полотняной сумке, валявшейся на стуле рядом с ним.

Еще через долю секунды грянул оглушительный выстрел.

Брэнд нетерпеливо посмотрел в иллюминатор и снова откинулся на спинку кресла, тщетно пытаясь успокоиться. Они только что дозаправились в последний раз, и теперь им остался последний отрезок пути до Остина.

Вообще-то ему полагалось бы чувствовать облегчение, но Брэнд изнемогал от нетерпения. Пойти к пилоту, сказать, чтобы прибавил газу? Уже ходил. «Сессна» идет на пределе возможностей своего двигателя.

Он мысленно похвалил себя — в тысячный раз — за решение арендовать самолет. Если бы не маленькая «сессна», Брэнду не удалось бы удрать от мексиканской полиции, денег на откуп у него уже не осталось, а если бы они его задержали, то либо арестовали бы по подозрению в убийстве Барри Серкиса, либо отобрали бы диктофон и пистолет, который он унес в качестве вещественного доказательства.

Когда телефон стал брать Остин, Брэнд набрал номер своего давнего приятеля, детектива из полиции Остина и попросил его проверить, на чье имя зарегистрирован пистолет 22 калибра, такого-то номера. Пришлось коротко рассказать о случившемся, и тогда на том конце повисла напряженная пауза. Наконец приятель смог заговорить.

— Какого черта ты забрал пушку, Брэнд? Не могу поверить, что ты это сделал!

— Ты отлично знаешь, что иначе этот ствол мог исчезнуть среди прочих вещдоков, и уж мы-то в любом случае его не получили бы, а значит, не смогли бы доказать, что из этого оружия застрелили Рональда Арбетнейла.

— А почему ты так страстно хочешь это доказать?

— Потому что я влюблен!

— О Господи! Ладно, помогу, чем смогу, во всем, что касается этого международного юридического кошмара, но с любовью разбирайся сам. В этом деле я могу только молиться за тебя.

— Спасибо, до связи!

Звонок Биллу много времени не отнял. Брэнд распорядился срочно созвать пресс-конференцию возле Капитолия и обеспечить прямой эфир, а также проследить, чтобы Шерилин Стенхоуп обязательно посмотрела его выступление по телевизору.

— Но, Брэнд, она собирается уезжать из города…

— Значит, свяжи ее. Приклей к стулу. Возьми в заложники Аманду. Умри — но сделай.

Брэнд откинулся на спинку кресла и задумался.

Что за секрет, способный свалить Веллера, унес Серкис в могилу? Насколько же коррумпирован нынешний губернатор!

На секунду им овладел охотничий азарт: выяснить бы и прижать Веллера публично! Однако тут же перед глазами встала Ширли, ее усталые, грустные глаза, и Брэнд подумал: пусть секрет Веллера останется секретом. Главное — Ширли, ее честное имя, ее свобода и их общее счастье.

Билл посмотрел на часы — в шестой раз, поправил галстук — в третий, улыбнулся репортерам — в тысячный. Воздух аж звенел от нетерпения, переполнявшего внушительную толпу пишущих и снимающих журналистов, разместившуюся на ступеньках капитолия.

Билл давно работал с этими людьми, научился угадывать их настроение и потому знал, что потребуется совсем немного времени — и нетерпение сменится апатией, ожидание — раздражением. Тогда пиши пропало…

— Эй, Иглстоун, это очень мило, что ты позвал нас прогуляться возле Капитолия в этот солнечный денек, но мог бы хоть насчет сэндвичей предупредить!

— К черту сэндвичи, Иглстоун должен нам ящик хорошего вина!

— А Мэрфи будет? Если нет, то мы уходим. Нам надо перегонять картинку для вечернего эфира…

Билл уже собирался ответить, как вдруг знакомый голос за его спиной произнес:

— Мэрфи будет. Он уже здесь.

— Опаздываешь, Крутой!

— Можно подумать, с вами такого никогда не случалось.

— Ну ладно, я же дождался…

Брэнд оглядел толпу репортеров и возвысил голос.